И несмотря на все это, я попытался сесть. Резкий рывок, острая боль в позвоночнике, словно тот так и остался лежать, вырванный из тела. Но мне все же удалось кое-как усесться. Тут же к горлу подкатил тяжелый ком, просясь наружу.
— Смотри, папа, опять дергается!
— Консерва не должна шевелиться, — раздался позади меня хриплый мужской голос, и что-то тяжелое обрушилось на мой затылок, снова вынуждая улечься в криогенный «саркофаг»…
* * *
…Второе пробуждение помимо вышеописанных симптомов сопровождалось еще и жуткой болью в затылочной части. Здорово приложили! Интересно, чем это меня так? На этот раз я не спешил играть в «шевелящуюся консерву» и сперва внимательно прислушался, стараясь не обращать внимания на шум в ушах и головную боль. Никого.
Прежде чем встать, я попробовал понять, чего это будет мне стоить. Сначала шевельнул пальцами руки, потом слегка согнул ноги в коленях и, наконец, покрутил головой, едва слышно шипя от боли в затылке. Кажется, можно попробовать подняться. Почему-то мне казалось очень важным понять, где я нахожусь.
Несколько минут у меня ушло лишь на то, чтобы проморгаться, а когда зрение пришло в норму… Уж лучше бы я оставался без сознания. Больше всего это напоминало холодильник, вот только холода я почему-то не ощущал. Вокруг как попало валялись человеческие тела разной степени замороженности, а на соседнем со мной столе лежала обнаженная молодая девушка… На первый взгляд мне даже показалось, что она просто спит, а вот на второй…
— М-мать! Да что же здесь творится-то?! — не выдержал я и согнулся пополам, даря свободу и независимость скудному содержимому своего желудка.
У несчастной девушки не было ног. Точнее, они были, вот только не там где положено, а висели прямо над ней на длинных крючьях, свисающих с потолочной балки. Между прочим, весьма стройные и красивые ножки… были когда-то.
Усилием воли отогнав накатившую дурноту, я беглым взглядом окинул помещение, стараясь не опускать глаза на эту свалку тел. Впрочем, и наверху зрелище было весьма жутким: то тут то там к потолку были подвешены различные конечности и органы людей или даже целые тела, но — с содранной кожей.
— Это вообще что такое? — пробормотал я себе под нос.
«Еда»… — подсказал внутренний голос.
Скорее всего, так и есть. Если эти двое и меня определили в «консервы», то их с определенной долей уверенности можно записать в людоеды. А это, получается, их столовая. Стоп!
Только тут до меня дошло, что внутренний голос был каким-то странным. Во-первых, он звучал так, словно я действительно его слышал откуда-то изнутри, а не просто как какая-то посторонняя мысль, внезапно у меня возникшая, как бывало порою. А во-вторых, этот голос мне был совершенно незнаком: хрипловатый, низкий и со странным акцентом. Я осмотрелся. Нет, ни единой живой души кругом не было, если не считать разложенных и развешанных вокруг «консервов». Кстати, только теперь меня начал пробирать холод: похоже, утраченная после глубокой заморозки чувствительность возвращалась.
— Надо бы выбираться отсюда, пока и впрямь в «консерву» не превратился, — пробормотал я себе под нос.
«Еда. Много еды», — теперь голос уже звучал более явственно. И да, он раздавался внутри моей головы.
Сославшись на усталость и последствия анабиоза, я решил пока что не обращать на него внимания. Увеличивать за свой счет запасы продовольственного склада семейки каннибалов мне решительно не хотелось. Вместе с чувствительностью начали возвращаться и другие ощущения. Например, явственно засосало под ложечкой. В соответствии с техникой безопасности в «саркофаг» меня поместили на пустой желудок — предполагалось, что после разморозки меня будет ждать сытный горячий ужин, а не замороженные «консервы» из человечины.
«Жрать!» — озвучил мои чувства внутренний голос и умолк.
Но сперва нужно было позаботиться о своем внешнем виде. Бегать нагишом по улице, демонстрируя все свои достоинства (равно как и недостатки), мне не особо хотелось. К тому же нужно было согреться. Помимо обнаженных тел из саркофагов, я приметил несколько одетых и еще не успевших закоченеть трупов, просто сваленных в кучу. Отлично! Подойдя поближе, я убедился, что их действительно принесли сюда относительно недавно, и у всех «свежаков» были проломлены головы. «А значит, одежда им точно не понадобится», — решил я и уже через несколько минут стал обладателем короткой кожаной куртки, ношеных джинсов и высоких мягких сапог из неизвестного мне материала.
Одевшись, я почувствовал себя увереннее и начал согреваться. Скорее всего эффект был чисто психологический: снятая с трупов одежда была ничуть не теплее своих предыдущих хозяев.
«Жрать!» — снова повторил внутренний голос, напоминая мне об основных потребностях моего оттаивающего организма.
Мысленно с ним согласившись, я подошел к единственному выходу из холодильника. Как и ожидалось, он был заперт с той стороны, но достаточно широкая щель вселила в меня робкую надежду: не должен морозильник так закрываться, а значит, что-то было не в порядке с замком.
Беглый осмотр подтвердил догадку: замок был вывернут, а дверь — просто закрыта на засов с внешней стороны.
— Подвинься, приятель, — оттолкнул я висящий на крючьях труп, и тот плавно поехал к стене, освобождая мне путь к столу, на котором были разложены нехитрые инструменты: топор, обломок ножовки и пара крючьев.
Все это было покрыто бурыми пятнами крови. То ли орудия убийства, то ли столовые приборы каннибалов, к которым меня угораздило попасть. Ну что ж, зато теперь они послужат благому делу…
С помощью крюка мне удалось поддеть засов и поднять его, открывая себе путь к свободе. По крайней мере, очень хотелось на это надеяться.
«Много еды», — на этот раз я едва обратил внимание на голос. Тем более что он ошибался — вокруг не было ничего съедобного, несмотря на то что оказались мы, судя по всему, в каком-то супермаркете.
Однако теперь все полки его были пусты. Да и вообще создавалось ощущение, что здесь пронесся разрушительный ураган, старательно выметая и унося в неизвестном направлении все, что было плохо закреплено. Не исключено, что магазин просто давно уже не работал и переехал в другое место. Хотя это никак не вязалось с работающей холодильной установкой. Кстати, света внутри не было. Странно…
Я поудобнее перехватил топорик, а крюк сунул в шлевку на поясе джинсов. Раньше мне никогда не приходилось держать в руке оружие, тем более такое примитивное. Максимум — кухонный нож. Моим оружием были умело подвешенный язык, острый ум и огромные деньги на десятках счетов. Ну и, разумеется, врожденная скромность. Чем все эти несомненные достоинства — особенно деньги — могли мне помочь в схватке с людоедами, я не представлял, да и проверять не очень-то хотелось.
Осторожно изучив улицу через грязную витрину, я наконец-то выбрался наружу.
Дверь супермаркета оказалась сорванной с петель и лежала чуть в стороне, прямо на проезжей части. А вот окна были целехоньки все, как одно. И вообще, чем больше я оглядывался по сторонам, тем больше странностей примечал: да уж, совсем не так я представлял свое пробуждение и мир будущего. Кстати, а какой сейчас год? И что вообще произошло за время моего «отсутствия»?
Прояснить ситуацию могла бы пресса или средства массовой информации, но ничего похожего на газетный киоск или плазменный информационный экран вокруг не было. Даже рекламных щитов, которые, казалось, давно уже стали неотъемлемой частью современного общества. Точнее, когда-то современного.
— Папа!
Этот мерзкий голосок я узнал бы даже из тысячи противных детских голосов. Его обладателем оказался невысокий мальчонка лет восьми, одетый в какое-то невообразимое тряпье. Он вышел из-за угла в сотне метров справа и поднял руку, указывая на меня.
— Папа, наша консерва уходит! Эй, стой…
Ага. Наивный малыш… Ваша консерва не уходит, а уже убегает с предельной для своего полуобморочного состояния скоростью!
Я рванул в противоположную от юного людоеда сторону, одновременно высматривая его папашу. Не хватало еще прямо на него наткнуться.
Мой забег закончился так же внезапно, как и начался, буквально через пару кварталов. Свернув за угол дома, я едва не ткнулся в спину странного типа, выряженного так, словно он только что сбежал с операционного стола. Или с обеденного.
Незнакомец был одет в просторную светлую пижаму и такие же штаны. Одежду эту покрывали пятна крови, а голову типа — старательно наложенные бинты.
— Гхм-гха, — кашлянул я, чтобы привлечь его внимание.
«Пациент» начал медленно поворачиваться ко мне, но лучше бы он этого не делал.
Как и предполагалось, все его лицо было старательно забинтовано, открытыми оставались лишь щелочки глаз и рот. Вокруг которого, кстати, алели пятна свежей крови. Ого! Или кому-то не повезло со стоматологом, или…
