— Ну-ну, — сказал я поощрительно.
— Не хочешь привлекать внимание, — сказала она мило. — Все-таки герцогов, фюрстов и даже принцев хоть пруд пруди, а короли… короли! Тебе хочется затеряться среди мелочи до поры до времени.
Я сказал оскорбленно:
— С чего бы я восхотел такую глупость? Я уникален, я подчеркиваю это всеми фибрами!
— Всеми, да не всеми, — сказала она практично. — Как только станешь королем, в императорской канцелярии тебя возьмут на учет. Начнут прикидывать, насколько важен, нужен или бесполезен. А ты желаешь избежать этого внимания.
Я переспросил:
— Хочешь сказать, что пока что на меня внимания не обращают?
— Не канцелярия, — ответила она на не заданный вопрос. — Так… некоторые службы.
— Кто, оппозиция? Мятежники?
Она надула губки.
— Ну что ты так примитивно? В огромной империи множество интересов и множество разных сил. Это здесь только король и мятежники, а в империи… Нет, ты обязательно должен побывать там! Особенно в Амберголде.
Она щебетала, попискивала от удовольствия, когда мои пальцы особенно мощно скребли ее спинку, но я именно через кончики пальцев ощутил некоторое изменение в ее нервных сетях, словно она сказала нечто очень важное, а теперь напряженно ждет ответа.
Я помедлил, это что-то новое в наших отношениях, спросил расслабленным голосом:
— А что за Амберголд?.. Имя слишком пышное…
— Так и должно быть, — ответила она с улыбочкой и сама почесала мне затылок, заглянула в глаза. — Это столица империи!.. А в ней находится самый великолепный в мире дворец, красоты и величия которого ты не можешь даже и представить.
— Империи, — проговорил я, — ишь ты… ага… а какой?
Она в изумлении округлила глаза.
— Как это какой?
— Разве там, на Юге, она одна? — спросил я. — Даже здесь их несколько, я и то слышал об империях Вильгельма, Карла… наверняка есть еще.
Она с укоризной в глазах покачала головой.
— Зачем тебе другие?.. До них даже не добраться. А самая близкая, она на той стороне океана и выходит к берегу, это империя Германа Третьего. Это совсем другой мир, милый!
Я ощутил, как во мне поднимается ликование, но усилием воли задавил его еще там, на уровне сапог. Полная и горячая задница Бабетты на моих коленях, а если я иногда жопой чую лучше, чем головой, то про чувствительность женских и говорить нечего, нам с ними никогда не сравняться, я удержал лицо таким же улыбчиво-идиотским, голос мой тоже не изменился ни на терцию:
— Что, правда?
— Правда что? — спросила она чуточку разочарованно.
— Что там интересно, — пояснил я. — И что там особенного?
Она надула губы.
— Рич, не прикидывайся. Всякому было бы интересно, а уж тебе…
— Я не всякий, — напомнил я гордо и чуточку повел плечами, делая их пошире. — Терпеть не мог идиотов, что едут куда-то смотреть на архитектурные памятники.
Она спросила заинтересованно:
— Это что?
— Паломники, — пояснил я. — Идиоты, идут за тысячи миль, чтобы поклониться каким-то святыням, хотя каждый носит Бога в себе! Так что, еще раз, я весьма не они. У меня масса интересных дел, если ты об этом еще не слыхала.
Она улыбнулась несколько принужденно.
— Но ты мог бы не только посмотреть.
— А что?
Она пояснила:
— Имею в виду не только посмотреть издали. Тебя бы впустили, ты бы пообщался с многими сановниками, знатными людьми, крупными деятелями, что вершат судьбы королевств.
— Так я и так здесь с ними общаюсь, — ответил я.
— Я имею в виду, — проговорила она, — с теми… у кого власти больше. Все-таки королевство королевству рознь.
— Да, — согласился я, — хотя особой разницы нет, большое или чуть поменьше. Нет, это неинтересно. Уж молчу, что туда добираться через океан почти полгода, плыть, борясь со штормами, морскими чудовищами и океанскими течениями.
Она спросила заинтересованно:
— Океанскими течениями?
— Ну всякими гольфстримами, — пояснил я, — пикапстримами, опельстримами… Нет, я человек серьезный. Уже с неделю. Ну, пусть меньше, но все серьезнею и серьезнею, скоро стану таким… что даже и не знаю!
Судя по ее горячей и плотно-тяжелой заднице, туда все еще продолжает приливать кровь, усиливая мыслительный процесс, у меня такое бывает с головой, когда череп накаляется, будто попал в огонь, а сама Бабетта в это время, продолжая механически почесывать и поглаживать меня, любая женщина обязана это уметь делать в любом состоянии, напряженно раздумывает, даже слегка покусывает губки, но это можно списать на то, что хочет мне понравиться, губы от покусывания всегда краснее и полнее, эдакая женская хитрость.
Одно дело зазвать меня в этот Амберголд без всяких обязательств с ее стороны, другое — передать официальное приглашение, что кого-то обяжет или даже свяжет.
Идеальный вариант, если бы я, как дурак, увидевший красивую погремушку, обрадовался возможности прыгнуть через океан и сразу оказаться в Амберголде, но, думаю, Бабетта и сама не думает, что я вот так сразу и о-го-го, ибо красивая погремушка вот она, у меня на коленях, ее горячая задница уже измучила меня в месте соприкосновения с противником, но я почти тверд.
Другое дело, могла не ждать такого резкого отказа. Возможно, должен колебаться, что-то выторговывать, какие-то условия приема, допуска к самому императору, аудиенции, но я всем видом показал, что ничего из этого меня не интересует, а это значит, что изначально предлагать надо больше, горячая жопа на моих коленях не поможет, я же все-таки рыцарь и стоек к соблазнам… или, если нерыцарскую правду, — трусливо-осторожен.
— Ты крепкий орешек, — сообщила она с милой улыбкой, — признаю. И что ты хочешь?
Я изумился.
— Разве не знаешь? Достроить флот, проложить железную дорогу до Савуази, Баллимины, Истанвила и дальше, дальше!.. Построить типографии, обучить грамоте как народ, а потом и вовсе простолюдинов… не всех, конечно…
Она покачала головой.
— Не увиливай, ты знаешь, о чем я.
— О чем?
— Хочешь, — спросила она сердито, — приглашения от вице-канцлера империи?.. Официального приглашения посетить столицу империи Амберголд?
Я покачал головой.
— Нет.
— Почему?
Я ответил медленно:
— Извини… я пока сам не знаю, чего хочу.
Она улыбнулась победоносно, вот они какие, мужчины, а все про женщин говорят всякое, а я еще разок ругнул себя, что еще чуть и поддался бы на провокацию и брякнул бы что-либо гордо-рыцарское, дескать, приглашений не надо, а когда восхочу, явлюсь и сам!
— Ладно, — сказала она и крепко поцеловала меня в губы. — Вижу, ты сейчас весь занят выборами, это для тебя на первом месте. Потом поговорим подробнее!
Я ощутил сожаление, когда она легко вспорхнула с моих колен и, оглянувшись через плечо, сказала с понимающей улыбкой:
— Не поднимайся, не мучай себя. Между друзьями этикет не обязателен.
И выпорхнула за дверь, а я еще долго сидел, ожидая, пока спадет сладостное ощущение ее плотного горячего зада на моих коленях, а губы перестанут чувствовать ее полные сочные губы, такие податливые и обещающие.
Похоже, ей предложили пригласить меня в империю, показать ее блеск и могущество, однако сами не желают связывать себя, особенно приглашениями от лица сильных мира сего.
Значит, интерес ко мне пока что легкий, как к варварскому вождю, что довольно быстро поднимается, организовывая вокруг себя мелких вождей, и начинает завоевания. Такие постоянно возникают то там, то здесь, даже я наслышан как о императоре Карле, так и о Вильгельме Блистательном, а еще и о мелком Мунтвиге, чья слава в дальних регионах выше, чем даже у Карла.
Обычно такие создают империю в кратчайшие сроки в результате молниеносных завоеваний, однако самое позднее, когда все рассыпается, это их смерть, но у многих империи рушатся даже раньше.
Потому да, серьезные люди в империи не считают меня опасным, что весьма даже зело облегчает дыхание. А то уже временами начинаю чувствовать железную хватку на горле, слишком уж я чувствительный.
Правда, есть еще несерьезные, не имеющие особой власти, но умные и проницательные…
Распахнулась дверь, Жерар сказал слегка запыхавшимся голосом:
— Ваше высочество! Отец Тибериус схвачен и доставлен!
— Введите, — ответил я поднялся уже без особых усилий.
Отец Тибериус вошел не по-монашески быстро, собранный, четкий, глаза умные, взгляд острый и цепкий, коротко поклонился.
— Что вы делаете с людьми, ваше высочество? — спросил он с укором.
— А что я делаю?
Он кивнул в сторону захлопнувшейся за ним двери.
— Такой строгий, серьезный и даже мрачный человек, как Жерар Макдугал… начинает шутить!.. Это ваше дурное влияние.
