Ознакомительная версия.
Но вражеское войско, казалось, тоже ничего не слышало — воины в черных одеяниях (даже не доспехах) стояли спокойно, ртов не разевали. Да они, пожалуй, и вправду не слышали, потому что командиры подавали им знаки руками.
Молчание врага, как и опасался Ироня, подействовало на посконичей угнетающе. С таким противником они встречались впервые. Обычно супостаты, едва заслышав знаменитые посконские запевы «в кости, в гости, в страсти, в снасти, в вести, в челюсти», начинали разбегаться. Много лет этот способ действовал безотказно…
Дружина у Стремглава была не так уж велика, зато обучена отменно и вооружена соответственно. А у врага даже конницы не водилось, и воины его были кто с косой, кто с топором, кто просто с дрыном.
— Сейчас кавалерия их разрежет для начала, — сказал Ироня, — а уж потом начнется потеха…
Но потеха началась гораздо раньше, когда посконские кони, не довезя своих седоков до противника, стали шарахаться в стороны, становиться на дыбы, разворачиваться и скакать прочь, роняя пену. Скакать назад, давя собственную пехоту.
— Что это с ними? — в ужасе спросил Ироня.
— Это же мертвецы, — просто сказал бонжурский король. — Даже дети знают, что лошади боятся покойников. Впрочем, задним умом мы все крепки… Я, пожалуй, опозорился бы точно таким же образом…
Потоптанная посконская пехота все же нашла в себе силы перейти в наступление. Впереди, размахивая мечом, бежал Стремглав Первый.
— Безумец, — сказал Пистон. — У него что, генералов нет?
— У нас воеводы есть, — вздохнул Ироня. — Только они все уже в годах и бегать не горазды… Но ничего, в рукопашной наши себя окажут…
Посконичи в рукопашной действительно были страшны. Для живого противника. Мертвые же немые полки шли вперед и вперед, не обращая внимания на молодецкие удары мечами, на тяжкую работу боевых топоров, на отсеченные конечности и даже головы.
— Вон тот, на носилках — каналья Кренотен, — сказал бонжурский король. — Ах, мон блин, все следует делать своими руками и не передоверять случайным людям! Ну что мне стоило тогда самому…
— Нет, ваше величество, — сказал Ироня. — Лучник Жеан был боец получше вас на ту пору. А вот куда этот гад подевался при взятии Чизбурга?
— Искали, — сказал Пистон. — Я даже награду объявил. Нашли какого-то раздавленного камнями в его плаще. Помнится, мерзавец бастард Полироль его и нашел, и денежки заграбастал… Что он делает, Эйрон? Он в своем уме?
А там, в хрустальном шаре, король Стремглав в одиночку пробивался к носилкам с вражеским вождем.
Посконичи не отступили, нет. Они остались верны своему павшему в грязь знамени. Они просто кончились. Их оказалось слишком мало для силы, вставшей против.
Ироня стоял, закрыв лицо руками.
— Они взяли его в плен, мой друг, — сказал Пистон. — Он жив. Я немедленно начну переговоры…
— С кем? — хрипло спросил Ироня. — С Кренотеном?
— В самом деле, — сказал Пистон. — Но все равно придется поднимать армию…
— Бессмысленно, — сказал вдруг мессир Гофре. — Бессмысленно поднимать армию.
— Почему? — возмутился король.
— Мертвые всегда будут побеждать живых, потому что мертвых всегда будет больше…
в которой с великим трудом выясняются возмутительные подробности дерзкого побега из королевской тюрьмы
Коменданта Вместилии сперва повесили для острастки, но сразу же вынули из петли для допроса.
Но и нескольких смертных мгновений хватило коменданту, чтобы повредиться умом, потому что понес он такое…
— Ваше величество, это все из-за свадьбы!
— Опомнитесь, де Мидюк, я вас уже помиловал. Придите в себя и толком расскажите, что именно произошло. Мне нужно только знать, кто именно сбежал и куда. И можете не вставать…
Багроволицый комендант Вместилии сидел у стены и только всхлипывал:
— Свадьба… Проклятая свадьба…
Пистон Девятый обвел взглядом тюремный гарнизон, состоящий в основном из инвалидов.
— Комбатанты! — воскликнул он. — Неужели ни в ком из вас не найдется смелости рассказать своему королю, как было дело?
Комбатанты ежились под королевским взором.
Наконец один насмелился — во всяком случае, прокашлялся.
— А, это ты, старина Пилот? Я так и думал, что участник штурма Чизбурга не должен подвести. Только не вздумай тоже городить про свадьбу!
— Пусть говорит что хочет, сир, — подсказал Ироня. — Там разберемся…
— Так что, ваше величество, — сказал однорукий седоусец с нашивками сержанта, — имело место нарушение как дисциплины, так и режима внутренней службы.
— Уже хорошо, — сказал король. — Уже обнадеживает.
— К тюремным воротам приехала принцесса Изора Мезантийская на телеге, запряженной белым вороным конем…
— И этот тронулся, — вздохнул король. — Кто же это вас так напугал, бесстрашные мои? Ведь Изора Мезантийская жила еще при Косматых королях, точнее — при Бибире Сокращенном… А добрая фея Деррида, случаем, не прилетала?
— Никак нет, ваше величество! Прилетала злая фея Альсидора — так она, во всяком случае, доложилась. Так вот, эта принцесса Изора, что на белом вороном коне, привезла передачку узникам из четвертого каземата — решила, видно, подогреть их…
— Это какое-то новое оружие, — решил Пистон. — Навели умопомешательство на всех и убежали…
— Да вы слушайте, слушайте, сир, — сказал Ироня. — Изора Мезантийская полна жизни — уж вы мне поверьте.
— А конь? — спросил король.
— Что — конь? — спросил Ироня.
— Какой масти конь? Белый или вороной?
— Это был диалектический конь, сир. С одной стороны он и вправду белый, зато с другой — вполне вороной, — сказал Ироня.
— Спасибо, ваше сиятельство! — воодушевился сержант. — Но на коне сидел рыцарь в черных латах и без головы…
— Рыцарь тоже диалектический? — безнадежно спросил бонжурский король.
— Вздор, пустые латы, я проверял, — сказал Ироня. — Пусть сержант продолжает.
Ободренный сержант подкрутил усы единственной рукой и сказал:
— Привезла, значит, принцесса Мезантийская Изора узелок. Ну, мы проверили. Хлебушко, маслице, рыбка копченая… А еще в узелке была какая-то игрушка навроде дракончика — ну как живой! Мы прямо засмотрелись на него и обо всем забыли… Как есть из памяти вылетело… А она в это время должно быть, засов и открыла…
— Игрушечный дракончик, — с сомнением сказал король. — Может, он у вас еще и говорящий был?
— Как есть говорящий, ваше величество! Только не по-нашему.
Пистон с надеждой посмотрел на Ироню.
— Все так. Потом объясню, — сказал граф Пихто. -… И еще была там бутылочка, ваше величество, — сконфуженно сказал сержант Пилот.
— Вот с бутылочки и надо было начинать! — воскликнул король. — От нее, проклятой, все беды Бонжурии!
— Добрая бутылочка, вместительная, — продолжал сержант. — Темного стекла и со стеклянной же пробкой. И написано опять же не по-нашему…
— Ну не тяни, — сказал король.
— Мы порядок знаем, — с достоинством заявил сержант. — Нужно же попробовать — вдруг заговорщики решили отравить узников, чтобы не сболтнули лишнего? Мы такие бутылочки всегда проверяем досконально…
— Не сомневаюсь, — сказал король.
— И только я эту пробочку оттыкнул, — сказал сержант, — как все и началось…
— Что началось? — взревел король в нетерпении.
— Так свадьба же, ваше величество… — пискнул сержант.
— Опять свадьба?! — от королевского вопля даже вековые стены крепости задрожали.
В ответ на королевский взгляд Ироня пожал плечами:
— До сих пор он не врал, сир…
— Свадьба, ваше величество, самая настоящая свадьба! То ли я на свадьбах не гулял? Да нас, ветеранов, туда едва ли не силком тащат! Принято так теперь! Свадьба, да еще какая богатая, веселая! Столы накрыты, гости пьяны, музыканты играют фламбетты и лариоли, на одном конце поют «Где ты, Франсуазушка, ночку ночевала?», на другом «Плезир — славный городок, Столенграда уголок». Нас сажают за столы, мы молодых поздравляем… За это время, ваше величество, вся тюрьма уйти могла — а ушло только несколько человек из четвертого каземата…
— Куда же вы смотрели? — устало спросил король, заранее смиряясь с любым бредом.
— Так мы спохватились! — не без гордости сообщил однорукий Пилот. — Еще как спохватились! Да поздно опомнились: арестанты все в телегу попрыгали и мешковиной сверху накрылись…
— Постой, — сказал Ироня. — Ты приметлив, сержант, так скажи — кто из узников бежал? Ты запомнил?
— Конечно, запомнил — побег-то ведь на моей памяти первый! Двое студентов бежали — один посконич, другой арап, потом еще бандит этот кучерявый… Да, одноглазый моряк на деревяшке… Ну и принцесса, понятное дело. Чего же ей оставаться…
— Значит, двое студентов бежали?
— Двое, ваша светлость. Они уж третьего, бледного такого, уговаривали, уговаривали: братец, братец… А он надулся, завернулся в мантию и стоит посреди двора…
Ознакомительная версия.
