Учитель-вампир каждую ночь преображался и в бессильной злобе царапал зубами стены своего узилища. С первыми утренними лучами, падающими в палату сквозь пуледуромагонепробиваемое окно, клыки Лохкарта втягивались, но он не сгорал, подобно классическим вампирам. Иммунитет к солнцу несчастный Амадеус приобрел из-за того, что от рождения был оборотнем.
Посему уставший за ночь пациент превращался в черного волка и долго жалобно выл, пока не засыпал, уронив голову на мощные мохнатые лапы. Тогда в палату робко забегала бригада санитаров, перекладывала Лохкарта на кушетку, делала уборку, оставляла еду и свежую прессу. Пациент был настолько тяжелым, что даже утка под ним крякала.
Работа была нервная, мало ли оборотню вздумается проснуться! Вот почему от медбратьев всегда разило чесноком. Ну, и спиртным.
Школьная докторша Анестезия Коноваллер вместе с коллегами Лохкарта не раз напоминали Мастдаю о том, что лишь он — самый титулованный и опытный маг — способен врачевать вампиров. Глюкообильный все понимал, но руки никак не доходили.
Теперь же, когда ректор узнал о новом странствии Харри Проглоттера (ему доложили сторожевые птички Нельзяблики), до Амадеуса фон Лохкарта дошли не только руки, но и ноги.
— Вот тут наш болезный и обретается, — указала тонкой стерильной ручкой Анестезия Коноваллер на титановую дверь в конце темного коридора.
— Спасибо, Анечка, — улыбнулся докторше Мастдай. — Дальше я сам.
Коноваллер с нескрываемым облегчением удалилась, оставив ректора в больничном полумраке.
Настенные часы пробили полночь. Не лучшее время общаться с вампирами, но отчего-то наиболее эффективное для их врачевания.
Глюкообильный сделал три глубоких вдоха. Медленно двинулся к месту заточения Амадеуса, читая первое древнее могущественное заклинание
В юном месяце апреле
все сгорели карусели.
Неужели, в самом деле,
выпадает сектор «Приз»?
Что ж вы, девки, не поете
о физической работе?
И на этой сильной воте,
ву-ка, дверка, отопрись!
Непосвященному адепту могло бы показаться, что в тексте заклинания не было особенного смысла, но тяжеленную дверь выломало вместе с косяком и всеми запирающими механизмами да заклятиями. Титановая плита с грохотом ухнула к ногам Мастдая. Он не остановился, а начал новую волшбу
Близко, близко наш милок.
Прилетай ко мне, мелок,
очерти запретный круг,
чтобы не прорвался друг.
Гоголь плавает в реке,
утка крякает в руке,
буду резать, буду бить
и вампира изводить.
К концу заклинания Глюкообильный вошел в палату и приблизился к вжавшемуся в угол Лохкарту. Волшебный мелок выпорхнул из его кармана, очертил на полу круг и юркнул обратно, на место.
Лохкарт опомнился и бросился на визитера, норовя вонзить клыки ему в шею, но ударился о невидимую преграду. Ректор отвлекся от валяющегося на полу и вращающего шальными глазами упыря. Простер ладонь к выходу
— Туки-туки, я в домикус!
Дверь бодро подскочила и захлопнулась, словно ее и не выворачивало несколько секунд назад. Мастдай Хоботастовский был воистину великим чародеем.
Теперь Лохкарт не мог ни убежать, ни растерзать посетителя. Но вампир не сдавался со злобным рычанием он царапался в защитный полог, воздвигнутый магическим мелком.
Глюкообильный достал волшебную палочку. Даже ему потребовалась механическая помощь для максимальной фокусировки сил.
Прочистив горло, волшебник приступил к главному, наисложнейшему заклинанию изгнания вампира
Как с налета, с поворота,
развеселый, удалой,
застрочил из блендамета
блендаметчик молодой!
Ты ж один не умывался,
поедая майонез,
ерундою занимался,
напевая полонез…
И теперь, как скальпель остры
и по-хищному легки,
кариозны микромонстры
жадно вцепятся в клыкиr
Ты споткнешься и замедлишь,
и не сможешь пасть заткнуть
тут же бешеные волки
встанут лапами на грудь
Кол осиновый по сердцу,
А не острый финский нож
Плюс чеснок и тонны перца,
что посеешь, то пожнешь!..
Мастдай говорил и говорил магическую нескладуху, взвинчивая темп, повышая голос, а Лохкарт то хватался за лицо, воя от адской зубной боли, то падал навзничь и катался, держась за сердце…
Что ж вы, братцы, приуныли?
Эй ты, Лохкарт, черт, пляши!
Voodoo-people яму рыли,
так что, паря, не грешиr
Я тебе и стоматолог,
аллерголог, кардиолог,
логопед и ларинголог,
участковый терапевт.
Я тебе и избавитель,
и приемный прародитель,
и порядочный мучитель,
говорю «Вампирам — нет!!!.
Амадеус вдруг застыл в потешной позе, которую китайцы назвали бы «Пышая каракатица, достигающая нирваны через черный вход бытия». Постояв так пару долгих мгновений, Лохкарт кулем рухнул на полпалаты.
Экспресс-курс лечения по методу Мастдая подошел к счастливому концу.
Ректор пролевитировал спящего Лохкарта на кровать и покинул больничный корпус, не закрывая дверей.
О, сколько нам открытий чудных…
А. С. Пушкин.
Агент Империи Зла должен быть скользким, как насморк, подлым, как падающий на голову кирпич, стойким, как ощущение жизненной несправедливости, и умным, как шведская бытовая техника.
Типовой жидкий терминатор (кодовое имя Склизкий Асмоделкин, а для краткости шифровки либо Склизкий, либо Асмоделкин) отвечал всем параметрам классного шпиона. Произведенный в Швеции, принимающий любую форму, двигающийся молниеносно, — клад, а не агент. Кроме того, Склизкий был машиной, а не человеком, следовательно, зарплаты не требовал. Посему министерство финансов Империи буквально молилось на этого сотрудника.
Сейчас Асмоделкив притворился поверхностью палубы. Он растекся по лодке Эдварда и воспроизвел цвет и текстуру грязных досок. Изредка по псевдодоскам пробегал легкий муар, но вряд ли его кто-нибудь замечал.
Стоически позволяя людям топтаться по своему телу, Склизкий анализировал ход выполнения задания.
Что ж, начало неплохое стоило терминатору расположиться в кустах, растущих напротив ворот Хоботаста, как из школы вышли сначала объект Спайдерман, статус — мальчик, затем объект Козазель, статус — девочка, а уж на сладкое вывалился объект Проглоттер, статус — мальчик, внимание, обнаружена цель шпионажа. Прослушивание диалога не принесло стратегически значащей информации (ключевые слова «дракон», «Мировой Змий» и всякие подобные не фигурировали), зато Склизкий четко усвоил тактическую цель «клиентов». Эквилибритания.
Вдруг откуда ни возьмись вырулил магоавтобус. Шпион еле успел накинуть личину бродяги и ввалиться в салон вслед за объектами слежки. Здесь произошел сбой он то ли сел слишком близко к ведомым, то ли смотрел на них излишне часто, но объект Козазель заподозрил неладное.
Далее все текло без эксцессов. Асмоделкин остался доволен собой, повысив свои skills на пять, а самомнение на десять пунктов.
Выйдя в инфернет, шпион послал краткий отчетшефу, Хитрусу Объегориуму
«Прицепился. Репей.»
Берег Туманного Альбиона стремительно приближался.
— Так вот ты какая, Эквилибритания, — взял патетическую ноту Харри. — Беня, наверное, надо разбудить Молли.
— Моль? Да пусть еще подрыхнет, — отмахнулся Спайдерман. — А вот нашего великого кормчего стоило бы растолкать. Что-то он прикемарил, с тобой беседуя… Эй, дядя, вставай, приплыли!
Эдвард не отреагировал. Харри тронул его за плечо — Капитан, проснитесь. Капитан!
Морской волк недовольно пробормотал короткое проклятие, но его веки даже не дрогнули, хотя руки по-прежнему крепко сжимали руль.
— Кажется, влипли, Прогл, — тревожно сказал Беня.
Ребята помолчали.
— Может, водой попробовать? — предложил Проглоттер.
Спайдерман зачерпнул за бортом воды и плеснул в лицо Эдварду.
— В рагу не кладется наш грозный бигмак! — отчетливо пропел старый моряк, автоматически стирая брызги о плечо, но не просыпаясь.
— Что он провыл? — спросил Харри.
— Строку из старинной моряцкой песни. А он часом не пил? Ром там или грог какой? А, Прогл?
— Н-нет, — замотал головой Проглоттер. — Мы просто трепались. Устал, наверное.
Спайдерман задумчиво взъерошил волосы на макушке, а затем завопил
— Полундра!!!
— Хыр-р-р! — всхрапнул в ответ Эдвард.
Зато подскочила Молли Козазель. Она выхватила верные кинжалы и замерла в оборонительной стойке.
— Моль-Моль-Моль… — продемонстрировал пустые ладони Веня. — Это мы, свои, свои… Вот… Хорошо… Все хорошо… Да, да, прячь ножики… Умница… Свои… Свои…
— Чего орали? — буркнула Молли.
Харри показал пальцем на храпящего Эдварда — Его будили.
— Зачем?
Проглоттер молча ткнул тем же пальцем в сторону набегающего на катер берега.
— Ага, я отвернусь, а ты смоешься в трюм, — прониклась подозрениями Козазель.
