Но как недолговечно было мое счастье. Уже скоро я поняла, что он не любил меня, и единственное, что ему было нужно — это мои деньги.
— Угу, обычная история, — заметила я. — Жаль, ты незнакома с моей подругой Викторией, вот уж кто бы сказал тебе много всякого хорошего о мужчинах.
— Ну, я продолжу? Хоть я пыталась спрятаться за видимостью благополучия, но видела, насколько ужасно мое положение. Я была для него хуже любой служанки, он запрещал мне покидать дом без его ведома, но если мы появлялись в свете — о, любой бы сказал, что мы самая счастливая пара на свете.
Я жила в двух мирах: между любовью и ненавистью, между правдой и ложью, между счастьем и болью, между…
— Да, я поняла. Так что там у нас дальше?
— Я терпела, о, я долго терпела! Но всему приходит конец. И вот я сказала ему: «Ты прекратишь так издеваться надо мной, иначе…». Все, чем я могла ему пригрозить, была расправа моего отца, но недаром тот был судьей графства. И Джеймс, мой муж, прекрасно понимал, чем ему грозит навлечь на себя гнев такого влиятельного человека. Мне оставалось только отправить письмо, и я могла сделать это в любой момент.
«Корделия, тебе следовало бы сразу так и сказать, — расплылся он в улыбке. — Все будет так, как ты захочешь, дорогая». И я ему поверила. Наверное, это было неправильно, но мне ничего не оставалось, кроме как принять его слова. Вроде бы, он и правда стал относиться ко мне лучше, и я наконец смогла почувствовать себя не его рабыней, но женой, и, возможно, будущей матерью его детей…
Однажды вечером, когда я уже готовилась ко сну, он позвал меня в малую гостиную.
«За наше примирение, дорогая», — и протянул мне бокал.
Хоть бы одна мысль закралась тогда ко мне в голову, хоть бы одно сомнение. Но нет, тогда я свято верила, что наше счастье все же возможно.
Я выпила. Да, вино было непривычно на вкус и горчило, но я заметила это не сразу, а когда поняла, было слишком поздно.
«Что это?» — попыталась спросить я, но слова застряли в горле. Я попыталась вздохнуть, но не смогла.
«Ты, ты, что ты сделал?» — было ли это моими последними мыслями или последними словами, я уже не помню.
Помню лишь смутно, как видела на полу свое распростертое тело, видела улыбку на лице Джеймса… Сейчас все как в тумане. Потом были похороны — красивые, чинные, я лежала в гробу и казалась самой себе божественно прекрасной, хоть портрет пиши. Никто ничего не заподозрил.
«Она всегда была так слаба здоровьем, — говорили соболезнующие. — Бедная девочка, что за судьба, умереть так рано!»
Меня они не видели. Первым, кто увидел меня в том виде, в котором я предстала перед тобой, был Джеймс, на следующий после похорон день. О, как изменилось его лицо, да его же едва удар не хватил! Кстати жалко, что не хватил. А я всего лишь спросила:
«Милый, ну зачем же ты это сделал?»
Я даже не пугала его специально, это развлечение я изобрела потом.
Не переставая озарять себя крестным знаменем, он бросился к двери. Он убежал, оставив в доме все вещи — позже за ними заехали его слуги. И все вывезли, между прочим! Остался только какой-то старый ненужный хлам времен Вильгельма Завоевателя. Даже мою любимую оттоманку вывез!
— Печальная история, — хмыкнула я. — Изыди.
— Что, снова?
— Извини, но я хочу спать!
На следующее утро я занялась тем, что вела себя как обычно, будто у меня дома и нет никакого призрака. Например, пошла в ванную.
Ванная комната — это то место, где можно уединиться, подумать о вечном, предаться философским размышлениям, или просто помыться. К сожалению, в отличие от моего старого дома, здесь вода не появлялась по волшебству из труб, так что добрую половину уже не столь приятного утра я таскала ведра из колодца и грела чаны с водой. Но оттого насколько приятным блаженством было окунуться в теплую воду, чтобы смыть с себя кошмары прочей ночи.
Я вдохновенно намыливала губку, насвистывая под нос не очень уместную, но отчего-то пришедшую в голову Марсельезу, и пыталась не думать о призраке. Я все силы прикладывала, чтобы о нем не думать. Я только и думала о том, как бы о нем не думать. И вот, как раз в тот момент, когда я думала о том, что совсем уже не думаю о призраке, беловатая тень мелькнула подле меня.
Я даже не разозлилась, сил на злость не оставалось. А день ведь только начинался…
— Доброе утро, Августа! — радостно поприветствовала она меня.
— Отвернись, я из ванны вылезаю, — буркнула я недовольно. — Что на сей раз? Вроде историю свою ты мне рассказала, теперь должна упокоиться с миром. И вообще, сейчас же утро! Утро, ты понимаешь? Приличные призраки появляются только ночью, это же всем известно!
— Да? Я не знала. Извини. Мне уйти?
— А ты и правда уйдешь?
— Да нет, вообще-то. Некуда.
— Так я и знала. Ничего, еще пару дней, и я либо окончательно свихнусь, либо придумаю, как от тебя отделаться. Кстати, объясни мне, — проговорила я, всматриваясь в ее белое лицо. — Вот все эти кровавые подтеки, это вообще откуда? Тебя же отравили, а не долго и упорно ногами били?
— Ну, понимаешь, мне кажется, так страшнее, — призналась Корделия.
— Ага, конечно. Вроде бы призраки должны оставаться только в том состоянии и одежде, в котором были на момент смерти, или я что-то путаю?
— Я этого тоже не знала, — она расстроено поджала губы, готовясь заплакать. — Но я так стараюсь быть страшным призраком, пугающим всех и вся… Вот с твоим дедушкой у меня получилось!
— Ничего, у тебя почти получается. Но эта засохшая кровь тебе правда не идет.
— Так лучше?
Она довольно посмотрела на меня. И даже почти перестала казаться прозрачной.
— Лучше, лучше, — кивнула я. — Если ты исчезнешь, тебе вообще цены не будет.
Свой дом я покидала быстрым шагом, воровато оглядываясь. Кто их знает, этих призраков… Только увидев вдали шпили церквей Уотфорда я облегченно вздохнула.
* * *
Мы решили, что работа Фрэнка подождет. Вернее, я так решила.
— Это очень важно! Практически вопрос жизни и смерти! — заявила я, и пусть кто-нибудь попробует сказать, что я соврала.
Мы вышли прогуляться в небольшой сквер возле его офиса, такой ухоженный и опрятный, что зубы сводило от скуки.
— Итак, графиня, может быть, ты все же расскажешь, в чем заключается твоя проблема? — спросил Фрэнк после того, как мы обсудили утренние новости, погоду, летнюю резиденцию королевы Виктории, политику Дизраэли, регату на Темзе, котировку акций на фондовой бирже и заказанную мною вчера мебель.
— Понимаешь, Фрэнк, — прошептала я скорбно — кажется, я сошла с ума.
— И давно ты это осознала?
— Осознала? В каком это смысле? Я имею в виду, что я действительно сошла с ума! Помутнение рассудка и все такое.
Он посмотрел на меня уже более серьезно.
— Какой вздор, с чего ты взяла?
— У меня начались галлюцинации. Мне показалось, что я видела призрака.
— Так.
— И слышала…
— Та-ак.
— И разговаривала. Долго. Теперь мне осталось только пойти и сдаться в Бедлам. Хотя, говорят, в Сальпетьер во Франции методы гуманнее. Но нет, меня уже ничего не спасет, я безнадежна!
— Постой, постой, какой призрак?
— Ну такой, нормальный, обычный призрак. Прозрачный, пугает и все дела. Правда, потом мы разговорились, и он, в смысле она, рассказала мне о себе, милая такая девушка, хоть и глупа непроходимо.
— Августа, скажи мне честно, что ты пила? Это все абсент, он до добра не доведет!
— Ничего я не пила. И вообще, Фрэнк, что ты себе позволяешь!
— Тогда что это? Гашиш, морфий, опий, лауданум? Знаешь, пойдем-ка присядем.
Я обиженно хмыкнула, что он меня не за ту принимает, но все же понимала, что совершенно не понимала, что же произошло. И даже стала сомневаться, а был ли призрак?
— Фрэнк, послушай, я правда видела привидение. Говорила с ним. Оно — настоящее!
— Графиня, ты знаешь, что привидений не существует?
Я кивнула. Это я знала точно. Не существует, как и Санта-Клауса, и зубных фей, и эльфов, и русалок, и духов, и оборотней. А привидений — в первую очередь. Знала, но уже не была в этом так уверена.
— Но я же его видела… Ведь не зря же этот дом стоял запертым столько лет, мой дедушка был тем еще скрягой, все-таки он приехал из Шотландии, и просто так дом бы он не оставил! Это привидение девушки, которую убили в этом доме, отравили.
— И она стала призраком? Не хочу тебя разочаровывать, но людей убивают направо и налево, в том числе и травят, уж поверь адвокату. Если бы каждый из убитых становился привидением, в Лондоне было бы просто не протолкнуться. И почему же она не появилась в первую ночь, когда я был в твоем доме? Тогда, может быть, я бы поверил. Или отправился бы вместе с тобой в Сальпетьер.
— Ну откуда же мне знать! — воскликнула я. — Может, ты ей не понравился? Или она тебя испугалась.
