Зато ему нравилось читать и писать. Ему нравились слова. Слова не кричали, не издавали громких звуков, чего нельзя было сказать о членах его семьи. Они не требовали месить грязь в промозглую погоду. Не принуждали охотиться на безобидных животных. Они делали то, что им велели. Поэтому он сказал, что хочет выбрать карьеру писаря.
Его отец буквально взорвался. В его личном мирке писари находились всего на одну ступень выше учителей. О боги, они ведь даже не знают, с какой стороны к лошади подходить! Дальше были и другие Слова.
Так Вильям очутился в Анк-Морпорке — там, куда съезжаются все потерянные и заблудшие души. Так он и стал зарабатывать на жизнь словами, на тихую, мирную жизнь. Но, как считал сам Вильям, он еще легко отделался по сравнению с братом Рупертом, который был большим и добродушным — прирожденным учеником Угарварда, вот только родился он первым, а не вторым.
А потом разразилась война с Клатчем…
Ее нельзя было назвать значительной, она закончилась, даже не начавшись, — она была войной, в существовании которой не хотела признаваться ни одна из воевавших сторон, но одним из событий, произошедших за несколько бестолковых дней этой жалкой заварушки, была смерть Руперта де Словва. Он умер за свои убеждения, одним из которых — чисто угарвардская черта — была вера в то, что храбрость способна заменить доспехи. Что если заорать погромче, то клатчцы развернутся и обратятся в бегство.
Во время последней встречи с Вильямом отец достаточно долго распространялся о славных и благородных традициях де Словвов. Большей частью де Словвы считали традиционным нести весьма неприятную погибель всяким чужеземцам, но вторым почетным призом, насколько понял Вильям, было самим сложить голову на поле брани. Де Словвы всегда откликались на зов города. Только для этого они и существовали. Вот и семейный девиз гласил: «Верное Слово В Нужном Месте». Лорд де Словв никак не мог понять, почему Вильям не захотел поддержать столь славную традицию и поступил так, как всегда поступал в подобных случаях, то есть… никак не поступил.
Ныне между де Словвами пролегала вечная мерзлота тишины, по сравнению с которой даже зимний мороз мог показаться сауной.
Предаваясь мрачным размышлениям о прошлом, Вильям наконец добрел до словопечатни, однако внутри его ждал приятный сюрприз: там университетский казначей оживленно спорил с Хорошагорой о теории слов.
— Погоди, погоди, — говорил казначей. — Несомненно, фигурально выражаясь, слово состоит из отдельных букв, но они, если можно так выразиться… — он грациозно помахал длинными пальцами, — существуют лишь теоретически. Несомненно, они, то есть буквы, — это всего-навсего потенциальные частицы слова, а потому в высшей степени наивно полагать, будто они обладают действительным существованием, так сказать, униально и сепаративно. Да и сама идея обладания буквами физического существования является с философской точки зрения крайне пугающей. Как, несомненно, и идея о носах или пальцах, бегающих по миру самостоятельно…
«Три раза „несомненно“», — подумал Вильям, привыкший замечать подобные вещи. Если человек за достаточно короткое время целых три раза произносит «несомненно», это свидетельствует о том, что его внутренняя пружина вот-вот лопнет.
— У нас целые ящики букв, — без всякого выражения произнес Хорошагора. — Мы можем составить из них любые слова.
— В этом вся и беда, понимаешь! — воскликнул казначей. — А если металл запомнит слова, которые отпечатал? Граверы, по крайней мере, переплавляют пластины, и очищающая сила огня…
— Прошу прощения, ваша волшебность, — перебил его Хорошагора.
Один из гномов осторожно похлопал его по плечу и передал лист бумаги, который был тут же вручен казначею.
— Молодой Кеслонг приготовил тебе небольшой сувенир на память, — пояснил Хорошагора. — Пока ты говорил, он набирал. И вот, прямиком с отпечатной плиты. Быстрый паренек.
Казначей попробовал смерить молодого гнома строгим взглядом, хотя с гномами подобная тактика усмирения никогда не работала: там и мерить-то было особо нечего.
— Правда? — наконец буркнул казначей. — Как интересно… — Он пробежал взглядом лист.
И выпучил глаза.
— Но это же… Когда я говорил… Я ж только что это сказал… Как вы узнали, о чем я буду говорить… Мои точные слова… — заикаясь, забормотал казначей.
— Точные и совсем не оправданные, — добавил Хорошагора.
— Минуточку… — тут же вскинулся казначей. Вильям оставил их спорить дальше и отправился в экскурсию по словопечатне. Вот отпечатная плита — большой плоский камень, используемый в качестве верстака. Это понятно, все граверы пользуются таким. Вот гномы снимают листы бумаги с металлических букв, и это тоже понятно. Кстати, слова казначея были действительно ничем не оправданы. Душа у металла? Это же просто смешно.
Вильям заглянул через голову гнома, который усердно собирал буквы в маленьком железном лотке — короткие пальцы так и летали над подносом со шрифтом. Все прописные буквы лежали в коробочках в верхней части подноса, строчные — в нижней. По движениям рук можно было догадаться о том, какой текст набирал гном.
— $-$-$-а-р-а-б-о-т-а-й-В-С-в-о-б-о-д-н-о-е-В-р-е-м-я… — пробормотал Вильям.
Вдруг его посетила догадка. Нет, не догадка — это была абсолютная уверенность. Вильям опустил взгляд на грязные листы бумаги, лежащие рядом с лотком.
Мелкий остроконечный почерк безошибочно идентифицировал автора как хапужного прощелыгу, напрочь лишенного деловой хватки.
На Себя-Режу-Без-Ножа никогда не садились мухи — боялись, что он сдерет с них арендную плату.
Вильям машинально достал из кармана блокнот и аккуратно записал в нем, используя придуманные им самим сокращения:
«Поразт. соб. нач. прсх. в Грд. в свз. с откр. Слвпчтни гнм. Г. Хорошагорой (пд. вывес. „Ведра“), чт. вызв. знч. инт. у мн. гржн., вкл. вед. торгвц.».
Прервавшись, он прислушался. Разговор в другом конце комнаты явно приобретал более дружелюбный характер.
— Сколько-сколько? И это за тысячу штук? — переспросил казначей.
— Чем партия больше, тем дешевле, — откликнулся Хорошагора. — Но мы работаем и с маленькими тиражами.
Лицо казначея засветилось теплотой, как у человека, который привык иметь дело с числами и который вдруг увидел, что некое огромное и очень неприятное число буквально на глазах уменьшается до незначительных размеров. В таких обстоятельствах у принципов нет ни единого шанса. А на видимой части лица Хорошагоры появилась жадная ухмылка, как у человека, который только что научился превращать свинец в еще большее количество золота.
— Конечно, такие большие контракты утверждает лично аркканцлер, — промолвил казначей, — но смею тебя уверить: он очень внимательно прислушивается ко всему, что я скажу.
— Нисколько не сомневаюсь в этом, ваша волшебность, — радостно откликнулся Хорошагора.
— Гм, кстати, — задумчиво произнес казначей, — у вас тут существует такая вещь, как ежегодный банкет?
— Да, определенно, — ответил гном.
— И когда он состоится?
— А когда надо?
«Сд. по всму, вт-вт. бдт. закл. круп. сдлк. с 1 Образ. Учр. Грд.», — написал Вильям, а потом, поскольку был честным человеком, добавил: «Инф. из Дов. Ист.».
Совсем неплохо. Только сегодня утром он разослал письма, а на руках уже важная информация для следующего послания…
…Которое заказчики ожидают получить не раньше через месяц. Однако к тому времени важная информация станет не столь уж важной — есть такое смутное, но вполне определенное ощущение. С другой стороны, если он не донесет эти новости, кто-нибудь обязательно выкажет недовольство. Как в прошлом году с тем дождем из собак, случившимся на улице Паточной Шахты. Ладно бы забыл сообщить, так ведь дождя и вовсе не было!
Можно, конечно, попросить гномов подобрать буквы покрупнее… Но одной сплетни маловато будет.
Проклятье.
Нужно подсуетиться и найти что-нибудь еще.
Действуя скорее импульсивно, Вильям подскочил к уже собиравшемуся уходить казначею.
— Э-э, прошу прощения…
Казначей, пребывая в бодром и радостном расположении духа, доброжелательно поднял бровь.
— Гм? — вопросил он. — Господин де Словв, если не ошибаюсь?
— Да, он самый… Я…
— Спасибо за предложение, но Университет располагает собственными записными кадрами, — отмахнулся казначей.
— Э-э… Я просто хотел узнать, что ты думаешь о новой отпечатной машине господина Хорошагоры, — сказал Вильям.
— Зачем?
— Э-э… Ну, я просто хотел бы знать. Чтобы рассказать об этом в своем новостном письме. Понимаешь? Точка зрения ведущего специалиста анк-морпоркского чарологического учреждения и всякое такое.
