Выбравшись в зал с развороченным входом, Егоров убедился, что тот пуст.
– Давайте за мной, – шепнул он. – Только очень тихо.
Скрип досок действовал на нервы. Олег слышал за спиной шаги мальчишек, которые будто ступали по минному полю. Он подошел к оконной дыре и взглянул в темноту. Интересно, сейчас все та же ночь или уже миновали сутки? На подоконнике замерзла кровь, припорошенная свежим снегом. Шаги позади медленно поскрипывали, и тут Олег сообразил, что два перепуганных тельца уже уткнулись ему в спину. Егоров резко обернулся, едва не повалив ребят. К ним топал мертвец, точно искупавшийся в крови. Обрывки тюремной робы свисали вперемешку с внутренностями. Из-под верстака выбрался еще один труп и заковылял за товарищем, распахнув беззубый рот, как престарелый оперный певец.
Мальчишки кинулись к двери, а Олег не мог отвести взгляда от зомби. Они, казалось, стали двигаться еще медленнее, шаркая по полу грязными ногами. Перекрикивания ребятни раздались уже за стеной, и Олег поспешил к выходу. На улице валил снег, дальше пары метров видеть было нельзя. Белая стена подходила все ближе, сжирая последние кусочки ночи.
– Дядь, – сказал Мишка, который, казалось, лет на десять повзрослел, – что нам теперь делать-то?
Из снежного водоворота доносился какой-то скрежет.
– Если бы я знал…
– Двигать надо, там ведь эти гады, они ж вылезут, догонят! – тараторил Леха.
За спиной и впрямь от прикосновений мертвецов застонали доски. Нужно было бежать, но куда? Ведь в необъятной молочной мгле жили черные тени прошлого, голодные и опасные.
Пробираясь едва ли не на ощупь, троица резала таежный снегопад. Практически ослепленные нескончаемым крошевом, они просто шагали вперед. Когда на пути вырос забор из деревьев, Олег обрадовался. Лес казался самым безопасным местом. Но вцепившиеся ему в руку мальчишки вдруг потянули назад. Тогда Егоров увидел, что стволы деревьев вовсе не были такими толстыми, как ему показалось. Мертвецы облепили лесной частокол, вгрызаясь в кору, точно спятившие зайцы. Треск стоял оглушительный. Трупы были везде. Завидев людей, они прервали свое занятие и с любопытством уставились на живых. Из черной массы стали отделяться сгорбленные пятнышки, приближаясь со всех сторон.
Теперь Олег окончательно все осознал. Куда бы они ни пошли, где бы ни спрятались, рано или поздно мертвецы найдут их. Если и удастся затеряться в тайге, то протянуть на морозе больше суток уже не получится. Лететь сломя голову в неизвестность было глупо. От тех, кто не спит и не устает, убежать невозможно.
Снег вдруг прекратился, открывая взору вереницу трупов, закручивающихся спиралью вокруг людей. Мальчишки жались ближе к Егорову, догадываясь, что помощи ждать больше неоткуда.
– Слушайте меня внимательно, – проговорил Олег. – Бежим что есть сил к котловану, ясно? К тому самому.
– Зачем? – обреченно спросил Мишка.
– Потому что я хочу жить, – бросил Олег и потянул мальчишек к проявляющейся в темноте снежной дороге, вокруг которой пока еще не успели сомкнуться мертвецы.
Шальная мысль посетила голову неожиданно, и Олегу было не до раздумий. Все, чего он хотел, – выжить любой ценой. Любой. Вспомнились слова майора о мальчишках. Что же, Олег позаботится и о них.
Отовсюду к ним тянулись облезлые руки, стараясь ухватить хотя бы небольшой кусок человечины. Зомби вылезали везде, и от них едва удавалось увернуться. Абсурдная идея гнала Олега к котловану, а рассудок заранее противился тому, что задумал осуществить лейтенант. Дикость будущего поступка давила на черепную коробку, но Егоров несся вперед, пока десятки, если не сотни, мертвецов медленно ковыляли следом.
У котлована никого не оказалось, и Олег, взглянув на первую волну приближающихся трупов, столкнул Леху с Мишкой вниз. Мальчишки покатились по склону, обрастая снежной коркой. Когда друзья воткнулись головами в растекшуюся по дну слизь, Олег прыгнул следом. Ворчание мертвецов приближалось, на другом краю котлована уже вырастали серые силуэты.
– Вы что ж натворили такое? – плакал Мишка, размазывая зловонную жидкость по замерзшему лицу. – Нас же теперь всех сожрут!
В земле словно ковырялись огромные кроты. Изрытые мертвецами тоннели сочились снежной влагой, в глубинах невообразимой трясины копались проснувшиеся покойники.
– Нас бы и так сожрали, – срывающимся голосом говорил Олег, глядя на новые фигуры вокруг котлована. – До последнего куска, как остальных.
Леха сидел на земле, смотря в одну точку. Его, казалось, уже ничего не интересовало. Мишка пытался что-то сказать, но издал лишь бессильный стон.
– Но здесь, – продолжал Олег, намазываясь оставшейся после костра дрянью, – может, проживем. Хоть и немножко в другом качестве. Если не разучимся говорить, скажете мне спасибо.
Хрусталики на ресницах Мишки дрогнули. Сверху донесся знакомый вой. Мальчишка медленно опустился рядом с Лехой, из закрытых глаз которого, словно рельсы, тянулись ледяные полоски. Над головами ребят в сплетении деревьев ухнул филин. На востоке занимался рассвет. Мишка обнял друга и, пульсируя крупной дрожью, тоже зажмурился.
Олег уповал на то, что та химия, которая разбудила мертвецов, все еще сохранилась здесь. Огромное кострище с раскисшей землей должно было стать его пропуском в новый мир. Мир без боли и усталости. Без адского холода и болезней. Мир без жизни. Егоров последний раз поднял голову к туманному небу тайги. Его личная стройка БАМа подошла к концу, и Олег лишь надеялся, что успеет ожить до того, как мертвецы оставят от него человечий обрубок.
В котлован спускались десятки бамлаговцев. Падая, спотыкаясь, путаясь в снегу, они шли за своей пищей. Волочили мертвые ноги, чтобы впервые за сорок с лишним лет наконец-то наесться.
– А что, по-вашему, хуже: покойники или дети? – спросил я.
– Дети, пожалуй, хуже, они чаще мешают нам.
– А покойники все-таки не врываются в нашу жизнь, – сказал Сакердон Михайлович.
– Врываются! – крикнул я и сейчас же замолчал.
Даниил ХАРМС. «Старуха»
Любой человек расскажет вам, что ничего хорошего нет в центральной районной больнице.
Ровным счетом ничего. А уж морг там и вовсе дрянь, особенно если учитывать, что морга как такового в большинстве центральных районных больниц и вовсе нету.
Вот и в Энской ЦРБ морг представлял собой обыкновенный подвал, расположенный под одноэтажным зданием с кирпичным цоколем и деревянными стенами, окрашенными в зеленый цвет. В здании, относящемся к поликлинике, находились кабинеты окулиста, отоларинголога, какие-то лаборатории и подсобные помещения. Многие посетители даже и не задумывались, что в полутора метрах ниже, под полом, на металлических прозекторских столах лежат голые покойники.
Да они там не так часто и лежали. Откуда в маленьком городке, хотя бы даже известном в летописях с 1146 года, взяться множеству мертвых тел? Умрет, бывало, старуха, так у нее и диагноз известен: пора уж. Что ее вскрывать? Что там у старухи внутри может быть интересного? Гадость всякая. Вот и лежит старуха дома, на столе, сложивши на груди руки со свечкою. Над нею то ли плачут, то ли поют другие старухи, которым еще не пора, да гундосит священник в ожидании выплат и обязательного подношения рюмочки. А потом старуху везут на кладбище на грузовичке с открытыми бортами, и еще одна старуха, которой не пора, сидит рядом, свесив ноги в войлочных чунях, и бросает на дорогу еловые ветки.
Говорят, на те ветки наступать ни в коем случае нельзя, а то помрешь вслед за старухою. Разумеется, нелепое суеверие – уж сколько наступает народу на те ветки, и никто, к сожалению, тут же не помер. А то квартирный вопрос в стране решился бы сам по себе, не говоря уже о многих других государственных проблемах.
Так что со старухами не стоит и руки марать, старухам морг не нужен.
Когда кто помоложе умирает, или особенно из милиции, из райкома-райисполкома, из торговли – тогда да, вскрытие. И зашить надо аккуратно, не тяп-ляп, и череп опять же просят не пилить, хотя положено, и рыло побрить надо или там накрасить, если баба. Чего уж, тут и на ладонь чего всегда капнет. Трешка там или пятерка. Или даже десятка.
Но это если своей смертью померши.
А если не своей, а на машине разбился, например, то вскрытие уже делает судмедэксперт. Он был один на три района, так называемый «кустовой», благо аварий со смертельными исходами случалось не слишком много, несмотря на автотрассу поблизости. Однако иногда судмедэксперт не торопился; вот и сейчас в углу лежал на носилках уже двухдневный труп молодого мужичка, который убился, свалившись на «КамАЗе» с моста в мелкую речку. Вернее, мужичок даже не то чтобы убился – его зажало в сплюснувшейся кабине, и помер он от СДС, то бишь синдрома длительного сдавления.
