— Государь,- молвил Трурль,- с конструкторской точки зрения шаровидность имеет как хорошие стороны,так и дурные; но со всех иных точек зрения лучше, если разумное существо не может себя переделывать; такая свобода- истинное мучение.Ведь тот,кто вынужден оставаться таким,каков есть, может винить судьбу,переменить которую ему не дано;тому же, кто волен себя изменять, уже некого винить за свою ущербность,и,если ему плохо с самим собою,ответа за это никто не несет,кроме него самого.Но,государь,не для того я прибыл,чтобы читать тебе общую теорию самоконструирования,а чтобы испробовать мои машины-рассказчицы.Угодно ли тебе выслушать следующую?
Король согласился; сотрапезники, пригубив из амфор с отборнейшим ионным отваром, уселись удобнее, а вторая машина приблизилась к ним, отвесила королю учтивый поклон и молвила:
— Великий государь! Послушай историю со вставными историями о Трурле-конструкторе и приключеньях его удивительно нелинейных!
Однажды Великий Конструктор Трурль был вызван к царю Душидаву Третьему, Властелину Железии, который желал дознаться, как достичь совершенства и какие потребны для этого переделки духа и тела. А Трурль ему так отвечал:
— Случилось мне посетить планету Легарию;остановившись,по обычаю своему,на постоялом дворе,решил я до тех пор не покидать своего покоя,пока досконально не ознакомлюсь с историей легарийцев и их обычаями. Стояла зима, на дворе завывала вьюга,и в мрачной хоромине, кроме меня, никого не было; как вдруг послышался стук в ворота.Выглянув в окошко, я увидел четверых мужей в капюшонах,сгибавшихся под тяжестью черных саквояжей. Выгрузив саквояжи из бронированной брички,они вошли в дом. Назавтра, около полудня, из соседнего покоя донеслись до меня престранные звуки:свист,удары молота,стоны, дребезг стеклянной посуды, и все это перекрывал мощный бас, восклицавший без устали и перерыва:
— Живей,чада мести!Живее!Вытягивать элементы сквозь ситечко, да поровнее! А теперь в воронку его!И вальцевать!Дайте-ка мне этого сукина кибера, бронегада,заржавца,вредороба,в смерти запрятанного!И в могиле не скроется он от праведного нашего гнева!Дайте-ка сюда его мозговину премерзкую,ходули его проклятые,а теперь вытягивайте носище! Дальше, дальше, ровно тянуть, чтобы было за что ухватить при экзекуции!Дуньте-ка в правый мех, молодцы-удальцы! В тиски его,а теперь медный лбище его заклепать!И еще разочек!Ладненько, ох, ладненько!Эй,поживее там со своим молотом!Ну-ка!Да посильней нервные струны натяните,чтобы не отдал он концы так скоро, как тот, вчерашний!! Пусть отведает вволю мучений и мести нашей! Ну-ка! Ухнем! Э-эх!
Так он покрикивал,вопил и рычал,а ответствовали ему лишь грохот, да лязг, да гуденье мехов,а потом вдруг я услышал чиханье и громкий торжествующий рык четырех глоток;какое-то тормошенье послышалось за стеной, скрипнула дверь; заглянув в щелку,я увидел,что в коридор украдкой входят приезжие незнакомцы, и, не веря своим глазам, насчитал уже пятерых. Они спустились по лестнице, заперлись в погребе и оставались там долго,а вечером вернулись к себе — вчетвером,как прежде,и было за стеною так тихо, словно их посетила смерть. Я снова взялся за книги, но история эта застряла во мне занозой, и я решил во что бы то ни стало ее разгадать.Назавтра,в ту же самую пору,в полдень, опять загремели молоты, загудели мехи и раздался все тот же ужасный, надорванный бас:
— Ну-ка,чада мести!Поживей,электристы мои удалые! Пошевеливайся! Досыпать ему протонов и йодику!Поскорей управляйтесь с этим косорыльником, лжемудрецом, омерзистом и разодранцем,с этим вечностным лиходельником,дабы мог я ухватиться за носище его громадный, и тянуть, и топтать его до скоропостижной медленной смерти! Дуйте-ка хорошенько в мехи!
Снова раздались чиханье и визг,заглушенные,очевидно, силой,и снова вышли они на цыпочках из покоя,и опять насчитал я пятерых незнакомцев,спускавшихся в погреб,и четверых, когда они возвращались назад. Поняв, что только там и возможно разгадать эту тайну,я вооружился лазерным пистолетом и на рассвете сошел в подвал;не нашедши там ничего, кроме обугленных и покореженных железок,я спрятался в самом темном углу, прикрывшись пучком соломы; так я сидел на страже,пока наконец около полудня не раздался уже знакомый мне грохот и крики;вскоре дверь распахнулась и четверо легарийцев втащили пятого, опутанного веревками.
На нем был старинного фасона кафтан- малиновый,с выпушным воротом, и шляпа с плюмажем; сам же он был щекаст и имел преогромнейший нос, а губы его, искривленные страхом,что-то без устали бормотали.Запершись на засов, легарийцы по сигналу самого рослого из них сорвали с узника путы и принялись немилосердно его охаживать куда ни попадя, крича наперебой:
— Вот тебе за прорицание счастья! Вот тебе за грядущее совершенство! А это за лютики бытия!И за розовые цветочки! И за всесветные васильки! И за братанье альтруистическое! И за романтику духа!
И уж били они его, и дубасили так,что быть бы ему забиту до смерти,если б не высунул я из-под соломы лазерный ствол и тем присутствия своего не выдал. Тут они отступились от жертвы,а я спросил, чего ради так истязается незнакомец,который ни на разбойника, ни на голодранца пригульного не похож, ибо по вороту выпушному и малиновости кафтанной видно,что это как-никак особа ученая.Они поначалу смешались и тоскливо поглядывали на оружие свое, оставленное у двери; когда же я грозно нацелил на них пистоль, от умыслов своих отказались и, потолкав друг друга локтями, упросили того, высокого, самого из них басовитого, ответить за всех.
— Знай же, пришелец неведомый,- обратился он ко мне,-что пред тобою здесь не садистики,не тиранисты или иные дегенераторы племени роботного; и хоть место, какое являет сия темница,малопочтенно, то, что в нем происходит, прекрасно и похвально во всех отношениях!
— Прекрасно и похвально!-не выдержал я.-Что ты мне,сударь, рассказываешь, легариец негодный? Я же своими глазами видел, как вы, накинувшись на оного малиновца вчетвером,насмерть его хотели забить! Аж таки масло прыскало из ваших суставов от ударов тяжелых! И это вы смеете называть прекрасным?
— Ежели Ваша Чужеземная Милость,- ответил мне бас,- будет все время перебивать,то ничего не узнает,а потому нижайше прошу язык придержать собачкой,а рот закрыть на замок, иначе я сказывать перестану.Знай, что пред тобою первейшие физикусы,славные кибернеры, электристы, словом, усердные и смышленые ученики мои, которым по уму нет равных во всей Легарии; сам же я профессор обеих материй противоположного знака, оздатель всемогуторной воскресистики, Вендеттий Ульторик Аминиус,а сие означает, что имя, фамилию, прозвище и прочее свое достоянье я отмщению посвятил.Вместе с верными учениками окончу я жизнь,мстя за позор и страдания легарийцев мерзистому сквернолюбу по имени,проклятому навеки,Малапуций,он же Малапуциус Хавос, что ползает тут в кафтане малиновом; ибо он непутево и гнусно огоремычил всех легарийцев- преднамеренно,вконец и навеки,искошмарил их,замудрил,ухайдокал, скопытил,а сам, от суровой спасаясь расплаты, укрылся в могильнике, хитромысленно полагая, будто там ничья десница его уже не настигнет!
— Отнюдь,Ваша Неведомая Пресветлость! Я это все ненароком! Я нечаянно, ибо все иначе должно было быть!…- застонал, не поднимаясь с колен, носач в малиновом платье.
Я слушал и смотрел, ничего не понимая, а бас продолжал свое:
— Вармоганций,любимчик ты мой, по лбу влепи горлопану губастому!
И верный его ученик немедля сие исполнил,аж гул пошел по подвалу.Я на это:
— До окончательного выяснения- битье, а равно всякое иное истязательство строжайше, под угрозой применения оружия, запрещаю, а ты, профессор Ульторик Вендецкий, говори, что хотел сказать!
Профессор крякнул, поморщился и, наконец, промолвил:
— Чтобы понять,о чужеземный пришелец, что и как к великой беде привело и почему мы вчетвером,от жизни мирской отрекшись,основали орден воскресенцев-молотобойцев, дабы жизни своей остаток посвятить наслаждению местью, надобно поведать тебе в немногих словах нашу историю от сотворения мира…
— А нельзя ли с несколько более позднего времени? — спросил я, опасаясь, как бы не занемела рука под тяжестью лазерного ствола.
— Никак невозможно, Ваша Чужеземность!Так что слушай, да повнимательнее… В народе, ты знаешь, сказывают о каких-то бледнотиках, которые роботный род в ретортах состряпали,однако просвещенным умам известно, что все это ложь, несусветнейший миф… Ибо на самом деле в Начале был только Мрак Темнющий, во Мраке же- Магнетичность, что атомы раскручивала; вращаясь, ударялся атом об атом, и возник Пра-Ток,а с ним и Первая Светлость… а после звезды зажглись, планеты остыли, и в их нутре завелись Прамашиночки-крохотульки, а из них Прамашинки,а из них,от дуновения Святой Статистики, Протомашины.Считать они еще не умели,только и знали,что дважды два,а дальше- ни бе ни ме, но потом, благодаря Естественной Эволюции, кое-как наловчились пятое через десятое, и зародились из них Мультистаты и Омнистаты, а от тех родился Питекантробот, а от него уже и праотец наш, Автоматус Сапиенс…
