Принцесса недаром слыла умной девушкой. Пытаться она не стала. Вместо этого деловито вытерла руки накрахмаленной салфеткой, изрядно отхлебнула сидра и, взяв светильник наперевес, как всадник копье, принялась таранить дверь с разбега. Не с целью её вынести, а желая привлечь к себе внимание тюремщиков.
— Кто-нибудь! Эй! — монотонные удары Лара подкрепила ещё и громкими призывами — для надёжности.
И ответ пришёл.
— Я у ваших ног, несравненная, — с романтическим придыханием прошелестел глухой голос за дверью. — Только слово — и ваше желание будет тут же исполнено!
— Выпустите меня отсюда! — тут же и выразила своё желание принцесса.
— Другое слово, — помолчав, ответил тюремщик.
Кажется, он обиделся.
— Ладно, тогда позовите эту свинью! — в голоске нежнейшей Лареллы зазвучали срывающиеся и даже истеричные нотки.
Впрочем, стоит ли винить за эту бедную девушку, на чью долю выпало столько треволнений и приключений?
— Которую? — осторожно уточнили за дверью.
— А что, у вас тут целый свинарник? Я имела в виду принца! Дарина, мать его за ногу, Великолепного, чтоб его сам Нечистый полюбил!
— Но его здесь нет, — растерялся похититель. — И, знаете, в мои планы не входит, чтобы он тут появился. По крайней мере, пока. Понимаете ли, Ваше Высочество, я давно и безрезультатно вздыхаю по вам. Потому и…
— А вы вздыхайте продуктивно, — посоветовала Лара, успокаиваясь и задумчиво разглядывая треножник. — Один долгий вдох через нос и медленный выдох ртом. Замечательно расправляет лёгкие и вентилирует мозги.
Нет, светильник никак не желал походить на осадное орудие и, не скрываясь, демонстрировал свою бесполезность. Он годился разве что для того, чтобы шарахнуть врага по голове. Но тюремщик, судя по всему, предпочитал вести переговоры из-за двери. И в этом находились свои резоны.
— Я вам свою душу распахиваю, — огорчился похититель. — А вы смеётесь. Нет, все-таки женщины удивительно жестокосердны. Между прочим, я даже вам стихи посвящал, сочиняя их в ночной тиши и глядя на окна вашей пустой спальни!
— Ну, так прочтите, — рассеянно ответила Лара, оглядывая комнату в поисках более подходящего оружия. — Может, тогда моё сердце и растает.
— Нет, что вы! — застеснялся негаданный и, в общем-то, ненужный поклонник. — Моё творчество столь убого, что я не могу оскорблять слух столь прекрасной дамы таким… э-э-э… убожеством. Мне и в голову не придёт…
— Да читайте уже! — рявкнула принцесса, несколько утомлённая этим невнятным блеяньем за стеной.
— Хорошо же, — с решительностью певца свободы, идущего на казнь, отозвался романтичный тюремщик. — Но только я жду от вас честной и откровенной критики. Скажите то, что думаете и не щадите самолюбие несчастного поэта.
Выдержав театральную паузу и, наверняка, приложив руку ко лбу — а ведь именно так и поступают все гении, декламирующие тексты собственного сочинения, страдалец начал заунывно, с подвыванием читать:
— Как листик тонкий падает на душу,
Свою любовь я ложью не разрушу,
К твоим ногам сложу я все богатства
С мольбой у нежных ног твоих остаться.
— Отвратительно, — выдала вердикт Её Высочество, усаживаясь на постели и по дикарски складывая ноги.
— Вам не понравилось? — огорчился голос.
— А что тут может нравиться? Вам критика нужна? Извольте! Два «я» и две «ноги» в двух строфах — это перебор. «Богатства-остаться» — рифма дурная. Да тут вообще хромает и слог, и размер, и ритм. Первой строчки я вовсе не поняла. К чему она? Для красивости?
— Ну да, — растерялся стихоплёт. — Это метафора, понимаете? Символ моей искренней, бескорыстной и романтичной любви к вам.
— Не понимаю! — отрезала непреклонная принцесса. — Стихи дурны.
— Всякий норовит поэта обидеть! — в конец разобиделся голос за дверью. — Я так вижу! А в вас не хватает нежности, дабы понять высокий полет мыслей.
— Нет, ну признайтесь все-таки, что вас нанял принц, — вкрадчиво, тоном хитрой лиски, потребовала Лара. — Ну, признайтесь же! Вы выдали себя с головой. Только в его окружении имеются истерики, не способные срифмовать что-то сложнее, чем «любовь» и «кровь».
— Это вы намекаете, что я истерик? — кажется, недавний воздыхатель уже был морально готов сменить амплуа с несчастного влюблённого на главного Злодея.
Её Высочество смущённо потёрла нос ладонью. Действительно, получилось неловко.
— Ладно, простите меня, — нехотя призналась Лара. — Это путешествие дурно повлияло на мои манеры. Я не собиралась вас обижать. И стихи, в целом, совсем неплохи. Их только стоит слегка отшлифовать. Но скажите, вас действительно не принц нанял? Это не он приказал запереть меня тут?
— Да сдался вам этот принц! — вышел из себя воздыхатель. — Между прочим, тут ещё и я есть!
— Вот и именно, что ты тут есть «между прочим», — пробормотала себе под нос принцесса, растягиваясь на кровать во весь рост и забрасывая руки за голову. — Ну а зачем вы тут есть?
— Чтобы очаровывать! — решительно оповестил голос.
— Тогда можете начинать, — разрешила снисходительная к чужим слабостям Её Высочество.
В принципе, план у неё имелся. И был предельно простым, а, значит, имел все шансы на успех. Рано или поздно, но дверь откроют: чтобы вынести горшок, принести воды или обед. Для того чтобы треснуть вошедшего по голове, много времени не понадобится. Остальное оставалось на откуп: «Там посмотрим!». В общем, сдаваться принцесса не собиралась в любом случае. Хотя в том, что её не собственный горячо любимый супруг в этой башне запер, сомнения все равно окончательно не рассеялись.
* * *
— Ну вот. Это башня, — оповестил певун и, застеснявшись, подал свою кобылу назад.
Так, чтобы между ним и принцем встала Фрейда. В принципе, его опасения были понятны. Риторических вопросов и утверждений Его Высочество терпеть не мог. А если они рисковали прозвучать тогда, когда у принца случалось дурное настроение, то последствия и вовсе оказывались непредсказуемыми.
Действительно, то, что возвышалось перед путешественниками ничем иным, кроме как башней, быть просто не могло. Круглое сооружение этажей в пять здание, сложенное из массивных блоков, отёсанных не столько рукой каменщика, сколько временем и ветрами. Потемневшие и позеленевшие от лишая стены. Плоская крыша — не крыша даже, а площадка для лучников и пращников, защищённая высокими зубцами. Древнее, впечатляющие и абсолютно бесполезное сооружение.
— И какой идиот её тут выстроил? — презрительно надув нижнюю губу, поинтересовался Дарин.
— Почему сразу идиот? — обиделся за предков певун. Который, между прочим, род свой как раз от местных вёл. — Её построили, когда нашего королевства ещё и не было. На том берегу реки какое-то другое государство обреталось. А тут как раз брод. Вот башня его и защищала.
— Одна? Без замка? — усомнился Великолепный, который, как известно, считался неплохим стратегом. — И кто тут гарнизон держал?
— А никто не держал. Только постоянно проверяли запас камней и стрел, — охотно проявил свою осведомлённость рыжий. — А когда враг наступал — они о своём приближении извещали трублением… трубением… В рог они трубили, короче, когда подходили. Дабы вселять в сердца врагов страх и панику. Ну, вот местные и сбегались.
— Гениально! — оценил подход пращуров к военному делу принц. — Вход тут где?
— А этого никто не знает! — явно гордясь собственными предками, радостно сообщил певун. — Башни такие потому и неприступными считались, что входы в них были тайными, спрятанными где-то в лесу. И попасть внутрь можно только из-под земли. Мы мальчишками все окрестности излазали, но ничего не нашли. Во как!
— Издеваешься? — грозно разворачиваясь, как осадная башня, поинтересовался принц.
— Нет… — робко пискнул рыжий, пригибаясь к шее лошади, чтобы поместиться за не слишком широкой спиной Фрейды.
— О! А там, кажется, твоя жена! — оповестил герцог, отвлекая Дарина от певуна.
И, действительно, в одном из узких окон, разбросанных по телу башни, кажется, без всякого толка и плана, появилась девушка. Она оперлась о подоконник, немного высунувшись вперёд. Лёгкий ветерок играл распущенными волосами. И весь милый облик Её Высочества представлял картину столь романтичную и вдохновлённую, что невольно тронул сердца всех присутствующих. Глядя на Лареллу любой бы поверил, будто красавицу заперла в башне злая колдунья. И бедная девушка томится в ней, дожидаясь, когда же её спасёт суженный.
— Ну и где ты шлялся? — нежным голоском поинтересовалась принцесса.
Голосок-то Лары действительно напоминал не то пение птички, не то журчание ручейка. Зато тон невольно навевал воспоминания о любящей супруге, упёршей руки в необъятные бедра и поигрывающей скалкой. Той самой супруге, которая встречает на пороге каждого несчастного, рискнувшего заявиться домой в неурочное время.
