Он только улыбнулся и покачал головой. Эмиграция? Можно, конечно. Только от себя как уйти? В любой стране он останется собой. А говорят, Творец дал своим чадам свободу выбора! Врут, конечно. Творец, он… Ему снова стало плохо.
– Гребло! – позвал он в пространство. – Подведи коня. Ну я прошу тебя.
Странно, но в седле к нему вернулись силы. Ну, по крайней мере, зрение. Вот, четко видно, что приближается новый император Жери Светлолиственной со своим гаремом, например.
Он поглядел на всех сверху, впервые с доброй улыбкой. Их судьбы больше не в его воле! Удачи тебе, Дребен Хист, повелитель государства Бессмертных! Счастья тебе с ним, Яха, будущая родоначальница новой расы! Не плачь, Надия, и крепись духом! Всю жизнь тебе придется прикрывать свою наивную сестру, принимать удары, направленные в нее, как принимала до сих пор! Успехов, осеменаторы! Создавайте свою третью расу! Только выздоровей, Знобинька, а счастье себе ты и сама добудешь запросто! Асиа! Ох и ехидный у тебя язычок! Да не сбудется твое пророчество!
Он, конечно, не сказал ничего из этого вслух. Кое-что в этом мире нельзя говорить никогда. И нигде. Особенно здесь.
Гребло вдруг встал на дороге, суровый и непреклонный.
– Первый император Жери Светлолиственной Люмер уходит, – прозвучал у него за спиной строгий голос полицейского. – Провожать не надо – не любит.
Кто-то охнул, дернулся, наверняка начал лихорадочно менять планы. Он только усмехнулся. Читать книги надо было правильно, вот как Гребло! Тогда и букваря хватило б, чтоб догадаться. А теперь поздно. И эти судьбы более не в его воле!
Копыта степняка дробно ударили в древнюю дорогу. Он скакал долго, пока оставались силы. Потом упал на шею коню и обнял ее руками. Чуткий степняк шел и шел, старался не уронить всадника, сначала бодро, а потом еле-еле. А может, ему так казалось.
А потом подступила тьма. Но перед тем он почувствовал нечто. Ветер. Пряный ветер горных степей. Он все же привел свой отряд на яйлу.
Володя. Момент истины
– Представим, что жизнь – это дом! – тоскливо прошептал он. – Так вот: мой дом – он цветной!
В цветах страстей и несчастий,
Лишь в эти цвета окрашен.
Вот он встает – из плача,
В котором скрывался часто.
Стол в нем – пустой!
И дом, как пустая чаша…
– Володя! – обеспокоенно заглянула ему в глаза Олеся. Совсем как Верблюд. – Тебе плохо?
– Но, может, в мягких подушках вспыхнут цветы поцелуев? – спросил он неловко. – Ночными цветами станет сбитое покрывало?
И ураган утихнет подле оконной рамы?
И лапа с когтями на сердце – расслабится и исчезнет?
Надеюсь, так будет когда-то… оставьте же мне надежду!
Он замолчал и закрыл глаза. Еще не хватало, чтоб кто-то заметил влажный блеск в глазах!
– Это твое, да? – помолчав, спросила Олеся. – О жизни и смерти?
– Фернандес, – отозвался он. – Кажется. И я не знаю, о чем это. Может, он просто кредиторам задолжал. Я с ним не был знаком вообще-то. В смысле, близко.
– Что с тобой случилось? – настойчиво спросила девушка.
Умираю, – неохотно сказал он. – Да это ерунда, пройдет. Все проходит. Первый раз, что ли? Вот когда рождаюсь, тогда действительно плохо. Та-а-кие ощущения! А в этот раз наверняка будет и изюминка… чтоб этой Асиа на Арктур заново попасть!
Девушка поморгала глазами в растерянности, потом что-то поняла непонятно как и пристроилась рядом. Вот, мол, я, твоя верная подруга, живи и радуйся, что о ком-то надо заботиться!
– Опять голыми ногами сверкаешь? – отметил он.
– Да помню я, что неприлично! Но это же тебе сверкаю, не кому-то! На улицу выйдем, я юбку застегну, честно!
Он наконец пришел в себя. Естественно, они были в театральном складе. В бывшем складе. Ныне – в офисе ансамбля.
– Я тебя зачем вызвал-то! – вспомнил он. – Олеська, тебе надо учиться убегать!
Она не поняла. Блин, интересно, она хоть замечает, на каком свете находится? И каким образом у них появился и реквизит, и аппаратура, и само помещение, наконец?! Нинель Сергеевна и то понимает.
– Мы бросили вызов кое-кому, скажем так, своим появлением, – попытался объяснить он. – И скоро у нас начнется очень напряженная жизнь! А у меня так она и не кончалась. И умение драпать в данных условиях будет первейшим из жизненно необходимых! Уж поверь профессионалу! Веришь? Умничка. Тогда смотри. Если какие-нибудь дяди начнут ломиться в дверь…
– Какие дяди? – испуганно спросила она.
Полицейский спецназ Арктура! Или имперская полиция! Да я не знаю! Много кто может ломиться. Так вот: бронированные дяди ломятся в дверь. Объяснений они слушать не будут, у них профессия не для того предназначена. Они сначала изувечат, в тюрьму закинут, а потом… но тебе уже этого хватит. С лихвой. Так что лучше драпать, а объясняться потом и издали. Но как?
– И как? – заинтересовалась она.
– Смотри. Вот шкаф. Но раньше тут дверь была. Она и сейчас есть, но за шкафом. Прыгаешь в шкаф, через дверь – и на крышу. Я на чердачном люке замок без ключа защелкнул, он рукой снимается. А на чердаке – веревка. Тут, конечно, сложности. Здание обособленное, ты по веревке спускаешься, а тебя видно. Но не отовсюду, и это шанс. Если, конечно, быстро спускаться. А в помещении шансов нет, почки отобьют! Другая сложность – по веревке ты никогда не спускалась. И не поднималась. Придется учиться! Да тебе много чему придется учиться. Из захвата вырываться. Стрелять…
– Я поняла, это для выступлений! – обрадовалась девушка.
Он только вздохнул. Как она до двадцати лет дожила, непонятно.
Он показал ей, как надо быстро заскакивать в шкаф. Потом они поднялись на крышу, посмотрели на спрятанную веревку. Олеся боязливо выглянула за парапет и зажмурилась. М-да.
Обратно возвращались через тот же шкаф. А там тесно для двоих. Особенно когда девушка бедрами сверкает. Раньше такие обстоятельства подталкивали подругу к рискованным – и раскованным! – действиям. В этот же раз Олеся смущенно отодвинулась, насколько позволило пространство. Понятно.
– Вовчик, – неловко сказала она потом. – Я тебе очень благодарна за всё, но… ты такой маленький, а Серый, он…
Девушка в затруднении замолчала, вспоминая достоинства своего избранника. Достоинства почему-то не вспоминались.
– Большой, да? – подсказал он, сжалившись.
– Да… Нет! Большой, да, но это неважно! Он простой, вот! Как раз по мне!
И девушка растерянно уставилась на него.
– Выбрала, не откажешься? – строго спросил он.
Ответа, естественно, не дождался. Погладил призадумавшуюся девицу по голове и оставил ее в ее непростом положении. И как она дожила до столь взрослых лет, непонятно. Одно радовало: ее выбор – все же не предательство. Не то что у Нинель Сергеевны.
По плану у него на сегодня была горная тренировка. Конкретно – скалолазание. Вот на Скалках его снова и прихватило. А он страховкой не озаботился. Зачем, если трасса не раз хоженая, знакомая, можно сказать даже, безопасная?
Он стоял на крохотном уступе, вверху бездонное небо, далеко внизу шумная мелководная река. Сознание медленно уплывает, а зафиксироваться не к чему. Сущности здесь и на Жери неразрывно связаны, оказывается. Умираешь там – нечего делать и здесь. Одна личность, понятно. Ценное наблюдение, конечно, вдруг еще раз по мирам размажет, но сейчас что делать, а?
Оказалось, уже ничего. Сознание выключилось и включилось снова, но толку с него теперь, когда летит? Серебристая гладь Черемшанки рванулась навстречу, внутри стало пусто и холодно, как при первом прыжке с парашютом. Он извернулся, понимая, что не поможет это при падении в мелкую речку с такой высоты – и в последний миг вдруг догадался, почему в мемуарах Берен-йот-гали четырнадцать с половиной глав! ПОТОМУ ЧТО ЖИЗНЬ ВСЕГДА ОБРЫВАЕТСЯ ВНЕЗАПНО, ВОТ ПОЧЕМУ!
