— Надеюсь, что с тем котёнком ничего не случилось, а то я этому Ирлику... — заносчиво начинаю я, но Старейшина затыкает меня испепеляющим взглядом.
Азамат наконец отпускает меня и сладко потягивается.
— Эхх, стар я становлюсь для таких приключений. Устаю сильно...
— Да ты перенервничал, — успокаивает его Алтонгирел. — Тебе как Арон вчера позвонил, что Лиза пропала, ты ж не в себе был всё это время. Хоть я тебе и говорил, между прочим, что мы ожидали чего-то в таком духе.
— Арон вообще хорош, — фыркаю я. — Думать же надо. Мало ли, что я пропала. Всё равно понятно ведь, что раньше, чем война кончится, Азамат просто не сможет меня искать. Нет, вот надо человеку нервы трепать. Могли ведь и проиграть из-за этого.
— Да ладно, Лиза, не злись на него, — устало просит Азамат. — Он привык чуть что ко мне за советом бежать, а тут такое дело...
— Ну ага, и за пятнадцать лет не отвык. Смотри у меня, я тебе не дам так ребёнка воспитать, чтобы чуть что к папе!
— Да, кстати, — оживляется Алтонгирел. — Так вот, что вы от меня так дружно скрывали. Можно узнать, почему? — он нацеливает убийственный взгляд на Азамата. Тот пожимает плечами.
— Это я его попросила, — говорю.
— Не сомневаюсь, — едко отвечает Алтоша. — И что же такого тайного в беременности, что духовнику сказать нельзя? Стыдишься, что ли?
— Да пошёл ты, — хихикаю я. — Просто ты и так нас всё время доставал идиотскими советами, а я как представила, что будет, если ты узнаешь о беременности... В общем, попросила Азамата ради твоей безопасности помолчать, а то, знаешь, беременные женщины вспыльчивы, могла и покалечить ненароком... — я многозначительно подмигиваю.
Старейшина Ажгдийдимидин давится смехом: видимо, смеяться ему тоже не положено, но очень хочется. Алтоша краснеет.
— Я ненадолго на Муданге, — сообщает он Азамату обвинительным тоном. — Прослежу, чтобы в праздники всё хорошо прошло, и снова улечу с наёмниками.
— Ты просто хочешь хорошо поесть и музыку послушать, — сонно отвечает Азамат. — А наёмников тебе ещё поискать придётся, сейчас многие останутся, кто раньше летал, а кто и полетит, то не скоро.
— Посмотрел бы, на что у тебя жена похожа, — мстительно говорит Алтоша. — А вам сейчас перед Советом Старейшин представать.
— По-моему, присутствующий Старейшина ничего не имеет против моего вида, — парирую я.
Наш духовник слегка сдвигает брови и принимается выводить свой комментарий на листке блокнота: "Светские Старейшины, в отличие от меня, обращают внимание на то, во что одета женщина. Мы зайдём к моей сестре, у неё найдётся на тебя платье".
— Спасибо, — киваю, прочитав. Интересно, какая у Старейшины сестра. — А у меня дома ничего не осталось разве? — спрашиваю Азамата. — Я хочу сказать, я дома переодеться не могу?
Азамат тяжело вздыхает.
— Мой дом сожгли тем же вечером. Хорошо, что Ирнчин успел выпустить коня.
— Ох ёлки... — меня пришибает новостью. — Как хорошо, что Арон всё забрал... Слушай, я же не спросила, а много народа погибло?
— Я знаю о троих, — отвечает Азамат. — Один был у нас дома, но я не уверен, что ты его запомнила. Такой седой...
— Который глупости говорил?
— Хм, ну да, наверное.
— А остальные двое?
— А, то были не мои ребята, ты их не видела. Как у тебя-то там, на Доле? Я звонил Арону, пока ты спала, но не спросил.
— Да у меня должно быть всё хорошо, — говорю. — Когда я попала к Ирлику, у меня там острых не оставалось, а с выздоравливающими, надеюсь, Орива справилась. Вы когда последний раз отправляли ко мне раненых?
Азамат прикидывает в уме.
— Ещё раз после твоего исчезновения, там двое было. А больше серьёзных травм не было.
— Ну, я надеюсь, всё обошлось. Потом позвоню Ориве...
— Так сколько из раненых выжило? — спрашивает Алтонгирел.
Я на него странно смотрю.
— Все, кто до меня живым доехал, выжили.
Теперь на меня все трое странно смотрят.
— И Ирнчин? — осторожно спрашивает Азамат.
— Конечно! Он вообще меня вводил в курс дела, пока я его обрабатывала.
— И тот парень, которому обе ноги оторвало? — с отвращением уточняет Алтонгирел.
— Ну естественно! Только, на будущее: ноги тоже надо было прислать, я бы пришила. А так придётся ему протезы заказывать, ну да я уж постараюсь, чтобы он не заметил разницы.
— Владычица судеб! — шёпот Алтонгирела срывается на писк. Азамат начинает хохотать.
— Ну так мы живём, ребята! — громогласно радуется он. — Вот это победа! Даже оплакивать почти некого! Ха-ха-а!
Старейшина качает головой с приятно удивлённым выражением лица. Потом он хмурится и черкает мне: "Ирлик-хон теперь от тебя не отстанет. Он любит людей, способных на невероятное".
— И что мне в связи с этим делать? —спрашиваю.
Старейшина пожимает плечами и отмахивается. Видимо, ничего не поделаешь.
Сестра Старейшины живёт на самой окраине города, практически носом в горы. Она примерно его возраста, маленькая, тощая и такая же бело-седая, и таким же длинным носом. Алтонгирел объясняет ей проблему, я покорно смотрю в пол и всячески показываю, как мне неудобно обращаться к чужим людям за одеждой. Мне и правда страшно неудобно.
Женщина обменивается взглядами с братом и говорит:
— Ну, на такой случай у меня ничего нет, сейчас у дочери посмотрю.
Упомянутая дочерь лет двадцати оказывается моей фанаткой — краснея и запинаясь просит пофотографировать меня в том платье, которое она мне даст. Я великодушно соглашаюсь. Насморк мой чуток отступил, по крайней мере, не чихаю, и температуры нет.
В итоге меня обряжают в простое голубое шёлковое платье с разрезами по бокам чуть не от талии, а также в новенькие ("только вчера купила, ни разу не надевала, что вы!") трусики, страдающие минимализмом. Сапоги я оставляю свои, хотя и с боем. Но ведь в Доме Старейшин всё равно разуваться!
Мы с Азаматом долго благодарим щедрую старейшинскую родню и топаем в центр города. На радиальной улице нас догоняет кое-какой народ, спустившийся из космопорта, если так можно назвать плато в горах, где приземляются звездолёты. У моего платья есть существенный минус: пялятся все. Но и существенный плюс: в нём не жарко в раскалённой долине. Даже Азамат, при всей его теплоустойчивости, снял куртку и перекинул через плечо, так, чтобы мою вышивку по-прежнему было видно.
— Однако лето наступает, — с удовольствием констатирует он.
На площади перед домом Старейшин толпа такая, что не протолкаться. Алтонгирел принимается окликать собравшихся, чтобы дали дорогу воеводе, и постепенно все начинают расступаются. Азамат ждёт, пока путь совсем расчистится, и берёт меня под руку. Мы шагаем вперёд, и тут справа от меня кто-то выкрикивает — я уверена, что это Тирбиш, хотя и не видела, кто кричал:
— Азамат — Император!
С противоположного конца раздаётся свист, Азамат усмехается, но теперь уже два голоса отчётливо повторяют:
— Азамат — Император!
— Танн! — поддерживают их голоса напротив, и пара десятков кулаков колотит воздух.
— Да вы шутите, — неуверенно бормочет Азамат. Я идиотски хихикаю.
Тут в толпе слева кто-то принимается ритмично стучать в барабан — или бубен, я не разбираю. В такт этому стуку толпа начинает скандировать:
— А-за-мат — Им-пе-ратор! А-за-мат — Им-пе-ратор!!
Я тяну его за руку и мы наконец-то движемся к Дому Старейшин, а весь Совет высыпал на крыльцо и одобрительно кивает нам и толпе. Унгуц тоже там, а через мгновение по его левую руку вырастает Ажгдийдимидин, не знаю уж, как он провинтился вперёд нас. Мы медленно подходим, и Азамат преклоняет колени перед крыльцом. Я, естественно, тоже. Скандирующая толпа порождает из себя камеры и принимается нас снимать со всех ракурсов, правда, с моей стороны гораздо больше. Унгуц улыбается нам, как родной дедушка, и надевает на нас наши хомы. Старейшина-церемониймейстер прочищает горло и намеревается что-то сказать ликующей толпе, но скандировать никто не прекращает, и Ажгдийдимидин машет ему, дескать, брось, без толку. Тогда тот нагибается к нам и, стараясь перекричать толпу, говорит:
— Народное голосование, как видите, требует тебя, Азамат, новым императором сделать. Наши знания этому не противоречат, напротив, так в древних пророчествах сказано. Ещё когда вас женили, мудрый Старейшина Унгуц старинный список пред наши взоры представил, в котором твоё, Азамат Байч-Харах, правление предначертано. Так пусть же судьба своё возьмёт! — с этими словами он принимает из рук другого Старейшины ларец и извлекает из него что-то вроде шапки Мономаха, только ещё с высоченным золотым шпилем, на конце которого вертится, как флюгер, ромб, вписанный в квадрат. Эту-то конструкцию он и водружает на голову ошарашенному Азамату.
