— Спасибо, замечательно. — Ответил тихим, немного хрипловатым голосом. Мои губы непроизвольно растянулись в улыбке, я была очень рада его слышать. — Только несколько проголодался.
Я понятливо кивнула. Тяжёлые времена, согласна.
— А ты что тут делаешь? Выглядишь уставшей. — Говорит он, слегка наклоняясь ко мне, чтобы заглянуть в глаза.
Я улыбаюсь, поджимаю губы, смотрю вниз, на стол, на котором лежал исписанный листок с записью различных ингредиентов и клякс от чернил.
— Да я вот… Зелье для вас придумывала…
И я молча уставилась на письменный стол. Пронеслось некоторое понимание. Наклоняюсь назад, заглядывая на кухню — там всё ещё стояла кружка, из которой я пила кофе. Медленно возвращаюсь в исходное положение, закусываю губу. Нерешительно поднимаю глаза на проректора. Медленно выдыхаю.
— Это правда вы?
Улыбается искренне в ответ, треплет меня, как ребёнка, по голове. И…
И я не выдерживаю. Глаза почему-то наполняются слёзами, я срываюсь с места, и резко обнимаю проректора, прижимаясь щекой к горячей коже. К черту приличие, я очень волновалась! Надеюсь, в этом мире объятье не значит желание выйти замуж.
— Ээ… Адептка, вы что делаете? — Спрашивает без особого возмущения, неуверенно накрывая руками мои плечи. Длинные, сильные пальцы слегка сжимают ткань мантии.
— Секунду. Сейчас. — Шепчу неразборчиво, пытаясь взять себя в руки, но только сильнее прижимаясь к магу. Нужно его отпустить, он — проректор, я — адепт. Отпусти, хватит.
Но я слишком волновалась. Очень сильно. И всё его лечение было на мне. А если бы он не выздоровел? А если бы не помогло? А если бы я сделала что-то не так? Он мне жизнь спас, в конце концов!
Я стояла, уткнувшись носом в голую кожу проректора, обхватив его спину руками, слегка сжимая пальцы. Дыхание его было быстрым и сбивчивым, совсем не ровным. От него пахло всеми моими микстурами и зельями, с примесью его личного, терпкого, мужского запаха. Я зажмурилась и прижалась чуть крепче. Нет, всё-таки, если бы он не очнулся…
— Не нужно плакать, всё хорошо. — Вдруг шепчет Кристофер, обнимая меня полностью.
Я киваю, чувствуя, как по щеке катиться очередная слёза. От его слов только хуже становится — закусываю губу, жмурюсь и начинаю плакать сильнее.
Меня резко отрывают от груди, вытягивая руки и выставляя меня на расстояние от себя. Точно, личное пространство. Вот я глупая.
— Камелия, пожалуйста! — Голос повышается, кажется, что немного дрожит. — Не плачь, очень тебя прошу.
И его рука поднимается, ладонью он очень нежно стирает влагу с щек.
— Я совсем не хочу видеть тебя в слёзах. — Голос снова падает до шёпота. Рука опускается к подбородку и линии скулы, большой палец надавливает на губы, оттягивает нижнюю и освобождает её из плена зубов. Я краснею просто моментально. Неосознанно касаюсь большим пальцем основания указательного — кольца нет. Что? В смысле его нет?? Опускаю взгляд на руку, судорожно пытаясь вспомнить, где могла его оставить. Видимо, в душе.
Чувствую себя куда неувереннее.
— Всё в порядке, я постараюсь не читать твои мысли. — Говорит проректор, скользя горячей ладонью до моей кисти. Берет ладонь в руку, слегка сжимает. Такое нежное, приятное прикосновение. Отчего-то хочется ему верить. — Да и не так это легко на данный момент.
Смотрю в изумрудные глаза, всё-такие же яркие и ясные, как и до болезни. Только лицо слишком бледное, осунувшееся, под красивыми глазами темные тени и мешочки.
— Зачем же вы встали? — Спрашиваю тихо, без особого возмущения. — У вас ослаблен организм, а вы его так мучаете. Идите лягте, пожалуйста. Я сварю вам бульон. А пока сделаю чай. И… оденьтесь, пожалуйста, не смущайте совестливую девушку.
Почему-то улыбается. Совсем немного, по-доброму, даже несколько нежно. Понятливо кивает, не отрывая взгляда и не отпуская руки и плеча. Послушно отступает, уходит в комнату, пока я пытаюсь собраться с силами и мыслями. Мне мои чувства совсем работать мешают, так нельзя. Кусаю губы, ломая руки, ухожу на кухню, по инерции ставлю чайник, открываю шкафчики, достаю травы, прохожу обратно в зал, беру свою сумку, микстуру комплексной регенерации, кладу сумку на пол, поднимаю глаза и вижу выходящего из спальни проректора. Вопросительно приподнимаю брови, смотря, как он поправляет воротник только что надетой кофты.
— Я же попросила вас лечь, вам нужен отдых…
— Не хочу оставлять тебя одну. — Бросает нервно, почему-то неприлично перебив. Злой какой-то не понятно почему. Голодный что ли? Ладно, сейчас накормлю.
Пожимаю плечами, показывая, что мне всё равно, разворачиваюсь, прохожу на кухню. Проректор идет за мной и просто садится за стол. Достаю всё необходимое для легкого куриного бульона, начинаю готовить, мурлыкая себе под нос какую-то незамысловатую песенку. Когда чайник вскипает, завариваю чай, добавляю пару капель микстуры, ставлю кружку на стол перед магистром.
— Пока так. Подождите минут сорок. Вот ещё чёрный шоколад. Его много нельзя, но немного будет на пользу.
— Спасибо. — Отвечает тихо, обхватывая длинными пальцами кружку. Сжимаю зубы. Не смотреть! Готовь суп!
Отворачиваюсь, начинаю быстро нарезать лук. Отсутствие кольца напрягало жутко, раньше я не задумывалась о том, что мои мысли могут читать, было спокойно, сейчас же без артефакта было откровенно говоря, страшно. Вдруг, о чём лишнем подумаю.
— А вы не думайте о лишнем. — Бурчит почему-то злой проректор.
Обиженно фыркаю, закатываю глаза. Чисто из вредности могла бы подумать, чего лишнего, но совсем не хотела. Продолжаю в голове напевать песенку, стараясь не думать ни о чем.
— Сколько я пролежал? — Спрашивает маг.
— Почти четыре дня. — Отвечаю, не отрываясь от нарезания овощей.
— Как мало… — Задумчиво говорит проректор так, словно и не мне это было адресовано.
— Мне хватило. — Отвечаю обиженно, содрогаясь от мысли о том, что раньше он мог пролежать куда больше. — Вы и раньше получали подобные ранения?
— Нет, скорее, просто магический резерв уменьшался, таких больших ран ещё не было. Я не настолько стар, Камелия. — В словах слышится улыбка.
— Я рада.
Споласкиваю руки, стряхиваю излишки влаги и сажусь рядом с проректором за стол. У меня есть некоторое время, пока бульон закипит. Магистр Эшфорд внимательно следит за моими действиями, разглядывает руки и лицо. Натыкаюсь на пронзительный взгляд, вопросительно приподнимаю брови:
— Что такое?
— У тебя очень тонкая кожа, видны даже магические протоки. — В шоке поворачиваю голову к Кристоферу, но он только внимательно смотрит мне в глаза и также задумчиво говорит: — И синяки под глазами глубокие и тёмные… когда в последний раз ты ела? И сколько ты спишь?
Складываю руки перед собой, слегка наклоняясь к проректору.
— Почему вас это так волнует? — Спрашиваю, слегка улыбаясь. — На данный момент я — врач при исполнении. Вас не должны волновать такие мелочи.
И он вдруг злиться.
— Это не мелочи. — Отвечает коротко, но с нажимом. А потом резко выдыхает, словно заставляет себя успокоиться и добавляет: — Посмотри на себя! В попытках вылечить меня, сводишь себя в могилу.
— Магистр Эшфорд, вы восстановились менее, чем за пять дней. Какие ко мне претензии? Вас что-то не устраивает? Я плохо выполняю свои обязанности?
Я искренне недоумеваю.
— Да, меня не устраивает! Ты совсем не думаешь о себе. — Рычит уже в злости. Да что с ним такое?
— Почему вас это волнует? — Откровенно не понимаю, смотря в злые глаза.
Изумрудные глаза сначала буравят меня, смотрят прямо в душу, даже мысли читают, но потом проректор выдыхает сквозь сжатые зубы, смотрит сквозь меня и сухо отвечает:
— Мы обсудим это позже, когда я полностью восстановлюсь… потому что сейчас у меня проблемы со сдерживанием эмоций.
— Побочные от лекарств и микстур? — Задумчиво спрашиваю у самой себя, смотря перед собой. — Вполне возможно… Да, если нужно будет поговорить, то давайте недельки через две, когда ваш организм полностью восстановиться, а действие всех препаратов закончиться.
