— И мы все сгорим? — спросила Бетан.
— Откуда мне знать? В меня кометы пока не врезались.
Они вереницей ехали по сверкающему снежному полю. Конное племя, которое, судя по всему, относилось к Коэну с глубоким уважением, снабдило их лошадьми и указаниями, как добраться до реки Смарл, что в сотне миль к Краю, где, по расчетам Коэна, Ринсвинд и Двацветок могут найти корабль, который доставит их к Круглому морю. Герой также сообщил, что поедет с ними, подлечить свои ознобыши.
Бетан тут же заявила, что она тоже едет — на тот случай, если Коэну понадобится растереть спину.
Ринсвинд смутно ощущал, что тут что-то заваривается. Во-первых, Коэн сделал попытку расчесать бороду.
— Похоже, ты произвел на неё впечатление, — сказал волшебник.
Коэн вздохнул.
— Эх, будь я лет на двадшать моложе, — с сожалением протянул он.
— Ну?
— Мне было бы шештьдешят шешть.
— И что с того?
— Ну… как бы тебе шкажать? Будучи молодым и завоевывая шебе имя в этом мире, я предпочитал рыжеволоших и пылких женщин.
— А-а.
— Но потом я штал немного поштарше и начал ишкать шебе женщин ш белокурыми волошами и глажами, в которых шветитшя жижненный опыт.
— О-о? Да?
— А жатем я штал ещё немного штарше и оценил доштоинштва женщин ш темными волошами и жгучим темпераментом.
Он умолк. Ринсвинд ждал.
— Ну и? — в конце концов не выдержал волшебник. — Что дальше? Что ты ищешь в женщинах сейчас?
Коэн обратил к нему взгляд своего слезящегося голубого глаза.
— Терпение, — ответил он.
— Поверить не могу! — воскликнул голос за спиной. — Я еду вместе с Коэном-Варваром!
Это был Двацветок. С раннего утра — с тех самых пор, как он обнаружил, что дышит одним воздухом с величайшим героем всех времен, — он вёл себя, будто обезьяна, которой вручили ключ от банановой плантации.
— Он, шлучайно, не иждеваетшя? — спросил Коэн у Ринсвинда.
— Нет. Он всегда такой.
Коэн повернулся в седле. Двацветок улыбнулся ему сияющей улыбкой и гордо помахал рукой. Коэн повернулся обратно и крякнул от боли.
— У него што, глаж нет?
— Есть, только видит он не так, как другие. Можешь мне поверить. Я имею в виду… ну, помнишь юрту Конного племени, в которой мы провели прошлую ночь?
— Да.
— Лично я счёл, что она несколько темновата и засалена. Да и воняло от неё, как от очень больной лошади.
— По-моему, очень точное опишание.
— А он бы с нами не согласился. Он заявил бы, что это великолепный варварский шатер, увешанный шкурами величественных животных, убитых остроглазыми воинами, живущими на краю цивилизации, шатер, пахнущий редкими и диковинными смолами, добытыми при набегах на караваны, пересекающие лишённую дорог… ну, и в том же духе. Я это серьёзно, — добавил Ринсвинд.
— Он што, чокнутый?
— Вроде как. Но у этого чокнутого денег куры не клюют.
— А-а, тогда он не может быть чокнутым. Я повидал мир. Ешли у человека денег куры не клюют, то он прошто экшентричный.
Коэн снова повернулся в седле. Двацветок рассказывал Бетан о том, как Коэн в одиночку расправился со змеями, составляющими армию властительницы колдуний С'белинды, и украл священный бриллиант из гигантской статуи Оффлера, Бога-Крокодила.
Морщины, покрывающие лицо Коэна, прорезала странная улыбка.
— Если хочешь, я скажу ему, чтобы он заткнулся, — предложил Ринсвинд.
— А он жаткнетшя?
— Нет.
— Пушть болтает, — позволил Коэн.
Его рука невольно опустилась на рукоять меча, отполированную до блеска хваткой десятилетий.
— Во вшяком шлучае, мне нравитшя, как он шмотрит на мир, — объявил варвар. — Его глажа видят то, што находитшя на рашштоянии пятидешяти лет.
В сотне ярдов за ними, неуклюже прыгая по мягкому снегу, бежал Сундук. Никто никогда и ни по какому поводу не спрашивал его мнения.
* * *
Близился вечер. Они подъехали к краю высокогорных равнин и начали спускаться вниз по мрачному сосновому бору, лишь слегка припорошенному снежной бурей. Пейзаж изобиловал громадными растрескавшимися скалами и настолько узкими и глубокими долинами, что день здесь длился минут двадцать. Дикий, продуваемый всеми ветрами край, где можно ожидать, что вам навстречу вот-вот выйдут…
— Тролли, — сказал Коэн, принюхиваясь.
Ринсвинд оглянулся, всматриваясь в алый вечерний свет. Скалы, которые прежде казались абсолютно нормальными, вдруг зашевелились. Невинные с виду тени наполнились подозрительными силуэтами.
— Я люблю троллей, — объявил Двацветок.
— Врёшь ты всё, — твёрдо сказал Ринсвинд. — Ты не можешь их любить. Они большие, бугристые и людей едят.
— Неправда, — возразил Коэн, неловко соскальзывая с лошади и массируя колени. — Это широко рашпроштранённое жаблуждение. Тролли никого не едят.
— Да?
— Да, они вшегда выплёвывают вшё обратно. Их желудок не переваривает людей, понятно? Шреднему троллю ничего от жижни не нужно, кроме ражве што шлавной глыбы гранита да доброй плиты ижвештняка на жакушку. Я шлышал, это потому, что они кремниш… кремниорганиш… — Коэн запнулся и погладил бороду, — жделаны иж камня.
Ринсвинд кивнул. В Анк-Морпорке тролли были не в диковинку, поскольку их часто нанимали в телохранители. Правда, содержание этих тварей влетало в копеечку — до тех пор пока они не усваивали, что такое дверь, и не переставали, покидая дом, переть напролом сквозь ближайшую стену.
Когда путешественники занялись сбором хвороста, Коэн продолжил:
— Но шамое главное — их жубы.
— Почему? — поинтересовалась Бетан.
— Алмажы. Видишь ли, только алмажы могут шправитьшя ш камнями — и вше равно троллям приходитшя каждый год выращивать жубы жаново.
— Кстати, о зубах… — вмешался Двацветок.
— Да?
— Я не мог не заметить…
— Да?
— О, ничего, — отступил турист.
— Да? А-а. Давайте побыштрее ражжигать коштер, пока ещё швет ешть. А потом, — лицо Коэна вытянулось, — полагаю, нам лучше шварить шуп.
— Ринсвинд в супах мастер, — с энтузиазмом объявил Двацветок. — О травах и корешках он знает всё.
Коэн бросил на волшебника взгляд, который позволял предположить, что он, Коэн, в это не верит.
— Што ж. Конный народ дал нам в дорогу немного вяленой конины, — сказал он. — Ешли найдешь дикий лук или што-нибудь в том же духе, это может улучшить её вкуш.
— Но я… — начал было Ринсвинд, однако решил, что продолжать не стоит.
«Во всяком случае, — рассудил он, — я знаю, на что похожа луковица. Это такая круглая белая штуковина с торчащим сверху зелёным пучком. Она должна прямо-таки бросаться в глаза».
— Я пойду поищу, хорошо? — предложил он.
— Хорошо.
— Вон там, в густом, тенистом подлеске…
— Очень даже подходящее мешто.
— Ты имеешь в виду эти глубокие овраги?
— Я бы шкажал, идеальные ушловия.
— Да, так я и подумал, — горько отозвался Ринсвинд и отправился в путь, гадая про себя, каким образом лучше подманить луковицы.
«В конце концов, — размышлял он, — на рынке они уже связаны и подвешены над прилавком, но в природных условиях лук наверняка другой. Наверное, крестьяне, или кто там занимается отловом, используют натасканных на лук собак или же поют песни, чтобы заманить луковицы в ловушку».
Он начал бесцельно шарить среди листьев и травы. На небе уже появилась парочка ранних звёзд. Под его ногами чавкали светящиеся грибы, неприятно органические и похожие на сексуальные игрушки для гномов. Ринсвинда кусали маленькие летучие существа. Другие существа, к счастью, невидимые, прыжками или скользящими движениями скрывались под кустами и с укором квакали на вспугнувшего их волшебника.
— Луковицы? — шепотом позвал Ринсвинд. — Здесь есть луковицы?
— Несколько штук растет вон там, около старого тиса, — произнёс рядом чей-то голос.
— А-а, — отозвался Ринсвинд. — Ладно.
Наступила долгая тишина, нарушаемая только звоном комаров вокруг головы волшебника.
Он стоял не шевелясь, застыв как каменный. Даже его глаза были неподвижны.
— Извините, — наконец сказал он.
— Да?
— А который из них тис?
— Маленькое скрюченное деревце с небольшими темно-зелеными иголочками.
— Ага, вижу. Ещё раз спасибо.
Он не шелохнулся. В конце концов голос непринужденно осведомился:
— Могу я ещё чем-нибудь помочь?
— Ты ведь не дерево, правда? — спросил Ринсвинд, по-прежнему глядя прямо перед собой.
— Не дури. Деревья не разговаривают.
— Прости. Просто у меня в последнее время случались кое-какие заморочки с деревьями. Ну знаешь, как бывает…
— Нет. Я валун.
В голосе Ринсвинда почти ничего не изменилось.
— Прекрасно, прекрасно, — медленно произнёс волшебник. — Что ж, пойду собирать луковицы.