– А еще там был ужасный паук, громадный паук, – невозмутимо продолжал голем. – Я все время дрожал, что он разыщет мое мушиное тело и убьет. Ужас! Однако теперь я свободен. Но мне жутко хочется перекусить и отдохнуть. Пустишь на ночлег?
– Такому сказочнику я позволю ночевать хоть три ночи, – сказала хозяйка, с любопытством разглядывая обыкновена. – А еще знаешь истории?
– Превеликое множество, – почтительно ответил обыкновен.
– Такие балагуры обычно не бывают разбойниками.
– Я смирный, – робко произнес обыкновен.
– Живу одна, – улыбнулась хозяйка. – Мужа дракон задрал. Без хозяина крестьянствовать трудно. Нужен мне такой... может, и не шибко смышленый, но чтобы сильный был, выносливый. И еще мечтаю я, чтобы он... – Тут женщина развела руками, тяжело вздохнула и отвернулась.
Обыкновен не пропустил этот тяжкий вздох. Раз обратил внимание, значит, душа у него добрая.
– Не буду утверждать, что я такой уж тихоня...
– Ладно, входи, – сказала женщина.
«Значит, все у моего прошлого обыкновенного тела будет хорошо», – понял Дор с облегчением.
Эта сценка почему-то напомнила ему о кентавре Сердике. Интересно, как он поживает? Помирился ли со своей шаловливой подружкой? Может, взглянуть? Нет, не надо, ведь это не его дело.
И тут краем глаза Дор заметил что-то в углу гобелена. Прыгун! Крохотный паучок приветственно машет лапкой. А рядом с ним еще один паучок.
– Ты нашел друга! – радостно воскликнул Дор.
– Не друг это вовсе, а его жена, – перевел голем. – И она хочет знать, где ее муж пропадал пять лет. Когда вылетела бутылочка, он встревожился, явился сам и привел жену. Хочет, чтобы она на тебя посмотрела.
– Успокой ее, Гранди, скажи, что мы в самом деле странствовали с Прыгуном пять лет. Пять лет?
– Да. По-нашему две недели. И Прыгуну тоже так казалось, но когда он вернулся домой...
– ...выяснилось, что пропадал пять лет. Теперь понимаю.
Дор обменялся любезностями с госпожой Прыгунихой, пообещал Прыгуну, что они встретятся опять через несколько дней, помахал на прощание и с легким сердцем вышел из гостиной.
– Ты преодолеваешь трудности с завидной уверенностью, – заметил Гранди. – Это ново. Скоро я тебе вообще не понадоблюсь.
– Что поделаешь, взрослею, – вздохнул мальчик. – В один прекрасный день я женюсь, у меня родится сын, и ты будешь помогать ему, как когда-то мне.
– Прекрасно, – согласился голем. Будущее ему понравилось Они вышли из замка и направились к уютному коттеджу, выстроенному в приятном сырном стиле.
С каждым шагом Дор чувствовал все большую тоску и тревогу. Родители наверняка еще не вернулись из Обыкновении. Там, внутри, только Милли. Милли-служанка, Милли-призрак, Милли-нянька. Что успел ей рассказать Мозговитый Коралл, пока оживлял его тело? Что сказать ей теперь? Знает ли она, чем он занимался в прошедшие две недели?
Дор приказал себе успокоиться и открыл дверь. В собственный дом можно входить без стука. Кто он такой? Всего лишь мальчишка. А Милли просто заботится о нем. И она наверняка не знала и ни за что не узнает, что он и есть тот самый волшебник, тот обыкновенский солдат из канувших в прошлое времен.
«А вот ответь мне на такой вопрос, – вдруг спросил себя Дор, – там, внутри гобелена, ты как себя называл?» – «Своим собственным именем, конечно. И использовал свое имя и талант...» Стоп! Вот и попался. Ведь по таланту и имени в Ксанфе можно обнаружить кого угодно. Ну и дурак же он!
– Дор, это ты? – мелодичным голосом спросила Милли из кухни. Бежать поздно!
– Я, – глухо отозвался он. Ну что ж, надо идти, и будь что будет. Ну и дураки же эти двенадцатилетние мальчишки!.. – Это я со стеной разговариваю. Скажи что-нибудь, стена, – велел он.
– Что-нибудь скажу, – услужливо отозвалась стена.
Милли показалась в дверях кухни. До чего она красива, просто королева, хоть и стала старше на двенадцать лет! В ней появились какая-то сдержанность, простота и вместе с тем гордая осанка. Милли состарилась, Дор помолодел. Теперь между ними пролегла пропасть, огромная, как Провал.
Но он все еще любил ее.
– А за прошлые две недели ты ни разу со стенами не разговаривал, – заметила Милли. Иначе и быть не могло. Коралл оживил его тело, но не сумел оживить талант.
– Почему ты так странно смотришь на меня? – встревоженно спросила Милли. – Что-то случилось?
Дор опустил голову. Что он мог сказать?
– Я... мне кажется, я тебя где-то видел, – тихо сказал он.
Милли рассмеялась – смехом сладким и невинным. Как же он любил ее смех! Так смеялась та прежняя, юная Милли, девушка с гобелена.
– Ты видел меня утром, Дор, когда я подавала тебе завтрак Больше всего он боялся разоблачения. Но хватит медлить. Надо сделать решительный шаг и все выяснить – Милли, когда ты была молода, ну, до того, как стала призраком... у тебя были друзья?
Милли снова рассмеялась, сотрясаясь всем телом. За эти годы она, конечно же, располнела, округлилась.
– Были друзья.
– А кто они? Ты никогда о них не рассказывала. – Сердце его забилось сильнее. Милли помрачнела:
– Дор, ты ведь не из пустого любопытства расспрашиваешь? Не сердись, но я ничего не могу рассказать. Поблизости от меня взорвалось забудочное заклинание. Я пробыла в его власти долгое время и теперь ничего не могу вспомнить. И друзей не помню.
Вот так сила у этого заклинания! Милли видела перед собой Дора-мальчика, подростка, и начисто забыла того Дора – из ее головы выветрилось, как они вместе стояли на крепостном валу, как она призналась ему в любви. Но какая-то сила толкала Дора расспрашивать дальше:
– А как ты... умерла?
– Кто-то заколдовал меня. Превратил в книгу.
КНИГА! Он ведь нашел ее в подъемнике, ведущем из дамской комнаты. Ведна превратила девушку в книгу, бросила в подъемник и подняла на верхний этаж. В замке тогда все было вверх дном, книги валялись повсюду. Никто и не подумал, что одна из них и есть несчастная Милли. Проклятие Мэрфи доживало последние часы, но еще действовало. Именно по его коварному наущению Дор, найдя книгу, пошел с ней в библиотеку и вежливенько поставил находку на полку. Там книга и простояла восемь веков в тишине и покое.
– Я забыла многое, – продолжала Милли. – Забыла свое тело – какое оно, где оно. Наверное, это опять власть заклинания. Все было так смутно, особенно вначале, а потом... потом я стала призраком. Призраки легче обходятся без воспоминаний; у призраков вообще легкое тело, легкая голова. – Милли смотрела на мальчика изучающим взглядом. – Но иногда случались проблески. И в их свете твой отец... глядя на твоего отца, я вспоминала кого-то давнего, мне кажется, я любила этого кого-то, но опять не могла вспомнить. Так или иначе, скрытый пеленой забвения он умер, умер восемьсот лет назад. Со мной рядом неизменно был и есть Джонатан. Наша дружба длится с незапамятных времен, и нет для меня никого лучше его. Король Ругн правил долго и успешно, но все когда-нибудь кончается; король умер, замок стал приходить в упадок. И вот я осталась совсем одна, всеми покинутая, не знающая, как жить дальше. И в этот трудный час явился Джонатан и помог мне продержаться. Его не смущало, что я всего лишь бедный призрак. Если бы только можно было...
Милли любила Дора, но не могла вспомнить, потому что оказалась во власти заклинания. Он может не опасаться: ни его имя, ни талант ничего ей уже не смогут подсказать. Юный облик не насторожит ее, потому что она не помнит, откуда пришел тот, кому она открыла сердце восемь веков назад; никогда не свяжется в ее памяти этот худенький подросток с тем отважным воином.
Джонатан – вот ее единственное утешение, вечное утешение. Джонатана она не забыла, потому что он неизменно был рядом. Жалкий призрак и бесприютный зомби спасали друг друга, когда весь мир позабыл о них. Зачем воскрешать память о прошлой боли? Зачем терзать вопросами? Это жестоко.
– Милли, я принес снадобье. Оно вернет Джонатана к жизни, – сказал мальчик.
– Дор, знаешь, я кое-что вспомнила, – сказала Милли, глядя на него так, словно не верила своим глазам. – Вспомнила, кого напоминал твой отец. Тебя! И не столько даже внешностью, сколько...
– Ты не могла вспомнить, потому что мне всего лишь двенадцать лет! – резко ответил Дор, тем самым запрещая Милли тянуть за ниточку, которую сам же и дал ей в руки. – В этом случае надо рассуждать иначе: я напоминаю тебе моего отца, потому что... потому что становлюсь взрослым.
– Да, конечно, – как-то неуверенно согласилась она. – И все же иногда, когда ты разговариваешь с вещами, я начинаю вспоминать... ты беседуешь с драгоценностями... какое-то большое гнездо... нет, не помню...
– Возьми бутылочку, – сказал он, – и позови Джонатана.
«Джонатан, – с болью прозвучало в его душе, – знаешь ли ты, что сейчас займешь место ее любви, ее жениха. Подари ей счастье во имя человека, у которого судьба отняла это право!» – Все же что-то мелькает передо мной, – говорила Милли, в растерянности не обращая внимания на бутылочку. – Большой, сильный иноземец...
