«А кресильон? А Майя? – что-то тихо спросило внутри. – С тобой или нет, ловушка все равно бы захлопнулась. Асури нужен тот, кто превратил Намсу в дакини».
От себя не убежишь.
В прошлое не вернешься.
Хотя…
Мальчишка подошел к дверям в зал ожидания. Вот сейчас они откроются, и Велька окажется возле стойки «Котлеты вечности». На стене – плакаты, и Владислав Борисович изучает их, трогательно похожий на контрразведчика.
Велька шагнул в зал.
На дверях ресторана болтался белый прямоугольник. «Закрыто на инвентаризацию» – сообщала табличка. Плакаты все так же пылились на стене. Владислав Борисович стоял, покачиваясь с носка на каблук, изучая шедевр Луврской полиграфии.
Велькино сердце забилось сильно и часто. На цыпочках он пошел к инспектору, вполголоса напевая:
Не думай о шпионах свысока,
Наступит время, сам поймешь, конечно же
Без них существование – тоска,
Кромешная, унылая, безбрежная.
– Это вы, Велетин?
Инспектор обернулся, и Велька едва не решил, что обознался. Старик здорово сдал за эти дни. Щеки ввалились, теням под глазами позавидовала бы сама Асмодита. Выглядел он не на шестьдесят, но на все восемьдесят.
– А я, как видите, обратно собираюсь… Дела мои здесь закончились.
От его тоскливого взгляда Вельке сделалось не по себе.
– Не надо на вы, – попросил он. – Я еще не такой старый. – И поперхнулся, сообразив, что только что сморозил.
Де Толль улыбнулся одними глазами.
– Да, извини… Все забываю.
– А вы что, на Дачное летите? – торопливо, чтобы сгладить сказанное, поинтересовался Велька. – Это газовый гигант, да?
– Когда-то это было метановое болото. А теперь – смысл моей жизни. Смыслик.
Инспектор сгорбился. Велька чувствовал себя ужасно неловко, но уйти не мог. Его присутствие чем-то было необходимо де Толлю.
– А ты, значит, на Беренику? – после паузы спросил Владислав Борисович. – Обошлось, значит?..
– Да, обошлось… Вы правду тогда сказали: лучше бы я не сходил здесь. Вот только ничего бы это не изменило.
Инспектор обнял мальчишку за плечи:
– Пойдем, – голос его потеплел, – посидим на дорожку… В мире есть множество вещей, которые уже не изменишь.
Не сговариваясь, они пошли в конец зала, противоположный тому, где скучала когда-то асурская шпионка. Де Толль достал планшетку с компьютером:
– Глянь, Велетин. Мне попала в руки одна картина… все не могу понять ее смысл. Может, ты подскажешь?
Велька равнодушно покосился на экран.
– Это Скалища, – сказал он. – Откуда у вас это?..
– Одна юная барышня подарила.
– Красиво нарисовано, но неправильно. – Велька ткнул пальцем в экран. – Видите точки?.. Это паутицы. А они в Скалиoа не залетают, у них в Челесте гнезда. И еще… Я знаю это место. Здесь наши ребята договорились с эмкаушниками встретиться. – Он облизал пересохшие губы. – Через полчаса.
– С эмкаушниками… Скажи, а не было среди них некоего Ярослава?
– Был. Это мой друг Яри. Вы его знаете?.. Он должен был одну вещь передать… амулет Кассада…
– Этот?
В Велькину ладонь скользнула цепочка.
– Откуда он у вас?
– Это долгая история. Но теперь, я думаю, он тебе нужнее.
Немного волнуясь, Велька надел цепочку на шею. Теплая волна накрыла его с головой, волна удачливости и силы, той силы, что помогла когда-то Кассаду отбить атаку асуров.
– Владислав Борисович! Я… – Велька достал карточку де Толля и разломил ее. – Мне нужна ваша помощь!
Глава 35
ТРУС – ЭТО НАВСЕГДА
Последние дни Тилль жил словно во сне. На вопросы отвечал невпопад, офицерам дерзил, чуть не подрался с Витькой Хоббитом. Соседи по кубрику в один голос говорили, что он стал «каким-то странным».
Но странностей в нем было не больше, чем в других. Просто Майя показала ему начало тропы, называемой «путь смельчаков», а он топтался на месте, боясь сделать шаг.
Один-единственный вопрос неотступно преследовал его.
Что значит «быть смелым»?
Вот в Скандинавии берсерки были… Такие рыцари припадочные – думали, что в волков умеют превращаться. Мухоморов наедятся, щиты погрызут, а потом мочат всех в пузыри.
Но это разве смелость? Да нет, отмороженность. Берсерки – они ж тупые, мозги отбиты, вот и не боятся ничего.
А еще в одной книжке вычитал: две тетки из-за графа подрались. Одна фехтовальщица, чуть ли не с рождения бою обучалась, а вторая – так, тихоня. Шпагу хорошо если над камином видела, на стене. И что думаете? Зарезала со второго удара – на психеже. А потом не знала, куда деваться от страха.
Но это девчонки – они правил не понимают. Потому им и драться нельзя: поубивают друг друга на фиг.
А Суворов? Великий же полководец, а тоже дрейфил. И еще говорил себе: «Что, страшно, скелет? Тебе будет еще страшнее, когда узнаешь, куда я тебя поведу».
И вот как ни крути, получается, что или человек боится, или теряет себя. Совсем без страха никак. Хоть и говорят: управлять, управлять – а как управлять?
Вот позавчера… На полевых учениях моста через ущелье не было. Только сосна с края на край. И что – перебежал спокойно! Никто не сумел, даже Димка не сумел, а он, Тилль, – легко. Воспит ему за это наряд вне очереди врезал, но это же пустяки.
А вчера Димка двинул его на уборку туалетов… В отместку, наверное. Да еще и сполиграфил: мол, ты у нас порядок любишь, вот и порядь… И, главное, ему бы, Тиллю, возмутиться: за что?! Ведь Вадина же очередь! И Димку бы так взять за воротник (вот как Велька только что), мол, ты, Димон, много борзоты взял. Зубы жмут? Сейчас проредим! А это уже как Семен Федоров из второго взвода, когда у него альбом с коллекцией смайликов поперли.
Только у Семки разряд по вольной, а у Тилля – по легкоатлетике. Есть разница?
Получается, что храбрость – это еще и сила. Сильного человека никто не может унижать безнаказанно. Хотя… А вот был такой Милон Кротонский в Греции. Величайший атлет, могучий борец, все его боялись. Когда у него не осталось противников, Милон пошел в лес и разорвал руками дерево. Пальцы застряли в расщепе, и великого атлета сожрали шакалы… или кто там у них водится.
Это ведь позор? Конечно! Торчит силач у дерева, весь распухший, охрипший, штаны, чтобы по нужде сходить, не снять… если у них тогда были штаны, а вокруг – шакалье крутится, жрет. Ну и какая тут смелость?
От мыслей этих начинало ныть в затылке. Возня с экспонатами в музее уже не спасала, да и откуда взять время? Днем Тилль как проклятый драил мозаичные полы, в часы, посвященные самоподготовке, клевал носом над учебником, а вот ночью… Ночью начиналась другая жизнь, полная тайн и запретных, как мороженое при простуде, удовольствий.
Но смелости она ему тоже не прибавляла.
Тилль бежал к садику полковничьего дома, где была назначена встреча с Майей. Ему повезло: никто из офицеров не встретился на пути. Это и к лучшему: попадись навстречу тот же Уфимцев, и Тилль язык бы потерял от страха.
Такой вот характерец!
Перед тем как нырнуть в дыру в заборе, Тилль подождал, пока выровняется дыхание. Выскакивать перед Майей растрепанным кротом он не собирался. Та умеет так глянуть, что ребенком себя почувствуешь. А какой он ей ребенок? Он эту Майю, если хотите знать…
На этой мысли Тилль запнулся. То, что он проделывал с белокурой полковничьей гостьей, на мальчишечьем языке выражалось словом грубым и незамысловатым. Тилль такие не употреблял. Слова-замены, в изобилии встречавшиеся в книжках, никак не годились.
Любил?
Да о какой любви идет речь! Она же старая.
Спал вместе? Занимался сексом?
Тилль поморщился. Все у взрослых как-то на вранье замешано… Мальчишечий мир честнее, хоть и более жесток.
Когда дыхание успокоилось, Тилль услышал в саду голоса. Майин и еще чей-то. Подслушивать он не стал, достоинство не позволяло.
Мало ли, чем они там занимаются?
– Госпожа Утан, это я, – громко сообщил он.
– А, головастик! – обрадовалась асури. – Ну, входи, не топчись там.
Тилль воробьем юркнул под заросли вьюнка. Опасения (и надежды) его не оправдались. Майя сидела на камне в позе русалочки, подставив лицо вечернему солнцу. Внизу к камню привалился худой небритый человек в хаки. На коленях его лежал автомат.
«Не надо бояться человека с бластером», – всплыли в памяти слова классика. Тилль насупился: небритого он испугался бы даже безоружного. Человек с такими глазами и загрызть может.
Ну, почему, почему, почему он ни о чем, кроме своих страхов, думать не может?!
– Раймон, знакомься, – сказала Майя, – это кадет Брикк. Очень пылкий юноша. И отважный… будет когда-нибудь. Наверное.
Небритый пробурчал нечто непонятное и вновь погрузился в нирвану.
– Что, головастик, – продолжала Майя, – сделал, что я просила?
– Да, – чуть помедлив, отвечал Тилль. Он хоть убей не помнил, о чем спрашивала Майя, знал только, что все выполнил.
– Хорошо. День сегодня тяжелый, головастик… Ты уж не обмани меня, ладно?
