— Трудно — это мне пришлось, — опять встрял Сим. — До сих пор перелинять не могу.
Я вопросительно приподняла левую бровь, от души надеясь, что достаточно точно копирую госпожу Ламмерлэйк. Конунг — о чудо — смущенно поежилась.
— Я хотела изменить цвет обивки кресла, — призналась она, — но немного напутала с вектором. А в кресле спал Сим… И вообще, — Валери повернулась к нему, — ты тогда маленький был! Я тебя просто не заметила!
— А в кого превращается уважаемый Сим? — вырвалось у меня.
Уважаемый Сим ухмыльнулся и внезапно исчез. Раздался мягкий прыжок, и ко мне подошел, высоко держа чуть изогнутый хвост, холеный кот невероятной серо-розовой расцветки.
— Хорошо, хоть цвета выбрала геральдические, — мурлыкнул он, легко запрыгивая ко мне на колени.
— Могу и поменять, — хладнокровно парировала Лерикас. — Благо теперь я знаю, как это делается. Темно-синий с золотом подойдет?
На кошачьей морде отразился совершенно человеческий ужас.
Валери вновь посмотрела на нас.
— Если многоуважаемые гости получили ответы на все свои вопросы, я полагаю, они не откажутся ответить на несколько моих. Сигурд, — (оборотень вздрогнул и чуть не выронил кубок), — какой первый вопрос задали тебе ковенцы?
Разговор тек и тек; Аррани Лерикас оказалась недурным психологом, вытаскивая из Сигурда такие подробности, которым, кажется, удивлялся и сам волкодлак. Я слушала вполуха — эта история была мне отлично знакома. Было ясно, что отдавать нас на съедение КОВЕНу здесь не собираются, и даже Эгмонт впервые за все время немного расслабился.
Сим уютно разлегся у меня на коленях; я почесывала ему то за одним ухом, то за другим, а он тихонько урчал от удовольствия. Смеркалось, но никто не приносил свечей. Я ясно видела лицо Лерикас, которая сидела возле окна, и шестым, седьмым — каким угодно — чувством ощущала присутствие Нарроугарда. Вообще-то странная они были семья. Уравновешенный и мудрый золотой дракон — и волкодлак, не то переломанный, не то искаженный. Вдвойне же странно было то, как хорошо они друг другу подходили. Рэнтара явно не волновало, что его супруга правит Конуигатом. А Лерикас, с тех пор как он вошел, уже не казалась такой пугающе… предвечной.
— Ну что же, — наконец сказала конунг. Она положила ладони перед собой и еще раз обвела всех нас взглядом. — Повторю: между Конунгатом и КОВЕНом нет договора об обязательной выдаче всех, кого Эллендар считает преступниками. В подобных случаях все зависит от моей доброй воли, а сейчас она скорее злая. Вам нет нужды просить меня о политическом убежище; я сама даю его вам. Живите здесь столько, сколько потребуется. Сигурд, ты — мой подданный. Я надеюсь, и Лыкоморье, и КОВЕН успели уяснить, что моих подданных дешевле не трогать. Ступайте. Я думаю, не пройдет и недели, как все разрешится. Сим, ты и дальше собираешься там лежать?
Кошкодлак, очевидно, хорошо помнил о темно-синем с золотом. Он лениво потянулся, спрыгнул с моих коленей, а с пола поднялся уже в человеческом обличье.
— За мной, господа, — бросил он через плечо. — А ты, Эрик, останься, мне не улыбается от вас двоих улицу отскребать…
Рихтер тихо хмыкнул — наверное, оценил Симову предусмотрительность.
9
Лерикас Аррская проводила гостей взглядом. Потом встала, подошла к окну и выглянула наружу. Под яблоней темнота была гуще, чем повсюду, Фенрир Волк, свернувшись в клубок, смотрел на убывающую луну.
Стоя у окна, она повернулась к Рэнтару — темный силуэт на фоне более светлого прямоугольника.
— Скажи мне, Рэнт, — мягко спросила Валери, — неужели я тогда была такой же забавной?
— Разумеется, нет, — ответил ее муж. — Их забавность делится на троих, а тебе все досталось целиком.
в которой домовой фыркает, сорока разговаривает, а Сигурд обижается. Напоследок выясняется, что семейные узы крепче магических
1
Что и говорить, вечер удался. Засыпая, я пообещала себе обязательно разыскать того некомпетентного мрыса, что пустил слух о том, будто бы оборотни суть мрачные, необщительные и чрезвычайно кровожадные создания, и объяснить ему, чем наука отличается от лженауки.
Вернувшись от конунга — а дело было хорошо если в десятом часу, — мы застали дом Сигурда в разгаре приготовлений к празднеству. Кажется, изначально предполагалось, что это будут скромные семейные посиделки, но сперва подтянулись соседи, потом — дальние родственники, а потом и друзья семьи, непременно желавшие поздравить Сигурда с возвращением на родину. В доме стало тесновато, и столы перенесли на улицу.
Я не люблю шумных застолий, и этот праздник не сделался исключением, — но здесь, пожалуй, мне было уютнее, чем где бы то ни было. Слишком много народу, это верно… зато я узнала, как на греакоре будет «привет», «очень вкусно» и «нет, я не умею этого танцевать», научилась играть на деревянной флейте лыкоморский гимн и четыре раза выслушала историю наших злоключений в разных редакциях. Я посидела бы еще, но глаза отчаянно слипались, и, заметив это, мама Сигурда провела меня в дом. В маленькой комнате уже ждала застеленная постель.
Боги, о боги! Какое блаженство — вытянуться на чистой простыне, не боясь, что за тебя примутся голодные корчемные клопы! Я счастливо вздохнула, обняла подушку и заснула. Сигурд, кажется, в пятый раз рассказывал, как мы оторвались от погони в Листвягах.
Я честно собиралась спать как минимум до полудня, но проснулась очень рано. На подоконнике лежали золотые полосы света, а с кухни доносился волшебный запах свежего хлеба. Брякнула ручка ведра, я принюхалась… так-так-так, да это же парное молоко!
Все фэйри любят молоко, и я — не исключение. Откинув одеяло, я опустила ноги на вязаный коврик. На боковушке кровати висела моя высохшая одежда; я быстренько оделась и, на ходу завязывая тесемки, босиком вышла на кухню.
На столе, накрытые полотенцами, лежали круглые булки хлеба, отдельно стояли две большие миски с пирогами. Я принюхалась: пироги были ягодные. Завтракать без хозяев как-то нехорошо, верно? Призвав всю свою силу воли, я отвернулась от пирогов и немедленно увидела два ведра с молоком — одно накрытое шапкой пены, другое просто так. Хм!
Дверь на улицу была приоткрыта, и длинная, до пола, расшитая занавесь чуть колыхалась на ветерке. Я отвернула ее в сторону и увидела, как Сигурд с граблями наперевес деловито пересекает двор.
Простучали босые пятки, и в дом забежала Хильда.
— Доброе утро! — бодро сообщила она, подтаскивая скамеечку к шкафу. — А тебе Вульфгар привет передает!
Я было замялась, но тут же вспомнила, что Вульфгаром звали лохматого паренька с флейтой.
— И ему от меня тоже…
— Ага! — Хильда, в обеих руках по горшку, уже выбежала во двор.
Вместо нее на кухню просочился счастливый трехцветный кот. Не обращая на меня никакого внимания, он прошествовал к тому ведру, на котором не было пены, одним движением приподнялся на задние лапы, положил передние на край ведра и начал быстро-быстро лакать. Шугануть или не шугануть? Я смотрела, как мелькал его розовый язык, и машинально переплетала косу.
Вообще-то надо бы ее для начала расчесать…
Кот вдруг перестал лакать и метнулся под стол. В дом вошла мама Сигурда.
— Доброе утро, — почти хором сказали мы.
Я смутилась и оттого поспешила улыбнуться.
— А ты что не завтракаешь?
— Да неудобно как-то…
— Мяу, — отчетливо сказал кот, вылезая из-под стола. Он демонстративно потерся о початое ведро и добавил: — М-мя…
Хозяйка плеснула ему в блюдце, и я рассмотрела, что в ведре находилось не молоко, а обрат — предназначенный, надо думать, для теленка. Кот был умным зверем и оттого твердо знал, на что можно посягать, а на что нельзя.
— Ты какого хочешь, Яльга, парного или вечернего? Оно холодненькое…
— Парного, — подумав, выбрала я и вздрогнула: из-за печки на меня одобрительно косился домовой.
Жизнь была хороша! Я выпила две кружки молока, съела пирог — один, зато большой — и долго расчесывала волосы, стоя на крыльце. Было еще очень рано, настолько рано, что воздух не успел еще толком прогреться, и в нем чувствовалась ночная прохлада. Зато деревянные ступеньки оказались теплыми, и здорово было ощущать это босыми ногами.
С вершины березы наперебой пищали птенцы: там свила гнездо сорочья пара. По двору величаво расхаживал петух, живо напомнивший мне Гения-Хендрика. За воротами послышалось густое мычание, и Сигурдовы братишки поспешили вывести в стадо большую рыжую корову. За нею плелся угольно-черный теленок; я не разбиралась в телятах, но его морда показалась мне очень обиженной.
На горизонте, поднимаясь над зеленой полосой тайги, вставали синие очертания Драконьего Хребта. Отсюда, с востока, он смотрелся точно таким же, как и с запада. Мне вдруг показалось, что я вновь стою в начале пути и нам еще только предстоит пройти леса, города, горы, чтобы повстречаться наконец с конунгом Арры.
