– Нет, почему же. Вот, к примеру, у папуасов в Восточной Гвинее было что-то вроде культа. Воин должен был съесть сердце и мозг врага, иначе соплеменники его ни в грош не ставили.
Роквуд удовлетворенно улыбнулся – он любил прихвастнуть своими знаниями.
– Вероятно, многим папуасам вовсе не хотелось охотиться за черепами. Представляю несчастного жениха, которому родители невесты объявляют – если не принесешь трех черепов, не видать тебе нашей Дороти. И бедняга тащится в соседнее племя и отрезает голову такому же несчастному, замороченному предрассудками. В сущности, у нас творится то же самое, только вместо голов надо предъявить стабильную работу и счет в банке. То же дерьмо в другой упаковке. Ну, вот и у вас, наверное…
Индеец улыбался. Роквуд вновь почувствовал себя идиотом.
– Я что-то не так говорю?
– Нет, почему же. Очень любопытно вас послушать. Не потому, что то, что вы говорите, – истина, а потому, что так думает большинство ваших… соплеменников. Идемте со мной.
Роквуд недоуменно хмыкнул и последовал за кампаса. Они вышли к окраине поселка, и только тут американец заметил, что, кроме большой хижины, есть и еще одна, стоящая на отшибе. В отличие от общинного дома у этой хижины имелась дверь. Похоже, когда-то она прочно завязывалась лианами. Сухие плети до сих пор свисали с того, что можно было бы назвать дверной ручкой.
Кампаса остановился перед хижиной, сложил руки на груди и суховато, лекторским тоном сказал:
– Сюда приводили воина, убившего врага, сразу после убийства. Видите ли…
Тут он обернулся к Роквуду, и американец поразился мрачности его взгляда.
– Мои предки верили, что этот мир, мир леса и поселка, – лишь оболочка. Главное находится внутри.
Тут индеец постучал себя по голове и по груди.
– Для того чтобы пройти в настоящий мир и обрести там свою истинную душу, аратум, надо было выпить определенный настой. Вы бы назвали его наркотиком. К сожалению, принявший его делался необычайно агрессивен. Он отправлялся в лес, чтобы, во-первых, не повредить людям в поселке, и, во-вторых, увидеть недоступное обычному взгляду. Встреча с такими охотниками была смертельно опасна. А теперь самое интересное. Мои предки верили, что, убив человека, охотник терял истинную душу, зато обретал врага в призрачном мире. Чтобы вновь вернуться туда, ему надо было обезвредить убитого. Для этого он приносил голову своей жертвы в поселок. Все отверстия в голове зашивал шаман, чтобы душа навеки осталась заключена в своей прежней оболочке и не мстила убийце. Сам же воин должен был пройти трехдневное очищение – его запирали вот в этой вот хижине, без еды и воды, и знахарь заливал ему в ноздри табачный сок, чтобы злые духи не пришли и не похитили его разум. Только после этого он мог вернуться к людям и вновь попытаться обрести аратум.
Роквуд замотал головой.
– Не понял. Так что, убийства были чем-то вроде… побочного продукта в поисках истинного себя?
– Примерно.
Индеец усмехнулся.
– Если не считать того, что многие пристращались к этому порочному кругу, к настоям, которыми их поили после убийства. И все же главное было в другом.
Американец задумчиво щелкнул хижину, заглянул внутрь. Обычный шалаш. Внутри пахло сухой травой и тлением. Сквозь прохудившуюся крышу били косые солнечные лучи. Роквуд сделал еще несколько снимков и вышел.
Он внимательно поглядел на индейца и сказал:
– Последний вопрос. Вы все это рассказывали в прошлом времени. А что сейчас? Вы… вот вы сами – совершенно не верите ни в аратум, ни в другой мир и даже не пробовали этой вашей настойки?
Синьор Доминго улыбнулся.
– Какого ответа вы ожидаете? Вам хотелось бы, чтобы я рассказал, как, отведав настойки, зарезал десять белых путешественников?
Хотя губы индейца и улыбались, глаза оставались серьезными. Некстати вспомнилась история с невестой Кравника.
– Извините, еще один вопрос. Тут неподалеку в лесу пропала девушка. Американка. Вы ничего об этом не слышали?
Показалось, или в тонких чертах индейца и вправду промелькнул страх? Выражение было слишком мимолетным, чтобы Роквуд мог сказать наверняка.
– Полиция уже расспрашивала нас. Увы, мы ничего не знаем.
Развернувшись, кампаса зашагал к поселку. Роквуд, помедлив, двинулся за ним. Почему-то последним словам индейца он не поверил.
И все же поход, учитывая все предшествующие обстоятельства, сложился на редкость удачно. На обратном пути Роквуд даже начал насвистывать. Время перевалило далеко за полдень, но было еще светло. Пронизанный солнцем лес уже не пугал, а завораживал. Не портила настроения даже бесконечная воркотня Бореаля. Пока Роквуд кружил по поселку, тот, скорчившись, сидел на гнилом бревне на самой границе вырубки. Его здорово искусали комары, и вообще жизнь была ему немила.
– Амиго мог бы подумать о жене бедного индейца, о его детях и внуках…
– Брось, Бореаль, у тебя еще нет никаких внуков.
– Нет и не будет, если дети Бореаля умрут с голоду, оттого что их несчастный отец сгинул в сельве, а мать выплакала глаза с горя…
Странным образом эта болтовня успокаивала Роквуда. Когда они уже подходили к роще на границе владений Маскуито, он окончательно решил, что экспедиция удалась. Ну и что, если вместо кровожадных дикарей он набрел на выпускника университета? По фотографиям ведь этого не скажешь, а историю напишет кто-то другой – и совесть Роквуда будет чиста, если журналист вставит туда вселяющие ужас подробности. Теперь бы еще найти невесту Ллона… Почему-то в этом солнечном лесу не верилось, что девушка погибла. Забрела куда-нибудь, потерялась. Может, ее приютили в одном из рыбацких поселков. Может… Тишину прорезал громкий крик.
– Э-эй! Эхей-хей!
Роквуд поднял голову. По тропинке к ним во весь дух несся Ллон, вопя и размахивая руками.
Бореаль сзади удовлетворенно хмыкнул и сказал:
– Ну вот. Я же предупреждал амиго, что от беды не уйти. Не надо было нам возвращаться к пристани.
Ллон подбежал к ним и, задыхаясь, сказал:
– Индейцы… уф-ф… Индейцы увели лодку.
* * *
Они сидели на веранде. Солнце, повисев недолго над макушками деревьев, рухнуло в лес. Сумерки быстро сменялись темнотой. Звенели цикады, и лягушки в заводи затеяли вечерний концерт.
Ллон, примостившийся на ступеньках, мрачно хлебал виски. Роквуд, подумав, остановился на бутылке тепловатого пива. Покатав на языке горькую жидкость, он глотнул и сказал:
– Ну, объясните еще раз, что произошло.
– Говорю же вам – индейцы возились на пристани с нашим багажом. Я им велел сложить все заранее, чтобы отплыть, как только вы вернетесь. Вдруг показалась какая-то пирога с мотором. Подлетела к мосткам на сумасшедшей скорости. Там сидел старый индеец с длинными волосами и тетка, наверное, его жена. Они что-то прокричали нашим, те попрыгали в лодку и укатили вслед за стариком, только пена за кормой. Я бежал за ними по берегу и орал, пока не споткнулся о корень, чуть колено не вывихнул.
Ллон опустил бутылку и уставился на Роквуда.
– Что будем делать?
Роквуд растерялся. Он привык отвечать только за себя, а этот парнишка, похоже, считал его теперь главным. Между тем Ллон уже набычился и добавил:
– Вы мне обещали. Если бы я с вами не связался…
Роквуд почувствовал, что пора взять разговор в свои руки.
– Так. Не будем паниковать. Наверняка у Маскуито есть лодка.
Ллон хмыкнул.
– Думаете, я идиот? Я тут все оббегал в поисках лодочного сарая. Ничего.
Роквуд задумчиво помахал бутылкой.
– Может, он держит ее рядом с плантацией. Допустим, чтобы перевозить латекс или еще для чего-то. Должен же он ездить в город за припасами?
– А ведь вы правы. Какой же я олух!
Ллон хлопнул себя по лбу.
– Надо было сразу бежать на плантацию.
– Стоп. Вы хоть знаете, куда бежать?
Паренек энергично закивал.
– Я видел, как он утром шел вдоль берега. Здесь есть тропинка. Наверное, это недалеко: он же совсем старик, вряд ли бы он потащился за десять миль с тяжеленной винтовкой. Давайте я смотаюсь туда и пригоню лодку.
Он вскочил, уже готовый сорваться с места. Роквуд оглядел сумрачные джунгли. Что-то там попискивало, потрескивало и обреченно орало.
– Ну уж нет. Одного я вас не отпущу. Пойдем вместе. Загляните в дом и возьмите у Бореаля фонарь. Он ночью ни за что не вылезет в лес, так что пусть ждет здесь. Если мы разминемся с Маскуито, пускай расскажет ему о том, что случилось, и попросит лодку.
Ллон кивнул и понесся в дом. Через минуту он вернулся с фонарем в руках и с кривой ухмылкой на лице.
– Бореаль забился в спальню и закрыл ставни. Говорит, что нас похитят ночные духи, да и он не доживет до рассвета.
– Больше его слушайте. Вы проверили батарейку, работает?
Ллон в ответ помигал фонарем.
