Желудок Ваймса попытался уйти в пятки. Надо будет обязательно повысить жалованье Сварли Свирсу и купить ему наконец канюка, о котором он так давно просил, решил Ваймс. Любому, кто каждый день на благо города выделывает такие трюки, платят слишком мало.
— Пошарь у меня в левом кармане, — сказал Чудакулли, когда они перешли в горизонтальный полет. — Кажется, это твое.
С величайшей осторожностью, поскольку прекрасно знал, что иногда может обнаружиться в кармане у волшебника, Ваймс выудил оттуда букет бумажных цветов, гирлянду с флагами всех наций и… серебряный портсигар.
— Упал казначею на голову, — объяснил аркканцлер, взяв чуть в сторону, чтобы не врезаться в чайку. — Надеюсь, цел?
— Все в порядке, — сказал Ваймс. — Э… спасибо. Я пока положу его назад? Так уж вышло, что я сегодня без карманов.
«Он тоже нашел способ вернуться, — подумал Ваймс. — Мы снова дома».
— А твои парадные доспехи упали на здание факультета высокоэнергетической магии, — продолжил Чудакулли. — И я должен сообщить, что они…
— Сильно покорежены? — закончил Ваймс.
Чудакулли немного помедлил с ответом. Он понимал, как Ваймс чувствует себя сейчас.
— Чрезвычайно сильно, ваша светлость. Просто непоправимо. Думаю, это все из-за той квантовой свистопляски.
Ваймс поежился — он ведь был по-прежнему нагишом. Сейчас он согласился бы даже на ненавистную парадную форму. А впрочем, плевать. Позолота и перья, значки, чувство холода… Есть вещи куда важнее. И всегда будут.
Он спрыгнул с метлы еще до полной остановки, покачнулся, закружился на месте, повалился на дверь Газона и забарабанил в нее кулаками.
Через некоторое время дверь приоткрылась, и знакомый голос, лишь немного изменившийся с возрастом, осторожно спросил:
— Да?
Ваймс распахнул дверь.
— Посмотри на меня, доктор Газон, — сказал он.
Газон посмотрел.
— Киль? — удивился он. В руке он держал самый большой шприц в мире.
— Вряд ли. Джона Киля похоронили. И тебе это прекрасно известно, — ответил Ваймс, глядя на огромный инструмент в руке лекаря. — А зачем тебе эта штуковина? Что ты с ней собрался делать?
— Честно говоря, поливать жиром индейку. Но тогда кто вы такой, вы ведь так похожи на…
— Хватай все свои повитушные орудия и ступай за мной, — скомандовал Ваймс. — Все эти занятные штуковины, которые, по твоим же словам, отлично работают. Все бери. Прямо сейчас. И я сделаю тебя самым богатым лекарем всех времен и народов, — пообещал Ваймс, человек, чью наготу прикрывала исключительно корка грязи и крови.
Газон неуверенно кивнул в сторону кухни.
— Да, конечно, я только вытащу индейку из…
— Забудь про индейку!
— Но я уже…
— Пошли!
С тремя пассажирами метла летела не слишком уверенно, но так было все равно быстрее, чем пешком. Кроме того, Ваймс понимал, что сам он никуда не дойдет. Еще там, на крыльце своего дома, он почувствовал, что исчерпал запас сил до самого донышка. Сейчас даже простое пребывание в вертикальном положении было для него настоящим испытанием на выносливость. Либо на метле, либо ползком.
Заложив неуклюжий вираж, метла тяжело опустилась на лужайку перед особняком.
— Она наверху. Большая спальня слева, — сказал Ваймс, подталкивая лекаря ослабевшей рукой. — Там повитуха, ни черта не понимает. Заплачу, сколько захочешь. Ступай.
Газон метнулся прочь. Ваймс оперся на плечо Чудакулли и на негнущихся ногах поковылял за ним, но, когда они подошли к дому, лекарь уже выходил оттуда. Газон пятился задом, очень медленно. Наверное потому, что к его носу был приставлен огромный арбалет Детрита.
— Опусти арбалет, сержант, — велел Ваймс несколько сдавленно, поскольку вдруг прямо перед его носом оказалась земля.
— Он ворвался в дом, господин Ваймс, — прогрохотал Детрит.
— Он лекарь, сержант. Пропусти его наверх. Это приказ. Спасибо.
— Слушаюсь, господин Ваймс. — Детрит шагнул в сторону и неохотно положил арбалет на плечо.
Арбалет выстрелил.
Когда грохот стих, Ваймс поднялся на ноги и огляделся. На самом деле ему никогда не нравились эти как бы декоративные кусты. Так гораздо лучше. Осталась только парочка деревьев, да и та изрядно потрепанная. Над кучками листьев вился дымок.
— Простите за енто дело, господин Ваймс, — извинился тролль.
— Что я тебе говорил о господине Предохранителе? — слабым голосом спросил Ваймс.
— Господин Арбалет Только Тогда Друг Тебе, Когда Стоит На Господине Предохранителе, — отчеканил Детрит и отдал честь. — Извините, сэр, мы все нынче слегка дерганые.
— И думаю, я еще долго буду дергаться, — сказал Чудакулли, поднимаясь на ноги и вытряхивая из бороды щепки. — До конца дня буду ходить подпрыгивая. Сержант, я предлагаю поднять доктора, отнести к колонке, привести его в себя и проводить наверх…
Все дальнейшее Ваймс видел и слышал как сквозь сон. Неприкаянным призраком он бродил по собственному дому, битком набитому стражниками. Никто не хотел уходить.
Очень медленно, концентрируясь на каждом движении, он побрился. Сквозь розовые облака, заполнившие весь мозг, до него доносились голоса.
— …велел сварить их в кастрюле! Он думал, эти кошмарные штуковины станут мягче?
— …до утра дежурят тролли и гномы и пусть следят за каждой дверью и каждым окном, следят в оба, я сказал…
— …вот прицепился, говорит, кипятить целых двадцать минут! Можно подумать, это капуста…
— …а теперь ему захотелось бренди, видите ли…
— …госпожа Контент как выскочит из спальни, а этот и говорит: да чтоб ноги ее тут не было…
— …пришел Игорь, предложил помочь, а Газон только глянул на него и говорит: сначала пусть его, Игоря, тоже прокипятят этак минут двадцать…
— …трипперный докторишка, что тут скажешь…
— …старина Камнелиц осыплет его золотом, если все будет в порядке…
— …ага, а если не в порядке?
Чтобы просто заставить какую-либо часть тела пошевелиться, приходилось прикладывать невероятные усилия воли, однако Ваймс кое-как натянул на себя повседневную форму. Причесался. Вышел в зал. Сел на неудобный стул, положив шлем на колени, и замер. Вокруг мельтешили призраки живых и погибших.
Обычно — на самом деле всегда — часть Ваймса наблюдала за остальными его частями будто со стороны, потому что он был стражником до мозга костей. Но сейчас эта часть не работала. Присоединившись к остальному рассудку, она тупо смотрела в пустоту и ждала.
— …кто-нибудь, принесите еще полотенца…
— …он снова попросил бренди, на этот раз двойной!
— …сказал, чтобы пришел господин Ваймс!
При этих словах запальный фитиль, тлевший где-то в той части мозга, где живут самые простейшие функции, сразу сработал, приведя в действие разум. Ваймс поднялся по ступеням, продолжая сжимать под мышкой шлем, как будто шел снимать показания. Постучал в дверь.
Ее открыл Газон. В руке он держал бокал с бренди. Улыбнувшись Ваймсу, лекарь отошел в сторону.
Сибилла сидела на кровати.
От изнеможения Ваймс видел все как в тумане, но все же разглядел у нее на руках нечто завернутое в шаль.
— Его зовут Сэм, Сэм, — сказала Сибилла. — И даже не вздумай спорить.
На улице выглянуло солнце.
— Я научу его ходить! — просияв, воскликнул Ваймс. — Я кого хочешь научу ходить!
И он уснул, даже не долетев до ковра.
* * *
Он шел по городу, наслаждаясь прохладой раннего вечера. Оставляя за собой след сигарного дыма, Ваймс не спеша добрался до Псевдополис-Ярда, где его встретил гром восторженных криков и поздравлений, и поблагодарил всех за чудесные букеты.
Потом заглянул к доктору Газону. Они посидели немного, поговорили о памяти и о том, какие шутки она иногда выкидывает, а также о забывчивости и о том, как выгодна она порой бывает.
Вдвоем они отправились в банк, где лежали деньги Ваймса. Это почтенное заведение любезно согласилось открыться в нерабочее время, поскольку его попросил об этом любимый клиент, герцог, самый богатый человек в городе, командор Стражи и, что немаловажно, человек, всегда готовый вышибить дверь ногой. Здесь сэр Ваймс передал сто тысяч долларов и право собственности на большой угловой участок у Гусиных ворот некоему доктору Газону.
А после, уже в одиночестве, он направился к кладбищу Мелких Богов. Первому Законней-Некуда, что бы он там себе ни думал, хватило ума оставить ворота открытыми этим вечером и даже долить масло в фонари.
Ваймс неторопливо шел по поросшим мхом дорожкам. Цветы сирени, казалось, светились в темноте. Их запах висел в воздухе подобно туману.
Путаясь в высокой траве, он подошел к могиле Джона Киля и осторожно, чтобы не потревожить венки, присел на могильный камень. Ничего, сержант наверняка не обиделся — он ведь знает, как устают иногда ноги стражника. Ваймс докурил сигару и стал смотреть на закат.
