И во время бурной семейной ссоры не заметили они, как разорванное ожерелье было потеряно, смыто волной силы в мир нижний, людской. И как за ним, причитая, бросилась одна из служанок, младшая из духов воздуха. Но настоящий мир закружил ее в водоворотах, запутал и швырнул в море, следом за россыпью волшебного жемчуга.
А там, среди сумрачной зелени ее увидел один из сыновей Морского бога, и так ему понравилось призрачное создание, что он спас сильфиду, подняв со дна. Вместе с жемчугом, ставшим ей приданым…
Не придерживаясь велеречивого слога, оказалось куда как проще излагать истории, полагаемые к заучиванию всеми жителями Ожерелья еще в детстве. Потомки странного союза заселили острова, поднявшиеся со дна моря вместе с драгоценными камнями. Одна жемчужина — один остров, и для каждого бесценного сокровища, полного божественной силы — единственный хранитель, раб и хозяин одновременно.
— Интересно. Легенда объясняет почти все законы, — Кэрдан, вытянувшись на лежанке, мерно дышал, борясь с тошнотой. — Домовой камень — жемчужина. Подарок наследникам-хранителям. Один остров — один саеш, потому что опасно доверить большому количеству людей такое сокровище. Да и одному опасно, поэтому тот связан с камнем узами. Женщина создана для подчинения, потому что основательница народа была служанкой. Все прочие — слуги тоже. Включая и тех властителей, кто подчиняется… Сейчас Раттиару, саешу Жемчужины? — я кивнула. — Связь между камнями — золотая нить. А странная магия порождена божественной силой. Вот только цвета… Розовый и синий?
— Вы просто других камней не видели, — позволяя его руке, осторожно пробравшейся за ворот платья, ласкать шею. — Они такие и есть, просто мой… наш необычен. Отец говорил, что основатель рода Тьелегринов, заняв место господина, основательно поколдовал над домовым камнем. Тьма, хаос и кровь дали роду куда большую свободу действий. Еще и поэтому я с вами разговариваю. Будь по иному, я бы просто молчала, ожидая распоряжений…
— Ах… — мужчина выдохнул, — отвратительные у вас обычаи. Тем не менее, мне вот, например, сразу стало ясно, почему твой… — он поправился, — наш род так не любят на Ожерелье. Они завидуют вашей свободе.
— Но ее нет…
— Они ограничены полностью, а Тьелегрины только частично. Кстати… что с Раттиаром?
— Саеш Столичной Жемчужины не сможет заставить вас сделать что-то против воли домового камня. А наш… не так уж хорош в подчинении… Он слушает только старшего из рода…
Едва ли не мурлыкая от удовольствия, потерлась об уверенную руку. Голос постепенно опускался до шепота и, наконец, я замолкла. Шум ветра, хлопки парусов, поскрипывание блоков и канатов, шелест волн заполнили комнатку.
— Боятся, завидуют и ненавидят, — сказал мужчина, прерывая молчание.
— Да, — я кивнула и встала, — время пить противоядие…
Пальцы осторожно перебирали висящие на шее амулеты. Янтарные капли Морской удачи в кожаной оплетке, легкие перламутровые пластинки Корабела, узоры на которых знакомы до последней завитушки. Старшую, младшую и среднюю могу определить на ощупь. Кончик ногтя очерчивал руны, и мысль следовала за ними, повторяя заветы капитанов. А это — мелкие перышки чайки, кипенно-белые с черными точками по краям. Защита, наложенная на них, чуть кольнула кожу. Простые, глиняные бусины, даже не окрашенные, что нанизаны на волосяную веревку — родовой оберег…
Тихое бдение у окошка и бездумное созерцание бегущей воды под мерное дыхание мужчины и скрип корпуса, дрожащего от напряжения, прервал крик с палубы:
— Паруса по правому борту!
Я, рявкнув «не менять курс», дернулась к двери, мимоходом привычно подцепив из распахнувшей ниши арбалет, но замерла, услышав короткое, уверенное:
— Стой.
Кэрдан распахнул глаза и приподнялся на локте, взглядом требуя остановиться. Значит, не спал все это время, так же, как и я, вслушиваясь в шум моря и хлесткие удары ветра в паруса, в песню летящей над морем лукки.
— Вместе, — слизнув капли пота, выступившие на верхней губе, добавил он.
— Зачем? Не стоит…
— Корабли… — мужчина хмыкнул, — должны ли они быть здесь сейчас?
Мой взгляд скользнул к окошку. Море розовело, блистая темным пурпуром, отражая закатное небо. Сколько мы прошли? Малую Россыпь миновали, вошли во внутреннюю акваторию. На миг задумавшись, покачала головой. Здесь и сейчас в море никого быть не должно.
— Вот именно, — уловив мои сомнения, — сказал Кэрдан. — Я не хочу, если нас потопят, глупо погибнуть, застряв в каюте. Хочу, по крайней мере, видеть лица тех, кто убьет меня… нас.
Достойное рода Тьелегринов желание. Затянув пряжку ремня с болтами на поясе, пристроила туда же оружие.
— Неужели все настолько серьезно? Он кивнул.
— Я доверяю вам, мой господин, — чуть склонив голову, протянула руку, помогая встать. Это и признание на его право хранить секрет и требование рассказать о нем. Позже. Когда он посчитает нужным.
— Хорошо… — прозвучало в ответ на мою безмолвную просьбу. Вцепившись рукой в выступ стены, он поднялся.
Обнявшись, мы в два шага достигли двери. Ветер ударил в лицо, мы чуть качнулись, но слаженно вышли на узкую палубу. Саеш Тьелегрин, вцепившись в косяк, замер на подгибающихся ногах, рыская глазами по морю. Одному из трех ребят, повисших на вантах, жестом велела спуститься вниз, помочь, если что, и взлетела по узким ступенькам на надстройку. Подол длинного платья разлетелся, нервно-разгоряченное тело охладил порыв соленого ветра. Рулевой, сощурив темные глаза, почтительно уступил штурвал. Гладкое, отполированное за полсотни лет, дерево под пальцами дрогнуло, заставляя мышцы играть от напряжения. Это отзвук волны, бьющей в бок, желающей перевернуть нас… А вот нет, кипа парусов все так же несла нас над белопенными барашками.
Утвердившись, окинула взглядом перевернутую чашу темного моря. Повисшее за спиной солнце подсвечивало воду и стремительно сужающийся полукруг высоких хищных силуэтов. Алые паруса. Морийцы. В груди зародилось глухое рычание. Я зло оскалилась и сдернула с лица покрывало, машинально накинутое перед выходом.
— Вниз, на мачты, — хрипло бросила рулевому. И повысила голос, — мой господин?
— Да? — спокойное, уверенное, вежливое и такое холодное слово.
— Держитесь крепче.
Корабли все ближе. Я не отдаю приказа убрать паруса, лукка все так же стремительно летит над волнами, словно желая с разгона наколоть на длинную иглу таранного бушприта одного из загонщиков. И уже можно разглядеть взвившиеся на ванты разноцветные влаги. «Сбросить скорость, снять паруса, приготовиться к досмотру»! Что же ты везешь, Кэр… Это тебя ведь ловят! Не важно! Не дождетесь. Лучше смерть, чем каторжные Морские колеса.
Под ногами мелко дрожала палуба, на смуглых лицах, ловящих с надеждой мой взгляд, вопрос. Главное — доверие… Я улыбнулась. Точнее, оскалилась, глядя прямо вперед, на надвигающиеся корабли. Ах, будь это отцовская рукка!
— Ран, паруса с носа — долой.
И давно сработавшаяся пара буквально взлетела вверх, взбодренная резким жестом.
Лукка резко клюнула носом, когда плотная ткань парусов легла на реи. Две пенистые волны захлестнули палубу, оставляя белые хлопья на гладких темных досках.
— Тиррр, — зародившееся в груди рычание вырвалось протяжным звуком в имени рулевого, обнимающего кормовую мачту, — поднимай бело-золотой вымпел.
Старые родовые цвета Тьелегринов, лет сто назад, заставляющие трепетать не только морийцев. Надеюсь, те еще помнят… длинный, полоскающийся на ветру треугольник рывками пополз вверх. Мой взгляд последовал за ним и выше, в темнеющее небо. Морские боги, повелители ветров…
Начало древней просьбы — молитвы промелькнуло в сознании, когда взгляд, выискивающий среди ветров путь к спасению, наткнулся на тонкое марево. Перистую колеблющуюся облачную пелену, едва заметную в угасающем свете дня, подсвечивало заходящее солнце.
— Сай, приготовься! Всем держаться! Боги морские и воздушные… Последний свободный член команды замер у задвижек в центре палубы.
Лукка заметно замедлила ход, тяжко оседая в волнах и разворачиваясь по ветру. Носом точно между двумя морийскими загонщиками. На ближайшем корабле сменились флажки. «Приготовьтесь к приему абордажной команды».
Вцепившись в штурвал так, что побелели пальцы, дождалась, когда родовой вымпел поднялся над парусами, коротко бросила навстречу ветру, срывающему с глаз злые слезы:
— Открывай!
Матрос рывком выдернул задвижку и отскочил, когда створки резко распахнулись, гулко ударяясь о палубу. Взвизгнули туго сжатые пружины, вышвыривая из трюма тугой сверток. Завизжали, раскручиваясь, блоки и вороты. Тонкие, прочные канаты, дрожа, унеслись следом. Вскинув голову, я крикнула:
— Отстегивай!
