Всей толпой они прошествовали к докам и торжественно выкатили десять эмбриофоров – матовых многогранников, глухо рокотавших сглаженными ребрами по металлопласту. Активированные по очереди, поликристаллы были бережно спущены в эмбриотехнические доки, каждый в свой. Открылись выпуски бункеров со спецрастворами – в чистой воде закрутились мутьевые потоки, а гулявшая по поверхности белая пена моментально приняла грязный оттенок. Процесс пошел.
Пользуясь своим положением, Браун поднялся на площадку ЭТ-дока с номером первым и глянул в бурлившую воду. Муть осела, и эмбриофор на дне был виден достаточно отчетливо. Вот только виднелся уже не шар – механозародыш как будто растекся, вспух, правильные затесы граней отекали, словно оплавляясь. Шла фаза подращивания.
Шатаясь, испуская облачка пузырей, сгусток расплывался и ширился, пока не занял половину дока. Угловатая, коричневатая масса приобретала округлые очертания, вплотную приближаясь к обводам батискафа. В ней проступали быстро меняющиеся пятна, желтые, красные, россыпью – белые. Потом во все стороны полезли короткие и длинные отростки эффекторов, они слепо шарили по дну, поднимая облачка мути и всасывая ее, загребая короткими рывками. Басистое, прерывистое гудение шло от плещущей воды, тяжелые вибрирующие звоны и мокрый хруст.
– Корневая фаза! – прокомментировал Гупта. – Дигестальная система закончила внутреннее наполнение и приступает к программному выращиванию. О, пошла сегментарная фаза!
Медленно-медленно, почти незаметно для глаз, округлился нос батискафа, наметилась выпуклость рубки, вылезли рули глубины и стабилизаторы, протаяли сопла водометов, оттушевались тени торпедных аппаратов.
– Нормально, – оценил председатель Совета, – к вечеру будет готов.
– Годится, – сказал Тимофей и спустился на берег.
Там его поджидала Наташа. Рядом переминался Николай Стремберг. Девушка выглядела виноватой, а от академика исходила аура неуверенности.
– Я все рассказала геологам, – проговорила Стоун, поглядывая то на Брауна, то в сторону. – Ну, про живую воду. А что? Если об этом знают наши враги, то почему бы не знать друзьям?
– Рассказала, – мягко повторил Сихали, – и правильно сделала.
– Да, да! – с жаром вступил Стремберг. – Наталья показала мне данные анализов – состав потрясающий! Это не обычная ювенальная вода, в ней невероятное содержание неизвестных изотопов серебра и таллия, а также следы других элементов – каких, неясно. Все же экспресс-анализ грешит неточностью. Мои молодые коллеги, – академик улыбнулся со снисхождением, – готовы видеть в представленном образце космическое воздействие. Дескать, тот самый астероид, что оставил кратер, названный впадиной Яу, внедрил в донные породы вещества, принесенные чуть ли не из иной галактики! Как будто во Вселенной существуют иные элементы, кроме перечисленных в Периодической системе… Не спорю, вещество, занесенное из космоса, может присутствовать в том растворе, который вы называете «живой водой», но чудес не бывает… Скажу вам честно: для меня главное – пощупать дно этого вашего волшебного озера. Океаническая кора и так тонка, а дно впадины Яу пролегает буквально на границе астеносферы! То есть некие гидраты космического происхождения перемешались с выделениями верхнего слоя мантии! В общем, мы приложим все силы в деле изучения данного феномена.
– Прикладывайте, – улыбнулся Тимофей. – Только не забывайте главного: мы не научная экспедиция. И даже не спасательная. Наш поход вернее всего будет назвать военным. Увы!
– Я понимаю, – посерьезнел Стремберг. – И вас понимаю, и вашего неизвестного противника. Живая вода – это самая драгоценная жидкость в истории человечества. На ее основе легко получить… мм… мафуссалин, скажем так, эликсир… пусть не бессмертия, но долгой жизни. Пусть не вечной, но молодости. И за обладание целым озером сей невероятной субстанции многие пойдут даже на массовые убийства. Уже пошли…
Браун слушал академика невнимательно. Он все поглядывал на Наташу, пытаясь понять, что стоит за ее словами, жестами, взглядами. Почему она подвела к нему Стремберга? Почему именно к нему? Вопрос участия в походе академика и его геологов можно было обговорить и с Боровицем. Может, девушка просто пытается снова наладить то совместное, что было в их жизни? Хочет возобновить их отношения, протянуть хоть какую-то ниточку общности? Пусть хотя бы тень близости ляжет на них… Или все это просто нафантазировано им? Знать бы…
– Я еще кое-кого позвала, – призналась Наташа, глядя Тимофею в глаза.
– Кого? – осведомился Браун, не отводя взгляда.
– А вон, – указала подбородком девушка, – они все на рейсовой прибыли.
Сихали поглядел и очень удивился. И очень обрадовался – к нему приближалась целая толпа: ледонавигаторы Борис Сегаль и Василий Боде-Колычев, неразлучная троица ледоформаторов – Трофим, Иван и Всеволод, «танкисты» Гоша и Яцек, а вместе с шерифом Шутиковым явились диперы – Лэнгдон, Крис и Олли.
– Здорово! – заорал Трофим.
– Привет ТОЗО от АЗО! – подхватил Всеволод, усиленно окая.
– Еле добрались до вас, – добродушно пробурчал Борис, пожимая руку Тимофею. – Думали, пересадку сделаем в Центрониксе вашем – а фиг там… Пришлось на субмарине телепаться.
Подошел Гоша, весело улыбаясь, и тоже протянул руку.
– А Марина где? – спросил он. – Врачиня ваша?
– Наша врачиня, – невесело усмехнулся Тимофей, – оказалась шпиониней.
Гошино лицо сильно вытянулось.
– Вы серьезно?
– Тимка ее вычислил, – прогудел Тугарин-Змей, тиская лапу Трофима, – и сбежала Маринка…
– Я не пойму, – развеселился Лэнгдон Адамс, – тут что, весь город собрался? Провожают нас или встречают?
Толпа горожан раздвинулась, пропуская вездеход, и стал виден брезент, на котором лежали убитые бандиты. Иван растерянно оглядел всех, словно сомневаясь – не дурят ли его?
– Это что? – спросил он внезапно осипшим голосом.
– Это мусор, – хладнокровно объяснил Станислас. – Тимка чистил город от всякой швали, и вот… вымел.
Новоприбывшие помолчали, переваривая полученную информацию.
– А где Арманто? – поинтересовался Всеволод, уже не налегая на звук «о». – Что-то я его не вижу…
– Убили Арманто, – сдержанно сказала Наташа.
– К-как?..
– В упор!
– Кто? – сузил глаза ледоформатор.
– Айвен Новаго, – подал голос Шурик Рыжий. – Вон он лежит.
– Та-ак… – протянул Шутиков. – Вижу, не зря мы с собой эти погремушки притащили, – он качнул в руке увесистый дезинтегратор «Эспада». – Пригодятся…
Браун кивнул, выражая согласие.
– Выходим вечером, – сказал он, командуя по привычке, и тут же опомнился, обратился к сегундо: – Да, Стан?
– Так точно, – отчеканил Боровиц.
…Поздно вечером все десять доков открылись, и новенькие батискафы класса «Мустанг» вышли в бухту. «Однойку» вел Сихали Браун. Он сидел на месте пилота, а в голову все лезли и лезли назойливые воспоминания о прошлогоднем рейсе «Аппалузы», первом и последнем для них с Виктором. И вот история повторяется на новом витке жизни. А что впереди? Неизвестно. Кто им противостоит? Кто мешает им жить? Непонятно. Где искать Витьку? Неясно.
Яу огромна – это ямища поперечником двести десять миль, если мерить с юга на север, а с востока на запад протянувшаяся на все двести пятьдесят. На глубине семи километров ее дно исполосовано разломами радиальными и кольцевыми, изрезано неисчислимым количеством каньонов, истыкано одиночными горами и нагромождениями скал. Это хаос, который не увидишь сверху, а карты его весьма приблизительны.
Яу лежит, погруженная в вечную тьму и холод хадальных глубин, и батискафам придется буквально тыкаться носом в каждое подводное ущелье, чтобы найти потерпевшую крушение «Голубку» – единственный ориентир. Это сколько же труда придется вбить, сколько времени и сил потратить! А что делать?
С этими отнюдь не бодрыми мыслями Тимофей приблизился к «Онекотану» и отдался на волю сверхманипуляторов. Гемомеханические щупальца заботливо подхватили увесистый «Мустанг-1» и перенесли подводный аппарат в док.
