– Сень, можно тебя на пару слов? – максимально вежливо попросил он. Рабинович, отродясь не слышавший от Вани таких вежливостей, едва не поперхнулся.
– А че вам надо-то? – Сеня подозрительно посмотрел на Жомова, ожидая какого-то подвоха. – Самогонки все равно не налью!..
– Да пошел ты в постовые со своей самогонкой! – заорал на него Жомов, и у Сени отлегло от души. – Иди сюда, те говорят. Сто раз, что ли, просить?
– Короче, че с принцессой будем делать? – с простотой русского дурачка спросил Иван, едва Рабинович подошел поближе.
– А что с ней делать нужно? – состроил наивную рожу Сеня, словно совершенно не понимал, о чем идет речь.
Рабинович ждал этого вопроса давно, но так и не придумал ответа. Вся хитрость и изворотливость, которую молва приписывает его соплеменникам, куда-то пропадала, едва при Рабиновиче начинали говорить о принцессе.
Сеня прекрасно понимал, что в формулировке «кровь девственной принцессы, добытая посредством серебряного креста» кроется двойной смысл, но разгадать его сути не мог.
То ли влюбленность замутняла трезвость мышления хитроумного кинолога, то ли он на самом деле был намного проще, чем пытался казаться. Однако, раздумывая над этим компонентом зелья, Сеня никакого варианта его получения, кроме самого пошлого, придумать не мог. А для его осуществления следовало быть отъявленным садистом. Каких, естественно, в данной компании не водилось.
– Ты мне разум портянками не заматывай! – возмутился Сениной невинности Жомов. – По морде твоей хитрой вижу, что прекрасно понимаешь, о чем я говорю.
– Сеня, ты действительно дурачком не прикидывайся, – поддержал Ваню Попов. – С этим нужно что-то решать…
– А у вас есть какие-нибудь предложения? – ехидно полюбопытствовал Рабинович.
– Ты у нас умный, вот и предлагай, – пробурчал Попов.
На некоторое время все трое замолчали. Мысли, похоже, в голове у них крутились одинаковые. Из чего можно было сделать вывод о том, насколько сильно идентичный образ жизни и выбранная профессия влияют на образ мышления. Каждый из ментов думал об одном и том же, но высказывать свои соображения вслух никто не собирался.
– Я не позволю принцессу крестом мучить! – наконец, собравшись с духом, выпалил Рабинович. – За что ж так над девчонкой издеваться?
– Так, значит, остаемся? – зло спросил Попов. – Мучились, мучились, и все твоему Мурзику под хвост?
– А это уж как получится! – заорал на него Рабинович. – Если хотите домой попасть, то вам придется меня оглушить, потом связать и самим добывать у нее эту гребаную кровь!
– Нет уж, родной, – завопил в ответ Андрюша. – Твоя принцесса, ты с ней и занимайся.
– Тише, петухи, – рыкнул на обоих Жомов. – Услышат вас еще!
Однако одергивать спорщиков было уже поздно. Грифлет, меривший поляну шагами и погибающий от чувства собственной ненужности, услышал кусок разговора и направился в их сторону. Попов с Рабиновичем приближающегося рыцаря заметили и обменялись друг с другом уничижающими взглядами. Поскольку для такой ситуации ни тот ни другой не обладали соответствующим словарным запасом.
– Благородные сэры, насколько я понял, речь между вами идет о том, кому следует добыть несколько капель крови Ровены? – Это прозвучало больше утверждением, чем вопросом. – Я могу взять на себя эту неприглядную роль.
От такого поворота событий все три мента лишились дара речи. Пожалуй, именно от Грифлета они меньше всего ожидали такого предложения. Поскольку рыцарь печального образа, собирающийся принять монашеский постриг, меньше всего подходил для требуемой роли садиста.
– Слушай, Гриф, шел бы ты отсюда, – дружески похлопал рыцаря по плечу Жомов так, что Грифлет едва не сел на пятую точку. – Не следует тебе в это ввязываться.
– О, да, я понимаю! – воодушевленно не согласился с Ваней экс-член Круглого стола. – Вы не можете решиться дотронуться до принцессы, поскольку рыцарь, проливший хоть каплю женской крови, навек обесчестит себя и будет недостоин носить на щите герб. Но, благородные сэры, не беспокойтесь обо мне! Я все равно собираюсь посвятить свою жизнь служению церкви, и ни герб, ни щит мне больше не нужны.
– Да мы не об этом и беспокоимся, – проворчал Рабинович, не в силах сказать что-либо другого. – Мы по большей части о Ровене думаем…
– Не сомневайтесь во мне. Я сделаю все как следует! – продолжал горячо убеждать ментов рыцарь. – Каждый из вас что-то сделал для общего достижения успеха. Святой отец приготовил философский камень. Сэр Джом добыл великолепного медведя. Вы, сэр Робин, нашли вместо меня Святой Грааль. Аллан поймал кукушку. Даже леди Ровена отыскала цветы папоротника. И я хочу внести свой вклад в наше дело. Пусть я запятнаю себя позором, но, поверьте, ударить принцессу по пальцу крестом и добыть пару капель крови для вашего возвращения, будет для меня большой честью. Я постараюсь сделать ей не слишком больно…
– Что ты сказал?! – хором завопила вся внимающая словам Грифлета ментовская троица.
– Я сказал, что не сделаю леди Ровене слишком больно, – растерянно посмотрел на них рыцарь. – Вы мне не верите?
– Верим-верим, – оборвал его Рабинович. – Что ты сказал до этого?
– Что ударить принцессу по пальцу и добыть тем самым пару капель крови будет для меня большой честью, – все еще не понимая, чем вызвано такое удивление друзей, пробормотал Грифлет. – Вы считаете меня слишком низкородным, чтобы позволить прикасаться к леди Ровене?
Этот вопрос рыцаря попросту проигнорировали. Никому и в голову не приходило, что проблема с добыванием крови принцессы может быть решена таким простым способом. Поэтому и восторгу Рабиновича не было предела. Он едва не задушил Грифлета в своих объятиях. Хотя и Жомов с Поповым недалеко от него отстали.
В итоге, когда все успокоились, рыцарь в довесок к словам благодарности, причину которых он так и не понял, получил пару дюжин синяков и ссадин. Однако Грифлет внимания на них не обращал, поскольку понял, что смог оказаться полезным своим друзьям. А сейчас для него это было самым важным!
Может быть, рыцарь печального образа и не смог бы отделаться от троих озверевших друзей, если бы ему на помощь не пришел Горыныч. Трехглавый обогреватель кукушкиного гнезда выскочил из полумрака пещеры на свет божий и замотал головами в разные стороны, стараясь отыскать взглядом Рабиновича.
– Сеня, там ваша птичка на гнезде орет так, словно ей хвост дверью прищемили! – завопил Горыныч, едва одна из голов сфокусировала на Рабиновиче зрение. – Идите ее успокойте. А то я в таких условиях работать отказываюсь!
Оставив Грифлета в покое, Сеня устремился в пещеру. Секунду помедлив, остальные бросились за ним. И Горынычу пришлось проявить чудеса изворотливости, чтобы не оказаться затоптанным тяжелыми ментовскими башмаками.
Самец кукушки, лишенный подвижности и молчавший до сих пор, действительно верещал на всю пещеру. Дико вращая своими круглыми глазками, он мотал из стороны в сторону незакрепленной на корзине головой и издавал звуки, по сравнению с которыми даже вопль пьяной мартышки выглядел трелью соловья.
Около кукушки уже стояли Ровена, Аллан и Каута. Все трое только беспомощно смотрели на узника, не зная, что делать. Сеня еще вчера приказал никому кукушку не трогать, что бы ни случилось. И вот теперь ни один из троих присутствующих нарушить этот запрет не решался.
– Орет-то как! – восхитился Попов, останавливаясь перед импровизированным гнездом. – Словно мой новый китайский будильник заливается.
Птица на мгновение замолчала и перевела взгляд совершенно одуревших глаз на Андрюшу. Затем самец кукушки прокашлялся, словно талантливый лектор университета, и завопил снова, явно прибавив децибелов. Рабинович поморщился и подозрительно посмотрел на Горыныча.
– И че он так верещит? – В Сенином голосе послышалась угроза.
– Может быть, в туалет хочет? – предположил Жомов. – Или, наоборот, уже сходил и теперь бумажку требует.
– Нет, Ваня, тут что-то серьезнее, – не согласился с другом Рабинович. Сеня снова перевел взгляд на Горыныча. – Поджарил его? А, зверь полоумный?
– Сам ты такой, – обиделся монстр. – Не жарил я ничего. Как ты и просил, даже не дышал в его сторону!
– А-а, ладно! – отмахнулся от Горыныча Сеня. – Давайте, мужики, развяжем да посмотрим. Че стоять гадать, словно девицы под Рождество.
В спешном порядке с корзины сдернули покрывало, и вопрос о причине кукушкиного крика решился сам собой. Едва заглянув в гнездо с подогревом, Рабинович присвистнул – прямо под птицей копошились несколько птенцов. Причем один из них усердно пытался клюнуть высидевшего их самца за неприкрытые части тела.
Теперь бешенство в глазах кукушки было вполне объяснимо. Еще вчера вольная птица и представить не могла, что окажется в такой переделке. Сначала ее поймали. Затем без зазрения совести засадили в гнездо, которого самец, соответственно своему образу жизни, старался всячески избегать. А теперь придумали ему и еще одно издевательство: напихали каких-то мерзких шевелящихся комочков под его нежное пузо!
