От пережитых, пусть даже и во сне, волнений голова раскалывалась весь день…
Итак, едем… то есть — читаем далее:
— …У тебя совесть есть, или вообще уже не в состоянии?! — Элеонора, громко хлопнув дверью, ушла к своему «другу». Для тех, кто забыл — ревизору Токарчук.
Пришедшего с работы голодного уставшего прокурора, которого по инерции волновало только «delo po rashodam starika», тут и осенило — СОВЕСТЬ (спасибо Элеоноре — навела на мысль)!!! Свобода вероисповедания советского человека! Нет, всё-таки — мудрость товарища Сталина не имеет границ!
Задумчиво почесав промежность, М-кртчан поднял трубку, крутанул вертушку, телефонистка оперативно соединила его с капитаном Н-штейн.
— «Да, капитан Н-штейн на проводе».
— Слющяй, дАрагой, — заметив на тумбочке рядом с телефонным аппаратом какой-то тёмный шарик, щёлкнул по нему средним пальцем, ягодка размазалась по стене, — это М-кртчан говорит.
— «Здравия желаю, товарищ М-кртчан»!
— Я вот что хочу сказать, просмотрел я твои представленные документы: что-то, панимаешь, у нас не клеится: «дело по расходам Старика» белыми нитками шито. Выясни, пожалуйста — кто курирует колхоз «Красная звезда» по политсектору?..
— «Конкретно — село Атамай»?
— Да, то самое село. Там ещё председатель… как его… передовик который…
— «Председатель — Матвеев»?
— Не может быть! Да-а, дела-а… — Прокурор искусно изобразил неосведомлённость, — там председатель — Матвеев?!.. Никогда бы не подумал… — Вообще-то на этого Матвеева прокурору было абсолютно наплевать, точно так же как и на размазанную по стене смородинку. Разве что еле заметный неприятный осадок в душе остался: всё-таки пятно на светлой стенке, — ай-яй-яй, настоящий коммунист, прекрасный человек… Что-то здесь не так, ты не находишь?
— «Следствием проведена колоссальная работа, товарищ М-кртчан»…
— Ты, как коммунист, должен правильно понимать текущий политический момент, — перебил его прокурор, уже забыв про пятнышко, — глубже, глубже надо копать, а не так — на шаманском уровне! Ладно, выяснишь, кто куратор — позвонишь, жду у аппарата…
Надо сказать — М-кртчан прекрасно знал, кто был куратором многострадального колхоза, но до ухода Элеоноры ему и на это тоже было абсолютно наплевать: наивно полагал — перебесится баба, да успокоится. Но вот так, нагло и открыто… Гордость прокурора была ущемлена не на шутку.
То ли шестерёнки у бюрократического аппарата закрутились с бешеной скоростью, то ли их, этих передаточных шестерней стало гораздо меньше, но — прокурор ещё не допил рюмочку коньяку, как раздался жизнерадостный звонок:
— На проводе.
— «Капитан Н-штейн докладывает», — голос капитана показался тоже весьма жизнерадостным, почему-то это тревожило, — «ревизор райкома товарищ Токарчук курирует колхоз»!..
— Спасибо, тебе огромное, дАрагой! Утром зайдёшь: вскрылись новые обстоятельства. — Прокурор на всякий случай решил припугнуть следователя НКВД (всякое в жизни бывает): — Да, кстати, ты не знаешь, кто это эпохальную книгу современности «Конституция РСФСР» в вещдоки по уголовному делу записал?
— «Э-э… ы-ы»… — замялся Н-штейн, жизнеутверждающие интонации исчезли, прокурору стало как-то покойнее.
— Не знаешь?.. Ладно, пока это несущественно… Ты возьми себе на заметку, как-нибудь напомнишь.
— «Э-э»…
— Хорошо, спокойной ночи.
Вконец измотанный прокурор забылся в сладком сне.
Всё-таки история донесла до наших дней смутные отголоски этих грёз. Ему снилась совершенно безобидная и хозяйственная доярка Матрёна: под бодрящие звуки джаз-банды Леонида Утёсова, она, красиво пританцовывая фокстрот, шла к нему из кухни в распахнутом халатике и с миской необыкновенно крупных ягод чёрной смородины в руках: «Всё будет, учугей, мой пегий жеребец!..».
Ласковые лучи утреннего солнца, пробиваясь сквозь раскрытые настежь окна, играли весёлыми бликами на перламутровых пуговицах и сногсшибательном пупке, лёгкий шаловливый сквознячок трепал её распущенные волосы.
Прокурор простёр к ней руки: «Мы вместе будем строить наше светлое будущее — ты, и я, да только ты и я, да мы-ы с тобо-ой!». Матрёна играючись прижала свой тугой пупок к его колючим небритым устам, и повторила: «Ах, ты мой пегий жеребец!»… Засмущавшийся М-кртчан взял с рядом стоящей тумбочки круглую печать городской прокуратуры, дыхнул на неё, и нежно поставил синий оттиск рядом с пупком: «Ты моя навеки»!
«Се-ердце, тебе не хочется поко-оя!» — скрипел патефон модным голосом Утёсова…
* * *
Ещё раз внимательно прочитав документ, прокурор дыхнул на печать и аккуратно прижал к листу. Встал из-за стола, открыл створки окна, — помещение тут же наполнилось свежим ядрёным воздухом.
— Эх, хорошо-то как!
…«Прекратить дело за отсутствием состава преступления» — прокурор мотивировал свое решение тем, что после принятия Конституции, райкомовским куратором в селе Атамай злонамеренно не было проведено по ней ни одного официального разъяснения. По этой причине неграмотные, но, надо признать — политически подкованные и преданные делу и идеалам революции, колхозники неверно истолковали пункт N128 «о свободе вероисповедания».
Настоящим врагом народа оказался матёрый французский шпион Токарчук, который преследовал коварные цели — подорвать ничем незапятнанный авторитет председателя колхоза, нанести ощутимый финансовый урон советской власти, сорвать планы пятилетки, пошатнуть устои мироздания. Опытного вражеского агента было трудно изобличить и призвать к ответу, профессионалам пришлось немало потрудиться.
За отличие в службе и рвение (и т. д.)… в раскрытии этого сложного и необычайно запутанного дела, за своевременное выявление вражьего резидента, а также за то, что настоящему, кристально чистому большевику — коммунисту Матвееву, в лице которого партия и правительство (и т. д.)… — было возвращено непорочное имя; колхозники — честные строители коммунизма (и т., п.,)… вновь встали в стройные ряды строителей коммунизма; капитану Н-штейн было присвоено высокое звание майор. И к нему вернулась его бывшая, глубоко раскаявшаяся супруга — Элеонора Евстигнеевна Хрящ.
Прокурор М-кртчан Элеонору Хрящ обратно в лоно своей семьи принимать категорически отказался: в качестве доброй хозяйки его вполне устраивала неприхотливая во всём почётная доярка колхоза «Красная звезда» — Матрёна.
* * *
На этом удивительные события, связанные с именем ойуна Монньогона, имевшие место быть в годы изуверских репрессий 1937 года, действительно, закончились. Настали другие времена. Людей, пытавшихся потревожить его покой в 70-х, 80-х, и 90-х годах, шаман либо предупреждал, либо, как бы это сказать… мягко «шлёпал».
Прокурор с председателем Матвеевым с Победой дойдут до Берлина. И вернутся они на родину только пережив необычайные приключения в Японии, как и предсказывал когда-то шаман — «с красивыми блестящими железками на груди». Майор НКВД Н-штейн, после успешных зачисток послевоенных прибалтийских болот, геройски погибнет в глухой тайге от пули якутских бандитов. Роковая пуля была выпущена из винчестера бывшего колхозного агронома Ёндёрюськи. Заслуженная доярка Матрёна в 1971-ом станет членом Правительства. Бааска Фёдоров с двумя почтенными старцами, приняв потустороннее благословение ойуна Монньогона, в 1963 году эмигрируют в США, на Аляску. Старая доярка Варвара с Элеонорой Хрящ, освободившись в 1953-ем…
Но это уже другая история…
