16
Решение идти в мэрию возникло как-то само собой.
В приёмной мэра было многолюдно. Слышались разговоры на нескольких языках, туда и сюда сновали озабоченные клерки. На вопрос Ингера, как скоро он может поговорить с мэром, ему ответили, что буквально минут через пятнадцать-двадцать. Сразу же после того, как заканчивающая свою беседу группа иностранцев закончит своё дело. На вежливый вопрос, как скоро подойдёт его очередь, ведь в приёмной есть ещё люди, секретарша удивилась: «Вы же иностранец! Это наши, они подождут».
Отойдя в сторону и сделав вид, что рассматривает что-то там висящее на стене, Фридрих задумался над этим странным предпочтением.
«Нет, это, конечно же, хорошо… — думал Фридрих. — Не стоять, не ждать своей очереди. Но почему русские чиновники ставят иностранцев выше своих соотечественников? Им что, платят иностранцы?.. Попробовал бы кассир в нашем банке отогнать от окошечка немцев, чтобы обслужить зашедшего турка!.. Или это осталось от русского царя Петра? Царь Пётр, как нас учили в школе, ставил иностранцев выше русских. Он создал чиновников и приучил их восхищаться иностранцами. Это должно было очень нравиться иностранцам. А то, что нравится иностранцам, в свою очередь нравилось русским чиновникам… Какая глубокая верность традициям у этих русских! Давно нет Петра, давно нет царей, а традиции чиновников — остались…»
Неизвестно, до чего бы ещё додумался Фридрих, но в этот момент его позвали.
Мэр Старицына оказался похож на снежного гигантопитека в костюме. Большой и с лицом, как груда сваленных вместе обломков скал. Он стоя поприветствовал Фридриха Ингера, затем указал рукой на кресло напротив и сам сел только после того, как на кожаное сиденье опустился немецкий гость. Справа от кресла мэра притаился тихий, как мышка, переводчик.
Фридрих вздохнул и пересказал свою историю. Как попал в аварию, как остался наедине с трупами на тёмном, мокром шоссе. Сообщил о том, что в настоящий момент представляет благотворительный фонд. И закончил тем, что предложил организовать фирму по перевозке трупов.
— Моя работа в благотворительном фонде оставляет у меня свободное время, — неторопливо говорил Фридрих, удивляясь своим собственным словам.
— … поэтому я готов сам нанять машину, на свои деньги, это тоже можно рассматривать как вариант благотворительности. Я привёз с собой свой сотовый телефон. Как только его подключит одна из местных фирм сотовой связи, я тут же сообщу вам свой номер. Вы сообщите этот номер всем заинтересованным структурам… Только вы должны оплачивать деньги водителю и бензин. Не поймите меня неправильно, господин мэр, все поездки по делам фонда я буду оплачивать сам. Речь идёт только об оплате рейсов по доставке трупов в морг. Я готов предоставлять вам, или кому вы скажете, списки расстояний с точностью до пяти метров и время работы с точностью до десяти секунд.
— Это лишнее, — благосклонно поднял ладонь мэр. — Естественно, каждый труд должен оплачиваться. И идея, которую вы сейчас предложили, это очень, очень хорошая идея. Перестройка, знаете ли, строительство демократии, на уборку трупов просто не остаётся времени… Я рад, рад. Можно даже сделать проще: мы обговорим ваше предложение в заинтересованных кругах и, может быть, придём к тому, что будем выплачивать вам какую-то сумму за каждый перевезённый вами труп.
К сожалению, сам я не вправе единолично решать вопросы, относящиеся к компетенции МВД. Поэтому сейчас я позвоню туда, а вам будет лучше, если вы не заняты, прямо сейчас пройти в управление, — знаете, где это? ну, вы просто примерный гость! — и сказать дежурному у входа, что вы от меня. Вас проводят и там, на месте всё и решите…
Память не подвела Ганса Мюллера, бюст перед зданием управления милиции оказался памятником Дзержинскому.
В вестибюле управления МВД, рядом с дежурным, немца уже ожидали.
— Господин Фридрих Ингер? Следуйте за мной.
Слов Фридрих по-прежнему не понимал. Но кивок головой и указующее движение руки было вполне понятно и без переводчика. Взбежав по лестнице на третий этаж, молодой сопровождающий подвёл гостя к двери, три раза стукнул по ней костяшками пальцев и указал на неё открытой ладонью. После чего отдал честь и удалился.
Услышав из-за двери приглашение войти, произнесённое на восточно-берлинском диалекте, Фридрих понял, что на сей раз беседа будет происходить без участия переводчика. И оказался прав.
Войдя, посетитель оказался в обстановке служебного кабинета. Кто бывал хоть раз хоть в одном служебном кабинете, тому не надо описывать этого ощущения. Меняются детали, язык надписей, мебель и канцелярские принадлежности, но сам дух служебного кабинета узнаётся с первого взгляда, первого звука, даже первого запаха, если так можно выразиться.
— Полковник Мороз, — представился хозяин кабинета и приветливо указал рукой на кресло у окна.
Усевшись поудобнее, Фридрих автоматически выглянул в окно и что-то в этом виде показалось ему смутно знакомым. Постойте, да это же прямо напротив окна его новой квартиры! Повинуясь неясно выраженному желанию, он спросил:
— Простите, полковник, это не вы сегодня смотрели на меня в бинокль?
— Я, — ответил полковник. — Интересно было, что там за новый наркобарон объявился в интересной квартире.
Увидев вытаращенные глаза и широко открытый рот гостя, хозяин кабинета усмехнулся и успокаивающе махнул рукой, — не беспокойтесь, мол…
— Ладно, это дела прошлые. А мы, служивые люди, живём большей частью настоящим… Позвонили мне тут от нашего градоначальника про вашу проблему. Интересно, признаться, интересно. За время этой перестройки разные к нам гости приезжали, разные. Жизни учили, секретов там каких-нибудь по дешёвке приобрести, ещё чего, что плохо лежит, приватизировать. Но чтобы вот так вот, напрямую, помогать в землю укладывать, — такого ещё на моей памяти не бывало, признаться!
Несмотря на то, что тон полковника был более близок к иронии, чем к обвинению, Фридрих поспешил объяснить, что он, собственно, прибыл в Россию совсем с другими целями. Кладбище военнопленных, лютеранская кирха… благотворительность, не более чем!
Полковник Мороз слушал его жаркие, но поневоле путанные объяснения молча, с лёгкой, ни к чему не обязывающей улыбочкой, склонив голову и спрятав глаза. Чтобы по выражению их гость не мог догадаться об истинных чувствах полковника, какими бы они ни были. Когда же господин Мороз поднял наконец-то глаза, в глубине их было не более чем мягкое, где-то даже сострадательное, но в целом благожелательное отношение к заезжему.
— Ну что же, господин Ингер, криминала в вашем желании не обнаруживается. Скажем больше — при нынешнем положении дел помощь ваша представляется нам даже своевременной. Формальности в вашем деле представляются мне попросту минимальными. Так что как только подсоедините свой сотовый и арендуете машину, зайдите в мэрию, вам выпишут бумагу — и трудитесь со всей вашей благотворительностью! А теперь — чай, кофе? Нет? Пиво? Водка?
— Шило? — спросил Фридрих, некстати вспомнив новое русское понятие.
Полковник поднял брови в жесте, должном обозначать удивление.
— Для новичка вы неплохо ориентируетесь… Нет, вынужден вас разочаровать, шила не держим. Очень уж убойная смесь. Может, лучше рюмочку коньяка?
Фридрих набрался смелости:
— Скажите, если это не секрет, почему именно — шило?
Мороз правильно понял его слова. Улыбнулся и щёлкнул себя пальцем по горлу.
— Очевидно потому, что хорошо вонзается… Ну, если вы торопитесь, то вот вам на прощание.
И вручил небольшую книжицу «Инструкции о необходимых мероприятиях при внезапном обнаружении трупа».
— При дежурных вызовах не используется. Желаю удачи, господин Ингер. Надеюсь, ещё увидимся!
И полковник Мороз обворожительно улыбнулся, а в глазах его мелькнули лукавые огоньки. Как будто он знал намного больше того, что сказал. Впрочем, при такой профессии это скорее нормальное положение дел.
Через два дня Фридрих оказался официальным директором совместного российско-германского предприятия по перевозке трупов в древнем городе Старицыне…
Подключение сотового телефона не представляло вообще никакой проблемы. Нет, сначала, когда Фридрих зашёл в компанию мобильной связи, арендующую своё помещение прямо на территории главпочтамта, его не поняли. Потом, выяснив, что обе стороны понимают английский язык, перешли на него. Но если из уст господина Ингера выходили звуки классического Оксфорда, то из уст его собеседницы исходили звуки, весьма тонко охарактеризованные великим русским драматургом Грибоедовым как «смесь французского с нижегородским». Очевидно, именно по причине не совсем корректного языкового контакта сотрудница фирмы попыталась объяснить господину Ингеру, что тому следует купить в их фирме ещё один сотовый телефон. На что потенциальный клиент очень удивился и сказал, что телефон у него уже есть, в доказательство чего вынул аппарат из кейса и положил его на стол. Однако сотрудница продолжала настаивать, упирая на глагол «купить». К счастью, к столу оформления заказов подошёл некий вежливый господин, чем-то напомнивший гостю города незабвенного вежливого господина из гостиницы «Центральная». Быстро вникнув в суть проблемы, вежливый господин расширил свою улыбку до ширины необъятной России, лёгким движением брови испарил прямо в кресле непонятливую даму, присел изящно на освободившееся место. Вторым движением брови создал у стола молодого человека в синем форменном комбинезоне с отвёрткой в нагрудном кармане. Короткий жест, энергичное слово — и вот уже телефон заморского гостя обретает официальный русский статус, на столе волшебным образом возникает бланк договора… Через короткое время Ингер встал из-за стола не только обладателем функционирующего аппарата, но и владельцем ручки шариковой с эмблемой фирмы сотовой связи, сувенирным блокнотом с эмблемой фирмы и её адресом, а также глянцевым календариком на текущий год, украшенным с лицевой стороны счастливой головой девушки с телефоном возле уха, а также неизбежным адресом и эмблемой фирмы…
