— Ладно, — говорю, — парни. Пусть Гелиору смотрит доктор. Показывайте, где у вас тут отдыхают.
Они меня, всё-таки, обшмонали на предмет сомнительной электроники — не касаясь, одними детекторами, но радости так и так мало. А потом их врач в лимонного цвета комбезе забрал Гелиору, а я пошёл за бойцами. И бойцы меня рассматривали, высовывали языки понюхать и вообще — еле держались, чтобы не как-нибудь не выдать, что по правде думают.
Не любили они людей. Совсем.
Но, после того, что гедонцы делали с их гражданскими — кто их осудит!
По конструкции станции, конечно, чувствовалось очень, что строили нелюди. Острых углов чиеолийцы не любят, глухих стен не любят, а любят они простор и плавно изогнутые плоскости. И резкие обрывы вниз. Я так понял, что у них вся архитектура совершенно другая. Нам, людям, к примеру, неуютно, когда, пусть даже при искусственном тяготении, коридор кончается площадкой с низеньким бортиком, а под площадкой, в десяти метрах ниже, жилой сектор, или бассейн, или тренажёрный комплекс. И на него с поощадки открывается прекрасный вид в духе «костей не соберёшь».
Из таких штук я заключил, что если чиеолийцы и употребляют что-нибудь тонизирующее, то на координации движений это не отражается. Иначе в состоянии лёгкого поддатия с таких площадок ныряли бы — только в путь.
В зоне отдыха я нашёл сад, довольно большой и очень ухоженный. Уголок, как говорится, родного дома под чужими звёздами… Сразу представляются чиеолийские пейзажи — даже при минимальном воображении. Начать с того, что листья растений — бурые, пурпурные, малиновые и металлического цвета. Сами растения — то ли как папоротники, то ли как пальмы; вьюнки вьются — листья веерами. Скальная гряда сделана из тёмного камня — а по ней ползёт мох, ярко-жёлтый, голубой и алый, в пупырышках. И почва под растениями покрыта то ли мхом, то ли плесенью, бежевой, канареечной и шоколадной. А небо сделано белёсое, зеленоватое, с белым солнцем в дымке. Прекрасная родина Гелиоры. И они, само собой, не они были бы, если бы не сделали иллюзию глубокого обрыва — а под ним, в дымке же, город, бордовые небоскрёбы в малиновых зарослях.
Нет, своего рода красиво, конечно… Главное, ярко так…
Я сидел на скамейке в саду — такая обычная скамейка из чего-то тёплого и пористого, вроде пемзы — и рассматривал растения, букашек голографических, порхающих, типа больших стеклянных бабочек, и город в дымке. А несколько бойцов околачивались поблизости, делали вид, что дышат свежим воздухом, и рассматривали меня.
Я им улыбнулся во всю пасть.
— Что, — говорю, — кошмар, да?
Почему-то даже по ксеноморфам легко определить возраст, если есть минимальная привычка. Так вот, молодой парень, тёмный такой, как воронёная сталь, говорит:
— Сам знаешь, что кошмар. Зачем эти попытки провоцировать конфликт?
— Угу, — говорю. — А почему кошмар-то?
Тёмный говорит:
— Ты не в курсе, как на твои зубы тяжело смотреть? Прости, сразу приходит в голову, как ты ешь, как рвёшь этими зубами — а если знать, что рвёшь мясо, то просто худо делается.
Остальные прикрыли глаза согласно. Ну да, вы — эльфы, питаетесь мёдом. Что скажешь…
— Послушай, — говорю, — ну да, я мясо ем… правда, искусственное больше, но предки мои, было дело, убивали зверей, чтобы съесть. Только ведь у многих животных — зубы.
Тёмный говорит:
— У многих. Но то — животные. Ты же — мыслящее существо.
— Ну что, — говорю, — поделаешь. Пережиток дикости. Но вот вы… вы ведь в доисторические времена тоже, наверное, защищались от врагов чем-то. Зубов у вас нет, вам без надобности — но когти вполне достойные. Я думаю, такими когтями можно порвать — мало не покажется.
Тёмный кончик языка показал и принялся уголки рта тереть. Смутился.
— Нет, — говорит, — ядовитые железы под когтями уже много сотен лет, как почти что атрофировались… яд уже не тот, что в варварские времена…
Я очень постарался не осклабиться.
— Ну вот видишь, — говорю, — брат по разуму. Я — боец, и ты — боец. Чего уж там! Когда надо самок-детёнышей защищать, и зубами рвали, было такое, и когтями вцеплялись, да ещё и ядовитыми. Природа, дружище — ничего постыдного тут нет.
Смотрю — ребята расслабились. Не то, чтобы совсем, но позы не такие напряжённые, а позы для чиеолийцев — главный показатель настроения. Один красавчик — правда, чудо, как хорош, зеленоватый такой, в синеву, цветов побежалости, в общем — даже потёр кончики пальцев. Этакая застенчивая улыбка.
И дело пошло. Разговор завязался.
Стали расспрашивать о гедонской станции. Я им рассказал, и про Дилайну рассказал — они прониклись. Детей охранять и растить — это абсолютно всем понятно, это больше, чем любая другая заморочка любых живых существ. Замечали, наверное: увидишь какого-нибудь ксеноса нестерпимой внешности — с души воротит, но стоит понаблюдать, как он растит детёнышей — и всё, он уже не гадость, он уже — живое, родня тебе, как всё живое. То есть, я так решил, что они меня относительно приняли.
И по разговору про семейные дела я вдруг сообразил, что они меня, как будто, уже записали Гелиоре в мужья. Намекнули, что я ей принадлежу.
— Круто, — говорю. — Я ж не чиеолиец.
— Но для тебя важны она и её потомство, — говорит Зеленоватый. — И потом, ты за неё дрался, и она тебя выбрала.
А Тёмный добавил:
— Она особенная. Мать будущих женщин. Её решение — вещь значимая.
Ох, ты ж, думаю. Женщина в этом мире — сокровище невероятное, выбрала — будь счастлив, даже если до постели никогда не дойдёт, а будешь только чужих детёнышей охранять. У других-то и того нет…
Дрался за неё… Ну, не то, чтобы дрался, конечно. Надо думать, уж не как они дерутся — одна прекраснейшая дама на пятьдесят остолопов! Это в древние века у королев по сто мужей бывало, сейчас, похоже, порядки другие: кто не понравился, дерись-не дерись — ходит холостой и печальный.
Но как же льстило самолюбию и грело душу, что Гелиора меня выбрала! Как будто серебряная стрекоза сама села на ладонь.
А стеснительный парнишка, белёсый такой, со шрамом через всё лицо — надо думать, безнадёжный случай по местным меркам, личной жизни в принципе не светит — ещё уточнил.
— Она, — говорит, — всё равно вряд ли будет рожать в ближайшее время. Пока девочки не вырастут, она на мальчиков силы тратить не будет. Не может же быть, чтобы она дважды девочек родила! Поэтому её вёсны будут целомудренны.
Ага. Мужиков тут полно, поэтому они особенно не ценятся. Расходный материалец. И я, несмотря на всю симпатию к местным ребятам, тайно порадовался, что человек, а не чиеолиец. Ну да, я — не медовый эльф, у меня зубы. Зато у нас, приматов, куда больше шансов на женское общество — и статус по жизни повыше, опять же.
Разобрался более-менее с положением чиеолийских дел — и спросил, как они сумели так жестоко схлестнуться с гедонцами. Оказалось, что не поделили никелевые рудники на каком-то пустом валуне: Чиеола выстроила там базу, а Гедон решил наложить лапу. А потом соседи посмотрели друг на друга — и люто, бешено друг другу не понравились.
До ярко выраженного физического отвращения. И дело уже не в никеле, а в том, что чиеолийцы — гадкие твари, а люди — зубастые хищники. И с двух сторон пошла такая волна, что в спорных мирах камня на камне не осталось.
До самих Чиеолы и Гедона пока не дошло — грызня в таких случаях случается за колонии. Но гедонские бандюги и так попортили соседям предостаточно крови, а чиеолийские пацифисты — девиз: «Я-то — никого, но уж если кто — меня, тогда — ухх!» — несмотря на отсутствие зубов и любовь к сладенькому, в долгу не остались. Не знаю, какая пропаганда шла на Гедоне, но чиеолийские средства массовой информации поддавали жару по полной программе, создавая образ омерзительных зубастых чудовищ, пожирающих живьём беззащитных женщин и детей.
И мне пришлось рассказывать, что такое Мейна. А чиеолийцы слушали — и у них, похоже, не укладывалось в голове.
Это очень сложно объяснить тем, кто всю жизнь общался только с себе подобными: если у тебя есть друзья, которые сильно отличаются, если ты среди ксеноморфов вырос и живёшь в обществе, где каждой твари — по паре, то тебя будет очень непросто убедить, что вон те — гады поголовно.
Ты подкоркой понимаешь, что среди вон тех — гадов и негадов примерно поровну. Как и среди своих. И дело не в том, кто как питается.
Хотя в данный момент мне казалось, что правда, в основном, на стороне чиеолийцев. Потому что гедонцы придумали проект «Очищающее пламя». У меня, конечно, не было данных обо всех военных программах Чиеолы, но почему-то казалось, что такие штуки, скорее, в человеческом характере.
Насчёт людей я иллюзий не питал. А насчёт Чиеолы они у меня пока что были.
Тем временем кто-то сходил к автомату с консервами. Они принесли чашки, закрытые крышечками-мембранами, как из вощёной бумаги — и одну чашку протянули мне.
