Послышался звук открывающейся дверцы. Света нет. Дверь захлопнулась.
Шуршание одежды. Наверное, графиня раздевалась. Снова шуршит одежда. Крэк одевается? Все происходило слишком быстро.
Щелчок. Зажегся свет.
Женщина-полицейский не связана!
Она лежала на узенькой койке.
Ни следа веревок.
И при этом смотрела в потолок и улыбалась, совершенно не замечая графиню Крэк.
Загудел мотор. Машина тронулась с места.
Женщина потянулась к своей одежде и начала одеваться.
К тому времени когда она оделась, машина снова остановилась.
Женщина взялась за ручку и открыла дверцу. На другой стороне улицы виднелось ярко освещенное отделение полиции нравов, дивизион Бронкса.
Напевая себе под нос какую-то песенку, женщина вышла и направилась к зданию.
Крэк закрыла дверцу. Машина поехала.
Графиня взглянула вниз. На полу валялся конверт с надписью "Глаза и Уши Волтара". В нем лежала штучка, носившая название "компонент Б".
— Бац-Бац, — позвала графиня. — Разве вы не брали с собой эту черную штуку?
— Конечно, нет, — послышался ответ Бац-Баца. — Я не доверяю всяким штучкам из игрушечного магазина.
— Но женщина из полиции нравов пошла за вами?
— Ага.
— И что же вы ей сказали?
— Ничего особенного, — пробормотал Бац-Бац.
— Бац-Бац, вы что-то скрываете от меня?
— Я, мисс Рада?
Когда у вас появляется предательская, полная оптимизма мысль, что все худшее уже позади, берегитесь!
На следующее утро я проснулся поздно, потому что не мог прийти в себя после огромной дозы адреналина, которую выработал мой организм под воздействием шока от разговора с графиней Крэк.
Я рассчитывал, что смогу перемотать запись назад и посмотреть, что случилось за это время. Но когда я встал с постели в десять утра, то сделал ужасное открытие: у меня не осталось больше видеопленки. Если я не буду постоянно наблюдать за экраном, то могу пропустить жизненно важную информацию, необходимую для того, чтобы заманить эту преступницу в ловушку в разгаре ее кровавых дел.
Но если бы меня в тот день преследовало только одно невезение, то не стоило бы даже говорить об этом. Нет, на этом неприятности не закончились, как показали дальнейшие события того несчастливого дня.
Графиня Крэк провела ночь в каком-то первоклассном отеле. Я не мог определить, под каким именем она записалась, потому что место на бланке, которое предстало моим глазам на экране, осталось чистым.
Крэк заканчивала завтракать в своем номере. Серебряные тарелки на белоснежной льняной скатерти и их изящное содержимое так и притягивали взор. Она раскрыла огромный свод законов и, продолжая завтракать и не выпуская вилку из руки, прочла две страницы.
В дверь постучали. Крэк сказала: «Войдите» — и на пороге появился Бац-Бац со шляпой в руке.
— Тачка у черного входа, — сказал он. — Поехали, или опоздаем, мисс Рада.
Графиня засуетилась и вскоре вышла с книжкой и чемоданчиком в руках.
Вот мой шанс!
Крэк спустилась по черному ходу и вышла на улицу. Там стоял белый микроавтобус!
Бац-Бац отодвинул боковую дверцу, графиня уселась, и автобус тронулся с места.
Ага! Белый микроавтобус. Транспортное средство для коммерческого использования без боковых окон, переоборудованный для повседневного употребления.
Если мне удастся вычислить его местонахождение, то я свяжусь с Психо, Шизи и Словоблудингом. Они вручат ей ордера, графиня Крэк окажется в Белльвью, и тогда — какое счастье! — с ней будет покончено.
Насколько я знал, фирма типа этой ни за что не сдастся! К черту клиентуру, дело превыше всего!
Я позвонил в отделение транспортных средств и, представившись федеральным агентом, сказал, что мне нужны все данные о белом микроавтобусе.
— Марка? — спросили меня. Я не знал.
— Номер? Я не знал.
— Послушайте, (…), мистер фэбээровец, в Нью-Йорке тысячи белых микроавтобусов. В следующий раз разузнайте о нем подробнее. — Трубку повесили.
Неудача меня не смутила. Я буду продолжать наблюдение. Кроме того, я еще раз поговорю с Психо, Шизи и Словоблудингом. Я набрал номер.
— Они в суде, — ответил женский голос в их офисе.
— Вы должны соединить меня с ними! — сказал я.
— Извини, приятель. Я здесь не работаю. Я клиентка и собираюсь подать иск на миллионера за то, что он неправильно застегнул мне платье, когда три года назад наткнулся на меня недалеко от Кони-Айленда. Я там плавала совершенно (…) голая. Славное выгорит дельце. Хочешь, подъезжай и будешь свидетелем. Мне, наверное, придется еще пару часиков подождать. Можем (…) приятно скоротать время и обсудить все детали.
Я повесил трубку.
Суд!
Речь наверняка идет о Верховном суде и судье Куваддере Твисте!
Я быстренько нашел номер, набрал его и соединился с оператором, который отправил меня к другому оператору, а тот — еще к другому, и так далее. Очень сложная система. После получасовых переговоров один из клерков в каком-то департаменте сказал, что, по его мнению, судья Твист сейчас находится в суде.
Господи, неужели здесь ни до кого невозможно добраться? Даже по телефону.
Ага! Еще не все потеряно. Я подумал и позвонил в службу охраны "Орлиный глаз".
— Ваших ребят прошлой ночью обвели вокруг пальца, — сообщил я шефу.
— Как это? — спросил прокуренный бас.
— Эта свирепая ведьма пробралась туда и делала с бедными девушками, которых вы охраняете, все что хотела. А они клиентки Психо.
— Ах, вы об этих, — сказал он. — Мои ребята сообщили, что у них в квартире была славная вечеринка.
— Не сомневаюсь, — заметил я. — Но дело не в этом. Эту женщину ведь так и не нашли.
— Верно, — ответил он. — Но если мы ее засечем, то получим десять штук. Мы будем вам очень благодарны, если вы сообщите нам любую информацию, которая поможет отыскать ее и засадить в Белльвью.
— Буду поддерживать с вами связь, — заявил я, положил трубку и снова повернулся к экрану.
И остолбенел!
Передо мной был зал суда. Графиня Крэк сидела среди зрителей. Не могу сказать, где именно, поскольку я видел только море голов и судью за кафедрой. Судья Кувалдер Твист!
Я снова вцепился в телефон:
— Она сидит в зале суда на заседании судьи Твиста! В это самое мгновение! Схватите ее!
На другом конце сразу швырнули трубку.
Ага! Они взялись за дело. Десять тысяч долларов на полу не валяются.
Происходящее в суде привлекло мое внимание.
Долорес, Пупси и Кукурузелла сидели за столом перед кафедрой. Психо, Шизи и Словоблудинг стояли перед судьей.
— Это весьма необычно, — сказал судья Кувалдер Твист. — Вы хотите сказать, что отказываетесь от дела? Вы разрушите всю нашу систему судопроизводства! Жизнь каждого человека связана с системой законов и зависит от присоединения новых дел к судебному расписанию, а не от их изъятия?! Это весьма необычно!
У судьи был очень грозный и свирепый вид.
— За это вас можно лишить членства в коллегии адвокатов! — продолжал Твист. — Я должен собственными ушами услышать об этом из уст ваших клиентов, иначе не поверю! Клерк, приведите к присяге Пупси Лупцевич-Уистер.
Пупси выпихнули к стойке и привели к присяге.
— Да, — сказала она. — Это правда, что я хочу отказаться от всех выдвинутых мною против Уистера исков. Я никогда не была замужем. На самом деле я просто ехала на поезде. Уистер украл мою одежду и соломенную шляпу, чтобы сбежать, и, пока он меня связывал, я стонала и умоляла, чтобы он меня (…), но он отказался. Поэтому я хочу подать новый иск за то, что он покинул меня, не удовлетворив мою женскую сущность.
Судья со вздохом облегчения стукнул молотком.
— Другой иск. Так-то лучше. Садитесь, мисс Лупцевич. Теперь я хочу послушать мисс Кукурузеллу Трахнер-Уистер.
Клерк привел ее к присяге, она встала перед кафедрой и сказала:
— Все данные мной прежде свидетельства о моих отношениях с Уистером не соответствуют действительности. Я отказываюсь от предыдущих исков. — Она продемонстрировала суду подушку. — Я носила это, чтобы казалось, будто я беременна, а на самом деле это не так. Пусть все видят. — Она задрала юбку и продемонстрировала Твисту гораздо больше, чем свой плоский живот.
— Похоже на сфабрикованное дело, — заметил судья Твист.
— На самом деле, — продолжала Кукурузелла, — тот факт, что он не притрагивался ко мне и что я небеременна, — это повод для нового иска. Я выдвигаю новый иск на два миллиарда долларов от имени всех женщин Канзаса, которых Уистер не(…) и которые незабеременели от него. Это нарушение прав женщины, настоящая дискриминация. Мы заявляем, что самый известный и выдающийся из преступников всех времен, и народов пренебрег нами, и требуем наказания за моральный ущерб, а также возмещения убытков.
