— Якуб...
— Ну чего ещё?
— ОНО схватило меня...
Действительно, в воде мелькнула бледная тень, и поверхность озера вокруг пошла пузырями. Что-то сильно дернуло за ногу бывшего учителя. Цепь натянулась и впилась ему в живот. Якуб злорадно улыбнулся и столкнул в воду своим резиновым сапогом оголённый провод. Затрещало, по воде пробежали молнии, и искры фейерверком осветили ночное небо. Существо затрепетало в агонии.
— Отпустил, слава тебе господи,— выдохнул Рабинович, вынимая ногу из воды.
Якуб посветил фонариком. Сначала в лицо товарищу — тот был бледен как мел, но, по большому счёту, отделался лёгким испугом. А вот ТО, что было в воде, явно чувствовало себя гораздо хуже. Вендерович облокотился на перила и метким ударом багра сначала подцепил, а потом вытянул на пристань странное СУЩЕСТВО.
— Бегом на берег, подальше от воды!
Два раза повторять не пришлось. Учитель сбросил калоши и что было духу помчался на берег. Якуб пустился за ним вдогонку, волоча за собой добычу. И только оказавшись в кустах, метрах в тридцати от воды, два старика смогли отдышаться и перевести дух. Они включили два фонарика и стали внимательно рассматривать неподвижный трофей. То, что они вытащили из воды, больше всего походило на египетскую мумию, только без бинтов. Существо периодически дергалось в конвульсиях.
— Якуб, беж-жи-и-им отсю-у-уда,— взмолился Рабинович, разглядев утопленника.
— Не-а. Спокойно. Пока что эта тварюга оглушена током. И нам надо, пользуясь моментом, довести дело до конца. За сараем моторных лодок, что при кафетерии, я припрятал одолженную канистру с бензином. Принесите-ка её, будьте добры, а я эту тварь посторожу.
Якубу опять пришлось немного подождать, пока его знакомый не вернётся с украденной канистрой бензина. Две кражи за одну ночь! К этому времени утопец уже пришёл в себя и неистово извивался, привязанный цепью к дереву.
— Не сорвётся? — забеспокоился Рабинович, ставя канистру на землю.
— Куда там. Я ему все пальцы переломал.
Якуб щедро облил монстра бензином. Утопец злобно заскрипел зубами, да так, что стариков пробрала дрожь. Чуя неминуемую гибель, монстр максимально вытянул своё тело, пытаясь дотянуться до обидчиков своими костлявыми пальцами.
— Огонь есть? — спросил Якуб. -Да.
— Ну тогда аста ля виста, бэйб,— сказал Якуб подслушанную из культового фильма фразу и бросил горящий свиток газеты на тело утопца.
Жёлтое пламя вспыхнуло мгновенно. Прошло добрых десять минут, прежде чем его языки окончательно справились со своей трапезой. И монстр, прямо на глазах поглощаемый геенной огненной, превратился в кучу угольков. Якуб растоптал сапогом остатки пепла и смешал их с землёй.
— Ну и что теперь будет с вашим неверием в потусторонние силы? — спросил, не скрывая улыбки, Вендерович.
— Раны Господни! Это было... невероятно... но — факт.
— На.— Якуб сунул в руки учителя флягу со спиртом.— Время спать. Идите уже к себе в комнату. А я здесь только кабель отключу и приберу немного. Да, и верните на место багор.
— А что, если в воде будет ещё один из них? Может, лучше не выходить на пристань...
— Кто не рискует, тот не пьёт горилки. Удаляющаяся фигура учителя медленно расплылась во
мгле. Якуб пошёл на пристань. Снял резиновые сапоги, связал их и положил рядом с собой. Он присел на корточки и начал раскручивать провода, которые тянулись от фонаря. Именно в тот момент, когда Якуб пытался разобраться, какой именно провод несёт плюсовой заряд, а какой минус, он услышал за своей спиной грозный голос:
— Что, током рыбки захотелось половить? А ну-ка предъявите документы!
Якуб обернулся. Их было двое. Здоровых, как гориллы, и злых, как собаки, полицейских. Ему предъявили обвинение в краже канистры бензина и пожарного топора со взломом сарая моторных лодок, а также в нанесении вреда казенному имуществу, поджоге курортной зоны и браконьерстве. По-другому его ночное сидение на пристани с оголённым проводом никто истолковать не мог.
К счастью, лечащий врач Вендеровича оказался нормальным человеком: в своих показаниях он списал все проделки пациента на старческий склероз и симптомы лунатизма. К тому же проверка отпечатков пальцев с канистры показала, что они принадлежат кому-то другому. Часть обвинений была снята, а приговор смягчён, что позволило восстановить его доброе имя. От остальных обвинений Якуб отбрехался сам — не впервой было. О браконьерстве также не могло быть и речи: постоянные отдыхающие подтвердили, что в заливе давненько не видывали никакой рыбы.
Прошло пять месяцев, прежде чем Якуб вспомнил одну очень важную вещь: на голове утопца, сожжённого той памятной ночью, не было никаких следов удара топором...
АЛЕКСАНДР РУДАЗОВ
ШАХШАНОР
Онагры остановились у огромных ворот. Креол сошёл с колесницы и с хрустом потянулся, расправляя затёкшие плечи. Ему никогда не нравилось ездить в повозках.
Со второй колесницы сошёл Шамшуддин.
— Пошли,— махнул рукой Креол.
— А онагры?
— Это дело рабов.
У ворот, почтительно склонив голову, гостей встречали два раба — дряхлый старец и мальчишка лет восьми. По исстари заведённой традиции в привратниках всегда состоят самый старый и самый молодой рабы.
— Мир тебе, молодой хозяин,— надтреснутым голосом произнёс старик, низко кланяясь Креолу. — Добро пожаловать домой, в благословенный богами Шахшанор.
— Кимульгу? — окинул его безразличным взглядом Креол.— Ты теперь здесь стоишь?
— Ничтожному рабу очень лестно, что молодой хозяин помнит такой малозначительный вздор, как моё имя,— поклонился ещё ниже Кимульгу.— Возвращаясь к вопросу молодого хозяина, презренный должен с печалью ответить, что старый Кимульгу действительно теперь не годен ни на что большее, кроме как заменять привратный столб.
— А это кто такой? — посмотрел на мальчика-раба Креол.— Как тебя зовут, крысёнок?
Раб сглотнул, с ужасом таращась в серые глаза ученика мага. Колени несчастного мальчика превратились в воду, из головы вылетели все наставления старших рабов. Креол недовольно нахмурился.
— Его зовут Ше-Кемша, если то угодно моему господину,— поспешил на помощь старик Кимульгу.— Дитя одной из рабынь твоего батюшки, да согреет его Шамаш и да улыбнётся ему. Он только в прошлом месяце вошёл в подобающий возраст и...
— Да мне наплевать,— отмахнулся Креол.— Отец дома?
— Господин наш Креол пребывает в своих покоях, молодой хозяин. Я буду счастлив лично препроводить тебя...
— Молчать, раб,— раздражённо поморщился Креол.— Твои велеречивые бредни меня утомляют.
— Как будет угодно моему господину. Выделить ли мне раба-провожатого, или же...
— Я прожил тут пятнадцать лет. Я знаю тут каждый закоулок. По-твоему, я не найду дороги?
Кимульгу поклонился в последний раз, уже не произнося ни слова. Уголки губ старого раба чуть заметно приподнялись. Креол-младший и в самом деле ничуть не изменился за время своего отсутствия. Его не было почти три года — он вырос, возмужал, стал шире в плечах, но характер остался в точности таким же.
На второго гостя Кимульгу лишь бросил быстрый взгляд. Молодой хозяин не счёл нужным представлять своего спутника, а рабу не следует проявлять досужее любопытство. Хотя Кимульгу охотно бы спросил, кто этот юноша-кушит с безволосой, как у жреца, головой. Рослый, широкоплечий, того же возраста, что и Креол-младший... скорее всего, просто раб. Друзей у молодого хозяина никогда не было.
Креол и Шамшуддин прошли через длинную тёмную галерею, разделяющую внешние и внутренние ворота. Крепостная стена Шахшанора так толста, что по ней могут проехать в ряд три колесницы. Жизнь мага опасна, у него много могущественных врагов — нельзя пренебрегать средствами обороны. Кто знает, что случится завтра?
Войдя в сени, Креол едва не споткнулся о толстую белую кошку. Та даже не шевельнулась — лишь раздражённо дернула хвостом и окинула Креола презрительным взглядом.
Другому подобный взгляд обошёлся бы дорого, но кошки — священные животные. Им прощается гораздо больше, чем людям.
Омыв в прохладных сенях ноги, Креол и Шамшуддин вновь оказались под открытым небом, на большом дворе, усаженном цветами. Слева и справа хозяйственные постройки — конюшня, амбар, мукомольня. В центре — искусственное озеро, а рядом мраморная статуя богини, льющая воду из сосуда на плече.
Но главное — конечно же сам дворец. При виде этого чуда глаза Шамшуддина округлились, в них засветилось искреннее восхищение.
— Так это и есть ваш родовой дворец? — присвистнул он, задирая голову.
— Да, его дедушка построил,— с деланым равнодушием ответил Креол. Он и сам ужасно гордился этим дворцом. Дворцом, который однажды достанется ему.
