Если его хорошенько прижмут, и даже растянут и разобьют, он всегда сможет утверждать, что это означало:»Наконец! Это блестящая возможность доблестно погибнуть во славу Ома, единственного истинного Бога, который Растопчет Неправедных Железными Копытами!». Погоды это не сделает: свидетельские показания ничего не меняют для попавших на нижние уровни, где обвинение приобретает силу доказательства, но это может, наконец, оставить у одного-двух инквизиторов ощущение, что они могли и не быть правы. – Да, Церковь была куда менее военизирована в прошлом веке. – ответил Драна, оглядывая пустыню, – Многое связано с мирскими проблемами империи. Формулировка. Без малейшей бреши, куда мог бы быть вставлен разъединитель костей. – Был крестовый поход на Ходгсонитов, сухо перечислил Фрайят, – и Покорение Мельхиоритов. И Выявление лжепророка Зебы. И Исправление Ашелян. И Очищение… – Но все это только политика. – сказал Драна. – Гм… Да, конечно, ты прав. – И разумеется ни один не может сомневаться в целесообразности войны во имя распространения Культа и Славы Великого Бога. – Нет. Никто не может сомневаться в этом. – сказал Фрайят, не раз обходивший поля боя на следующий день после славной победы, когда представляется широкая возможность увидеть, что эта победа означает. Омнианцам было запрещено использовать все виды наркотиков. В подобные времена, когда не осмеливаешься сомкнуть глаз от страха перед своими снами, придерживаться такого запрета весьма сложно. – Разве не Великой Бог провозгласил через Пророка Аввея, что нет более почетной и великой жертвы, чем пожертвовать жизнью во имя Бога?
– Да, это его слова. – сказал Фрайят. Он не смел напомнить, что Аввей был епископом в Цитадели пятьдесят лет, прежде чем Великий Бог Избрал его. К нему никогда не заявлялись с мечами вопящие недруги. Он никогда не смотрел в глаза тех, кто желал бы увидеть его мертвым. Нет, конечно он смотрел в них все время, ведь в Церкви существует своя собственная политика, но по крайней мере, они не держали в это время оного орудия за нужный конец. – Погибнуть во славе во имя своей веры – великое дело. – Драна произнес это, словно считывая с пространственной доски объявлений. – Так нас учат пророки. – жалобно сказал Фрайят. Он знал, что пути Великого Бога неисповедимы. Несомненно, Он избирает своих пророков, но выглядит это так, словно Он сам нуждается в помощи. Возможно, он слишком занят, чтобы выбрать кого-то для Себя. Уж слишком много было встреч, кивков и обмена любезностями даже во время службы в Главном Святилище. Конечно, юного Ворбиса окружало что-то вроде ореола – как легко перескочить с одной мысли на другую. Этот человек был отмечен судьбой. – Крошечная часть Фрайята, та, что большую часть жизни провела в палатках, была много раз ранена и побывала в самом пекле схваток, где с одинаковой легкостью можно оказаться убитым как врагом, так и союзником, прибавила:»Или по крайней мере чем-то». Это была та его часть, что должна будет провести все вечности во всех преисподнях, но в этом у нее уже было много практического опыта. – Вы знаете, что я много путешествовал в молодости? – сказал он. – Я слышал ваши рассказы, самые интересные из них относились к вашим путешествиям по языческим краям. – тактично сказал Драна, – Часто упоминались колокольца. – Я рассказывал вам когда-нибудь о Коричневых Островах – Где-то у самого края мира. – сказал Драна, – Помню. Где хлеб растет на деревьях и юные женщины находят маленькие белые шарики в раковинах. Они ныряют за ними без единой нитки на теле… – Я помню еще кое-что. – сказал Фрайят. Это было одинокое воспоминание из нездешних мест, где нет ничего, лишь кустарник под пурпурным небом, – Море там неспокойное. Волны там поднимаются куда большие, чем на Кольцевом Море, понимаете, и люди уплывают за них на рыбалку. На странных деревянных досках. И когда они хотят вернуться на берег, они ждут волны, а потом… они встают во весь рост на волне, и она везет их весь путь до самой отмели. – Мне больше нравится история о молодых ныряющих женщинах. – сказал Драна. – Иногда бывают очень большие волны. – сказал Фрайят, игнорируя эту реплику, – Ничто не могло бы их остановить. Но если удастся оседлать волну, то не утонешь. Вот, что я понял. Драна заметил блеск его глаз. – Ах, – сказал он кивая, какая благодать, что Великий Бог поставил на пути нашем такие поучительные примеры. – Вся штука в том, чтобы научиться определять силу волны, сказал Фрайят, и оседлать ее. – А что случается с теми, кто не может?
– Они тонут. Часто. Некоторые волны слишком велики. – Я понял, такова природа волн. Орел по-прежнему кружил. Если он и понял что-нибудь, то ничем этого не выдавал. – Полезно иметь это ввиду. – сказал Драна с внезапным весельем. – Если когда-нибудь очутишься в землях язычников. – Конечно.
* * *
С молельных башенок вверх и вниз вдоль контуров Цитадели дьяконы бубнили дневные обязанности. Брута должен был быть на уроке. Но преподователи-священники не были к нему слишком строги. В конце концов, благодаря усилиям своей бабушки он знал наизусть каждую Книгу Семикнижия и все молитвы и псалмы. Скорее всего, они предполагали, что где-то ему было найдено применение. Делать нечто полезное, чего никто другой делать не хотел. Для вида Брута мотыжил фасольные грядки. Великий Бог Ом, в настоящее время маленький Бог Ом, грыз салатный лист. Всю свою жизнь, думал Брута, – я думал, что Великий Бог Ом, – не слишком уверенно, он сделал знак святых рогов, – это э… огромная великолепная борода в небесах, или иногда, когда он снисходит в мир, он подобен огромному быку или льву, или… Словом, чему-то большому. На что можно смотреть снизу вверх. Так или иначе, это не черепаха. Я очень стараюсь, но это не черепаха. И слушать, как он говорит об авторах Семикнижия как о… Так, словно это были всего-навсего сумасшедшие старикан… это похоже на сон. В джунглях брутиного подсознания появились и начали расправлять крылышки бабочки сомнений, не подозревающие, что о подобных вещах говорится в теории хаоса… – Сейчас я чувствую себя куда лучше. – сказала черепаха, – Лучше, чем все последние месяцы. – Месяцы? – сказал Брута, – А как давно ты… болен?
Черепаха поставила лапу на лист. – Какое сегодня число?
– Десятое грюня. – Да? А какого года?
– Э… Воображаемой Змеи. Что ты имеешь ввиду «какого года»?
– Тогда… три года. сказала черепаха, – Это хороший салат. И это Я говорю. В холмах салата недостать. Немного подорожника, куст-другой колючек. Пусть здесь будет еще один лист. Брута сорвались с ближайшего стебля. «Что за чудеса», подумал он: еще один лист уже был. – Ты собирался стать быком? сказал он. – Я открыл глаза… мой глаз… и оказался черепахой. – Почему?
– Откуда мне знать? Я не знаю! соврала черепаха. – Но ты… Ты же всеведающий. – сказал Брута. – Это не значит, что я знаю все. – сказала черепаха. Брута закусил губу. – Гм… Да. Значит. – Ты уверен?
– Да. – По-моему, это всемогущий. – Нет. Это когда ты всесилен. И ты действительно все можешь. Так сказано в Книге Оссори, который был одним из Величайших Пророков, сам знаешь. Надеюсь. – добавил Брута. – Кто сказал ему, что я всемогущий?
– Ты. – Не я. – Ну, он сказал, что ты. – Я даже не помню никого по имени Оссори. пробормотала черепаха. – Ты говорил с ним в пустыне. – сказал Брута, – Ты должен помнить. Тот, который был восьми футов высотой? С очень длинной бородой? С большой палкой? С нимбом святых рогов, сияющим вокруг головы? – Он заколебался. Но он видел статуи и святые иконы. Они не могли лгать. – Никогда не встречал никого подобного. – сказал маленький Бог Ом. – Возможно, он был чуточку пониже. – уступил Брута. – Оссори… Оссори… Нет. Может я… – Он сказал, что ты говорил с ним из огненного столпа. – А… этот Оссори. – сказала черепаха, – Да, столб пламени, верно. – И ты продиктовал ему Книгу Оссори, сказал Брута, в которую входят Указания, Пути, Запреты и Наставления. Всего сто девяносто три главы. – Не думаю, чтобы я столько понаговорил. – с сомнением сказал Ом, я положительно помнил бы про сто девяносто три главы. – Тогда, что же ты сказал ему?
– Насколько я помню, это звучало: «Эй, посмотри, что я могу!» Брута уставился на Ома. Тот, насколько это вообще применимо к черепахам, выглядел смущенным. – Даже боги любят поразвлечься. – сказал он. – Сотни тысяч людей всю свою жизнь живут в соответствии с Запретам и Наставлениями! прорычал Брута. – Да? Я им не запрещаю. – сказал Ом. – Но если не ты их продиктовал, то кто же?
– Не спрашивай об этом меня. Я – не всезнающий!
Брута был в бешенстве. – А Пророк Аввей? Я надеюсь, кто-нибудь удосужился продиктовать ему Кодексы, а?
– Но не я… – Но они начертаны на свинцовых плитах десятифутовой высоты!
– Да, и это, конечно, должен был сделать я, да? У меня всегда под рукой тонны свинцовых плит, на случай если я встречу кого-нибудь в пустыне, да?
