– иногда у меня просто пропадали все слова, когда доходило до дела.
- Пап, ты помнишь, как полюбил маму?
Отец рассмеялся с облегчением – видимо, он успел за меня испугаться, и теперь был счастлив, что ничего плохого не случилось.
- Конечно. Вы с ней тогда пришли к моей гостинице – твоя мама решила устроиться поварихой. И я смотрел на нее и не мог оторвать глаз, - ответил он, и в его голосе появилась мягкая мечтательность. – Потом она приготовила мне яичницу на пробу, я ее съел и пропал. Вот так все и началось. А помнишь, ты подошла ко мне и попросила цветную бумагу и карандаши? Хотела сделать для мамы открытку в честь ее первого рабочего дня в «Вилке и единороге». Я тогда подумал: ну чудо же, что за девчушка, вот бы она была моей дочерью.
У меня защипало в носу. Фьярви Эрикссон был моим отчимом – но сделал для меня столько добра и окружил таким сердечным теплом, что давным-давно стал для меня отцом.
- Пап, - спросила я, - а я как понять, что ты влюбился? Что происходит?
Отец улыбнулся. Снова дотронулся до отражения.
- У тебя делается тепло в душе, - ответил он и дотронулся до груди. – Вот тут. У меня тут горит огонек с тех пор, как я встретил твою маму. Она уже спит, но если хочешь, я ее разбужу.
- Нет-нет, пусть отдыхает, - торопливо сказала я и добавила: - Только тепло?
- Много-много тепла, - кивнул отец. – И ты думаешь об этом человеке только хорошее. Хочешь быть с ним рядом, говорить, прикоснуться.
Я не знала, хочу ли прикоснуться к Виктору – но да, я о нем думала. В нем было что-то очень искреннее, очень важное для меня. Он был как хорошая загадка, которую мне хотелось разгадать.
- А еще у тебя будут огоньки в глазах, - улыбнулся отец. – Вот как сейчас. Он хороший?
Я рассмеялась и уткнулась лицом в ладони. Мне вдруг сделалось невероятно легко и спокойно.
- Хороший. Он спас меня от грабителей, - сказала я, и отец испуганно ахнул:
- Каких грабителей? Что случилось?
У гномов всегда так: если что-то происходит с их родными, то они кинутся бежать, спасать и рубить головы боевыми топорами, чтобы защитить близких.
- Все в порядке, пап, - ответила я. Отец выразительно завел глаза к потолку: дескать, знаю я ваше «все в порядке», держите лицо, а сами плачете в подушку. – Мы шли на остановку омнибуса, и подошли какие-то рожи, потребовали мою сумочку. Виктор закрыл меня от ножа, я раскидала этих дураков заклинанием…
- Виктор, как там дальше? – уточнил отец.
- Шмидт. Спортивный журналист, - ответила я, и отец воскликнул:
- Надо же! Я читаю его колонку в «Ежедневном зеркале», он пишет про борьбу, в основном. Ты не пострадала? С тобой точно все в порядке? Можешь сказать правду, мать не слышит.
- Я не пострадала, - улыбнулась я. Как же мне не хватало этой заботы – и, кажется, именно ее я и почувствовала в Викторе. – Виктора ранили, он сейчас в больнице. Но отправил мне цветы с курьером. Он хороший.
- Я рад, - сказал отец. – Дочка, ты знаешь: мы примем любой твой выбор, лишь бы ты была счастлива с этим мужчиной. И поможем всегда и во всем, где тебе понадобится наша помощь. Помнишь?
Я рассмеялась. Конечно, я помнила! Однажды отец уже сказал мне об этом: в пятом классе, когда я с Наром и Очиром сунула бомбу-вонючку в директорский туалет. Да, отец тогда помог: заплатил за ремонт, заплатил лично директору, но о бомбе и том, как она взорвалась и превратила директора в подобие Смрадодемона, не узнала ни единая живая душа. А я окончательно поняла: что бы ни случилось, мне помогут. Меня закроют собой – как и я закрою, если потребуется.
Это и была моя семья. Это и было то, что помогало мне выжить.
- Помню, пап, - ответила я. – Спасибо тебе.
2.3
Виктор
Глория не пришла на мою выписку, и я решил отправиться в «Кошек» - если Эрик не сработал, и шантажисты все-таки добрались до нее с неприятной правдой, мне надо было хотя бы попробовать оправдаться. Живот по-прежнему ныл, но уже не болел. Действительно, обычная царапина.
Думал ли я, что получу нож в пузо в попытке раздобыть заветный рецепт?
По дороге я остановился возле витрины книжного магазина. Продавец снимал с подставки восьмой том «Академии кухни», и покупательница, немолодая особа в светлом пальто, почти вырвала книгу у него из рук. Да, продажи хорошие. «Академия кухни» была национальным бестселлером, которому удалось потеснить и классиков, и беллетристику, и мусорные книжонки о приключениях отважного сыщика Джона Путти.
Я почти не чувствовал гордости по этому поводу. Просто спокойствие человека, который умеет делать свою работу.
В «Кошках» было не протолкнуться. Гости даже стояли на улице в ожидании свободных столиков, в руке у одного из мужчин я заметил «Столичный вестник» и услышал:
- А мясо на овощной подушке вы пробовали? Говорят, удивительный вкус!
У меня заныло в животе. После больничной стряпни хотелось отведать чего-нибудь поприличнее. Можно мяса, можно курицы – все равно. Я спустился по лестнице, и меня тотчас же мягко, но уверенно придержали за рукав и попытались отправить в конец очереди.
- Молодой человек! – гневно окликнул меня красноносый джентльмен в дорогом костюме. – Здесь очередь. Все ждут, и вы подождете!
Я, разумеется, не собирался ждать: вынув из кармана пальто красную книжицу контролера из Королевского надзора, я махнул ею перед джентльменом и холодно произнес:
- Я бы не советовал меня останавливать.
Связываться со мной не стали. Господа контролеры способны испортить жизнь любому, независимо от чинов и званий.
Но моя статья произвела фурор! Впервые за долгое время критик в маске кого-то похвалил – и народ повалил толпами, оценить стряпню счастливицы. Зайдя в погребок, я убедился, что свободных мест действительно нет. Официантка сбилась с ног, собирая заказы и разнося подносы с тарелками. Запахи стояли такие, что у меня закружилась голова, а в животе запело. Гости ели и не могли наесться; скользнув взглядом по тарелкам, я увидел салат с баклажанами и семгой, курицу в белом чесночном соусе, упомянутое мясо на овощной подушке и бесчисленное количество десертов. Официантка, которая что-то
