Решив, что на него напали засевшие в гимнасии колдуны, архидемон резко присел… и во все стороны хлынула невидимая волна. Земля раскалилась добела, близлежащие здания потекли лавой, несокрушимые стены гимнасия растрескались и начали осыпаться.
Но швырялись в Хастура не снизу, а сверху. На высоте в полтора его роста, прямо над макушкой чудовища кружил готовый особняк на бронзовом диске. Стоящий за штурвалом Шамшуддин держал в воздухе еще две восьмиэтажные башни — он вырвал их прямо из фундаментов за два квартала отсюда. В прошлом году там начали строить какой-то торговый центр… или университет… не важно, все равно уже не достроят.
Конечно, Шамшуддин не рассчитывал убить Хастура парой каменюк. Это не удалось ему пятьдесят веков назад (тогда он использовал куски Вавилонской башни), не удастся и теперь. Но отвлечь, занять его на какое-то время — дело совсем другое. Даже архидемон не может так просто взять и отмахнуться от архимага.
Следующую башню Шамшуддин запустил Хастуру в глаз. Левый. Он с силой размахнулся и швырнул ее с такой силой и скоростью, что уничтожил бы целый квартал, долети эта глыба до земли.
Но она не долетела. Она не долетела даже до Хастура. На сей раз гигант с удивительной ловкостью вздернул лапищу и перехватил снаряд в паре шагов от своего лица. Внимательно, очень внимательно Хастур рассмотрел добычу… легким сжатием пальцев растер ее в порошок… а потом поднял голову и уставился прямо на Шамшуддина. В его равнодушных глазах забрезжил интерес… а потом узнавание.
Хастур понял, кто перед ним.
— ЕСЛИ НЕ ОШИБАЮСЬ, ОДНАЖДЫ Я ТЕБЯ УЖЕ ЕЛ… — произнес он шепотом, от которого сотряслась земля.
— Не ошибаешься, уважаемый, — любезно ответил Шамшуддин. — Не ошибаешься.
Сказав это, он швырнул в Хастура четвертую башню.
Шаб-Ниггурат уперся руками в Объятия Мардука. Черная козлиная шерсть встала дыбом, на коже выступил соленый пот. Проклятый магический барьер оказался невероятно прочен. Именно его демонологи используют в своих кругах, когда призывают архидемонов. Именно в таком круге когда-то целых три дня протомился сам Шаб-Ниггурат, когда его призвал для каких-то дурацких целей Безумный Араб…
Барьер Абдула аль-Хазреда был не слабее этого. Даже попрочнее, пожалуй. Но он был размером всего с одну комнату, а этот накрыл целый дворец. Огромный дворец с дюжиной башен и кучей флигелей.
И в этом его слабость. Он слишком большой. Слишком. Шаб-Ниггурат всегда с насмешкой относился к тем, кто считает, что «большой» и «сильный» — синонимы. Все ведь совершенно наоборот. Чем больше ты становишься, тем сильнее распыляешься. Надо сосредотачивать всю свою мощь в малом объеме — в одной точке, в одном кулаке. А они этого не понимают. Дагон, Хастур, Йог-Сотхотх, Ктулху, издохший Нъярлатхотеп… все они любят раздуваться до небес.
Только вот самые большие пузыри как раз легче всего лопаются.
Лопнет и этот барьер. Еще немного поднажать, и лопнет.
Эг-мумии, как всегда, филонят. Топчутся где-то в задних рядах, ждут, когда остальные сделают за них всю работу. Что с них взять, с бывших смертных? Настоящие демоны — лишь те, кто ими родился. Как сам Шаб-Ниггурат. Как его Двурогие. А те, в чьих головенках сидят воспоминания о тлении в смертной оболочке, навсегда останутся жалкими и неполноценными.
Зато утукку прут усердно, как тараны. Шаб-Ниггурату всегда нравились утукку. Простые, понятные, бесхитростные. У них редко бывает больше одной извилины — но солдату больше и не нужно. Одна извилина — одна мысль. Простая, понятная, бесхитростная. Чаще всего она выражается словом «еда». Иногда — «враг», но для утукку это одно и то же. Несъедобные враги встречаются, но не слишком часто.
К тому же несъедобных врагов утукку тоже обычно пытаются съесть.
По ту сторону барьера не было ни единого движения. Шаб-Ниггурат чувствовал там смертных — великое множество смертных! — но все они находились за стенами. Сидели там, дрожали, прятались от гнева Древних…
Все, кроме одного. Высокого, сухопарого старика с длиннющими седыми усами и железным крюком вместо левой кисти. Он стоял на балконе и смотрел прямо на Шаб-Ниггурата. Смотрел без малейшего страха, даже с каким-то детским любопытством.
Шаб-Ниггурата это взбесило. Он сразу понял, кто перед ним. Хобокен. Жалкое насекомое, называющее себя полководцем. Смертный, который разгромил Астрамария — не менее жалкое насекомое, только заключенное в железной скорлупе.
Выходит, глупый кумбха был прав, когда утверждал, что главнокомандующий засел здесь, в Промонцери Царука…
Хотя догадаться было нетрудно. Любой бы на его месте сообразил.
Шаб-Ниггурат, правда, не сообразил, но лишь потому, что ему не было дела до таких пустяков. Главнокомандующий, пхе!.. Вот Шаб-Ниггурат — это главнокомандующий! Ему и армия-то не нужна — он в одиночку уничтожит всё и вся!.. Прибьет их всех, гвоздями приколотит к стенке!
А командиры смертных так же слабы, как и солдаты! Что с них проку, таких ничтожных?!
Но лучше все же устранить эту мелкую помеху. Шаб-Ниггурат уставился на Хобокена так, словно желал просверлить взглядом. Но, к великому удивлению архидемона, тот не упал замертво. Странно. Почти все смертные дохнут мгновенно. Колдуны еще могут кое-как сопротивляться, но Хобокен явно не колдун. Неужели его воля настолько сильна, что он способен противостоять воле Древнего?.. Очень немногие смертные обладают таким могучим духом.
— Эй ты!!! — рявкнул Шаб-Ниггурат. — Я есмь Древний!!! А ну-ка быстро сдохни!!!
— Так я вроде как уже… — искренне удивился Хобокен. — И довольно давно…
Шаб-Ниггурат напряг мохнатый лоб, пытаясь уразуметь, о чем говорит это ходячее мясо. Мертв?.. Уже мертв?.. А-а-а!.. Вот оно в чем дело! И как он только сразу не заметил, что перед ним нежить, ходячий мертвец? Разумеется, этот выкормыш Нергала не может умереть повторно!
Интересно, что это за вид… Драуг?.. Визгун?.. Хрумги-рактууль?.. Нет, это… эйнхерий!.. Конечно, эйнхерий! Только их аура настолько похожа на ауру живых. В иных Светлых мирах эти жмуры даже числятся по разряду небожителей, пусть и самых низших, уровня лэнговских Надзирателей.
Впрочем, кому какое дело, мертвый он или живой?
— Сдавай город, мертвый человечек! — приказал Шаб-Ниггурат. — Ты проиграл!
— Я бы и рад сдать, да вот беда — однорук, трудненько мне, — показал культю с крюком Хобокен. — Ты уж, батюшка, потрудись и возьми его сам.
Шаб-Ниггурат аж раздулся от ярости. Он не переносил, когда ему перечили. Даже в самой малости, пустяке каком-нибудь — не переносил.
А тут далеко не пустяк!
— Поднажать!!! — истошно проблеял архидемон. — Ломайте барьер, бесполезные уроды, ломайте!!! Иначе все увидите меня изнутри!!!
Хобокен криво усмехнулся и ушел с балкона. Пусть себе этот рогач орет и трясет козлиной бороденкой, покуда со злости не лопнет. У Железного Маршала сейчас есть дела поважнее.
Руорк Машинист издал клекочущее карканье. Он понял, что гибнет. Двурогие раздирают его на части — его, бессмертного технолича! Еще немного, и от него останется только гора гаек и шестеренок…
Надо заметить, Руорк и в этот раз позаботился о том, чтобы сберечь свою память и личность в специальном «черном ящике». Почти неразрушимом цельнометаллическом цилиндре, расположенном в затылочной части головы. Если что-то случится с телом, техномаги вновь вернут к жизни своего великолепного лидера.
Но в этот раз может случиться так, что техномагов не останется совсем. Падет Руорк — падет и машиностроительный комплекс. И все колдуны-полуавтоматы во главе с преданной Екесс Глаз отправятся прямиком в желудки демонов. Сейчас он — последний рубеж прекрасного стального Порядка на пути безобразного склизкого Хаоса.
Из развороченной груди Руорка с шипением вырвался пар и хлынуло машинное масло. Двое Двурогих жадно вонзили когти, ища в этой груде железа самое лакомое кушанье — бессмертную человеческую душу. Руорк в ужасе понял, что «черный ящик» ему на этот раз не поможет…
И тут один из Двурогих со свистом… распался надвое. Его разрезал ослепительный луч света. Не плонетский лазер, а именно чистый свет — Свет с большой буквы. Над головой захлопали крылья, и еще несколько световых «шлейфов» принялись гулять вокруг Руорка, вычищая утукку и будх.
— Вовремя вы… — прохрипел Руорк, бессильно стараясь оторвать от груди второго Двурогого.
Поняв, что обед откладывается, этот второй спрыгнул с жертвы и замелькал между лучами паладинских копий. Он двигался с такой скоростью, что стал невидимым. Раздваивался и растраивался… хотя нет, их и в самом деле трое! Паладины убили только одного, застав врасплох, — остальные с легкостью уходили от ударов.
Вот Двурогий оттолкнулся от земли, сиганул кверху, тут же приземлился на ладони другому Двурогому, оттолкнулся еще сильнее — и взмыл в небеса птицей! Там, над головой Руорка, истошно заржал раши, а парой секунд спустя шмякнулось разделенное надвое тело в латах.
