– Это тебе не страшно, – резко оборвала его Жанна и протянула руку к тетради. – Дай посмотрю.
– Да-да, конечно, бери, – захлопотал Синицын, передавая ей потрепанную тетрадку. – Только это… можно ты мне место у компьютера освободишь?
– Пожалуйста, какие вопросы, – пожала плечами женщина. – Показывай, куда пересесть.
– Вот сюда, – профессор указал на притулившийся у стены офисный стул с колесиками. – Когда я включу установку, тебе лучше находиться за красной чертой, я ее там специально провел.
– А что? Ближе нельзя? – поинтересовалась дама, разглядывая вертикальную линию на обоях, проведенную канцелярским маркером.
– Нежелательно. Можешь в конус попасть.
– В какой еще конус?
– Конус остаточного излучения. Его основание как раз на этой стене, а красная черта – граница опасной зоны.
– А если попадешь в этот конус, что будет?
– Что будет, что будет. Да фиг его знает, что будет, – профессор почесал нос, потом за ухом, пригладил растрепанную шевелюру. – Практика – критерий истины. Вот попадет туда кто-нибудь, тогда и узнаем. В смысле, точно определим вид и степень опасности.
– Ну а все-таки? – не успокаивалась женщина. – Ни в жизнь не поверю, чтобы у тебя на этот счет не было никаких идеек. Наверняка ведь уже прикидывал, что, как, куда…
– Прикидывал, – согласился Синицын. – Но чисто эмпирически. По логике, кварк-сознание всякого попавшего под излучение должно будет растянуться по оси времени, как бы следуя за сознанием испытателя…
– Испытатель – это тот, кто будет сидеть на электрическом стуле, да? – улыбнулась Жанна.
– Он самый, – усмехнулся ученый. – Однако вся разница в том, что его перенос я могу в известной степени контролировать и даже вернуть обратно, если что-то пойдет не так. А вот с остальными этого не получится. Куда их сознание попадет, насколько задержится, сумеет ли в итоге вернуться… увы, определенности нет. Ответить на эти вопросы я не могу.
– Совсем?
– Совсем, – развел руками завлаб.
– Жалко.
Жанна подошла к стулу, присела на краешек и, раскрыв тетрадь, принялась читать написанное для Андрея.
– Ничего не понятно, – вздохнула она примерно через минуту. – Слушай, Шур, а можно мне тоже что-нибудь написать?
– Почему нет? Пиши, – отозвался ученый. – Сейчас я только ручку тебе специальную дам.
Усевшись за стол, он немного покопался в ящиках, выудил оттуда «винтажную» ручку с пером и, проверив наличие в ней чернил, передал женщине.
– Вот. Все. Можешь писать.
Жанна разложила тетрадь прямо у себя на коленях, занесла над ней ручку и… так ничего и не написала. Хотя размышляла над чистым листом секунд тридцать-сорок.
– Нет. Не могу, – произнесла она, захлопывая тетрадь и возвращая ее завлабу. – Не буду я ничего писать. Там мы с Андреем еще не встретились, и значит…
Женщина неожиданно замолчала и вновь о чем-то задумалась.
– Что значит? – осторожно поинтересовался профессор.
– Пусть все идет как идет, – негромко ответила Жанна и, подняв глаза, добавила с нарочитой небрежностью. – Восемьдесят против двадцати – расклад неплохой.
– Безусловно, – изобразил согласие доктор наук, после чего, забрав у дамы тетрадь, направился к установке.
– Восемьдесят – это хорошо, – шепотом повторила Жанна в спину Синицыну. А потом закончила фразу. Очень тихо. Так, чтобы никто не услышал:
– Но сто процентов было бы лучше…
* * *
– Главное, Миш, в момент переноса не думать о постороннем. Думай только о том, куда хочешь попасть, – инструктировал Смирнова профессор, надевая ему на голову игольчатый шлем с проводами. – А то ведь провалишься черт те куда, вытаскивай тебя потом оттуда, нервничай, дергайся, энергию трать.
– Не боись, все будет нормально, – с досадой проворчал Михаил Дмитриевич. Синицын случайно прищемил ему застежкой ухо, и теперь оно буквально горело огнем, а почесать или хотя бы потрогать его уже не представлялось возможным – руки «чекиста» (в целях безопасности, чтобы ничего не сорвал, когда «улетит») были надежно «зафиксированы» на подлокотниках. По словам ученого, электромагнитные зажимы должны будут открыться автоматически сразу после окончания эксперимента, а голову испытателя удерживали в вертикальном положении «пассивные» боковые упоры, придвинутые к шлему с обеих сторон.
– Ну прямо как ежик, – пошутила подошедшая к «испытательному стенду» Жанна.
– Скорее, дикобраз после стрижки, – коротко хохотнул завлаб, беря в руки баночку с токопроводящим гелем. – Ну вот, сейчас электродики присобачим, и все будет абгемахт.
– А ты умеешь? – полюбопытствовала женщина, заметив, насколько неловко обращается Синицын со «сложной медицинской техникой».
– Терпеть не могу эти датчики, отваливаются постоянно, – пробурчал недовольно Шурик, роняя на пол очередной электрод.
– Дай мне, у меня это лучше получится, – Жанна отняла у профессора гель и оттерла ученого от Смирнова. – Смотри и учись, криворукий…
– Все? Или еще что-нибудь? – поинтересовалась она через пару минут, закончив накладывать электроды и окидывая придирчивым взглядом «подопытного». – Может, укольчик какой-нибудь сделать или капельницу поставить? Я могу, если надо.
– Хорошо зафиксированный больной в наркозе не нуждается, – глубокомысленно изрек завлаб, подкручивая регулировочные винты на контейнере с лежащей внутри тетрадью. – Ну все. Обе мишени готовы. Пора начинать.
Синицын вернулся за компьютерный стол, а Жанна присела на стульчик возле стены, в двух шагах от границы «опасной» зоны.
Установка басовито гудела, огоньки на панелях перемигивались зеленым и красным.
– Начинаю обратный отсчет, – сообщил профессор. – Миша, ты как? К полету готов?
– Как пионер, – ответил из-под шлема Смирнов.
– Ну и отлично, – усмехнулся Синицын и, нажав какую-то клавишу, принялся громко отсчитывать. – Десять, девять, восемь…
Колесики на офисном стуле предательски скрипнули. Жанна с беспокойством глянула на ученого. «Нет, кажется, не заметил».
– …семь, шесть…
Женщина передвинулась еще на немножко. До красной черты оставалось не более полуметра.
– …пять, четыре…
«Черт! Что ж он скрипит-то так?»
Стул остановился перед самой отметкой.
– … три, два…
Жанна вздохнула, покосилась на стену, на занятого делом Синицына.
«Прости, Андрюша. Я тебе, конечно, верю, но… пустить дело на самотек не могу. Да и не хочу, если честно».
Тряхнув головой, она оттолкнулась ногой от пола и вместе со стулом въехала в зону остаточного излучения.
– …один, ноль. Поехали! – провозгласил профессор.
Со стороны установки раздался хлопок, потом еще один, и еще… Воздух в помещении неожиданно завибрировал. Запахло озоном. Хлопки изменили тональность и очень скоро перешли в один сплошной треск…
«Словно бумагу рвут», – успела подумать Жанна за миг до того, как ее сознание заволокло чем-то оранжево-серым, по форме и консистенции напоминающим плотный туман, озаряемый режущими глаз, яркими как молния сполохами…
* * *
Эксперимент длился шесть с половиной минут. Вернувшемуся из «небытия» Смирнову об этом «сообщил» таймер, закрепленный на специальном фланце рядом с контейнером. И хотя по субъективному времени «испытателя» прошло уже, как минимум, полчаса, циферкам на экране Михаил Дмитриевич решил все же поверить.
– Ну что, Шура? Как с показателями? – поинтересовался он еще через двадцать секунд, окончательно придя в себя и кое-как отдышавшись. Голос его звучал подозрительно глухо и как будто издалека, словно бы в уши набилась вата или какой-то шутник вставил туда невидимые беруши.
Так и не дождавшись или просто не услышав ответа, Смирнов стянул с головы шлем, последовательно снял с шеи, живота и груди датчики с проводами, сделал еще один вдох, потом глубоко выдохнул, пытаясь восстановить слух, а затем, ухватившись за стержни на подлокотниках, одним рывком оторвал себя от деревянного «ложемента».
Резкое движение помогло, окружающее пространство снова наполнилось звуками. И звуки эти Михаилу Дмитриевичу совсем не понравились.
– Черт! Да что же это такое? Да елки зеленые, ну как же так? – раздавалось от дальней стены. Всплескивающий руками профессор суетился около потерявшей сознание Жанны, пытался тормошить ее за плечо, махал перед носом газетой, подносил руку то к лицу, то к груди, видимо, собираясь или шлепнуть ее раз-другой по щеке (как это показывают в фильмах), или расстегнуть блузку (тоже как в фильмах, типа, чтобы дыхание облегчить), однако ни на то, ни на другое пока не решался. И, наверное, правильно делал, поскольку если бы в этот момент дама и вправду очнулась, то такая терапия ей бы как минимум не понравилась.
