Нет, теперь все было куда серьезней. Валера зашел в «Твиттер» и оставил там сообщение: «Терять любовь всегда больно. Но еще больнее, когда тебя обвиняют в том, чего ты не совершал».
Желающих ретвиттить этот крик души оказалось немало — до обеда таковых набралось не один десяток человек. Из смартфона то и дело доносились короткие булькающие звуки, докладывавшие об очередном репосте или ответном сообщении кого-то неравнодушного.
Воодушевленный успехом, Попришкин не преминул его закрепить. Сперва ответил френдам, а затем отправил еще пару твиттов: «Уверен на все сто, меня подставили» и «Мы любили друг друга, но наше счастье встало кому-то поперек горла». А уже ночью, перед отходом ко сну придумал третье сообщение: «Опасная это штука — любовь, когда ты простой труженик, а твоя избранница из числа богатых и знаменитых». Но закончить решил все-таки на жизнеутверждающей ноте. Послав в вдогонку: «Об этом я не знал. Но даже если бы знал, не отступился бы!»
В общем, со сном в ту ночь пришлось повременить. Но дело того стоило. Интернет-активность Попришкина оказалась замеченной в том числе сотрудниками фонда Стофеля. «А вы молодец, — донеслось из гарнитуры, правда, уже наутро, — кое-что даже сами можете. И все равно надеюсь, что от помощи тоже не откажетесь».
Помощь фонда выразилась на сей раз в фотографии, пришедшей по электронной почте. Человека, на ней запечатленного, Валера хоть и видел всего раз, но все равно узнал сразу. То был ревнивый хозяин джипа, допытывавшийся у Попришкина, как тот посмел покуситься на их с Мартиной отношения.
Качество снимка оставляло желать лучшего. Из-за искаженной цветопередачи бородатое лицо ревнивца казалось неестественно-розовым, как после пьянки. А глаза из-за недостаточного разрешения камеры выглядели безжизненными пуговицами: ни зрачков в них не разглядеть, ни белков. Да и выражение, с которым этот субъект предстал перед объективом, нельзя было назвать ни приятным, ни дружелюбным.
Но все это были не баги, но фичи. Иначе говоря, так и задумывалось — изобразить предполагаемого недруга и соперника Попришкина неким отвратительным существом, не вполне даже человеком. Валера понял это сразу. Как и то, что именно следует с полученной фотографией делать.
Снимок Валера выложил сперва в «Твиттере», затем в «Инстаграме». В последнем случае сопроводив его комментарием: «Вот он — настоящий убийца Мартины. Так его припекло, когда моя покойная любовь его отшила. Но не угомонился, будь он неладен! Люди, у которых куча денег, вообще-то не привыкли уступать, смиряться с поражением. Тем более органы с этой мразью заодно. Все так. Но и я сдаваться не намерен».
Имя и фамилия «мрази» прилагались. Их Попришкин узнал из того же электронного письма, с которым принесло фотографию.
Без внимания других юзеров сообщение с фотографией не осталось. Комментарии и ответы валили валом, Валера не успевал на них откликаться.
Прошло еще два дня. Два дня, основным занятием на которые для Попришкина стали гневные посты. Смартфон и планшет едва успевали заряжаться, даром что эксплуатировал их Валера по очереди. Что-то подсказывал своему подопечному голос безвестного инструктора, доносящийся из гарнитуры. Но чаще Попришкин справлялся сам, входя в раж и временами даже забывая, что роман их с покойной Мартиной, газетами измусоленный, на деле был таким же настоящим, как грудь чуть менее, чем любой голливудской кинодивы.
А потом добровольного затворника впервые побеспокоили. Долго звонили в дверь, но Валера не открыл. И даже не соблаговолил подойти, заглянуть в глазок. Так и сидел на диване не шелохнувшись. И потому не узнал тогда даже, кто именно пожаловал к его порогу: то ли из полиции, то ли из прокуратуры люди… а то ли богатенького мстительного хахаля Мартины с молодчиками принесло.
Несколько позже Попришкин догадался, что приходили к нему таки из прокуратуры. Не иначе, хотели вызвать на допрос. Прийти к такой догадке Валере помогла повестка, обнаруженная в почтовом ящике рядом с квитанцией на оплату услуг ЖКХ и бумажным спамом.
С тем же успехом повестку могли бросить и в мусорный бак. Попришкин помнил о наставлениях Илоны Макси и отступать от них, идя навстречу следствию, не собирался. Зато коммуналку оплатить стоило. Не то, чего доброго, могли отключить электричество или воду. Для человека, запершего, скрывшего себя от враждебного мира в четырех стенах, лишиться благ цивилизации было бы смерти подобно. Ни дать ни взять, удар в спину… или ниже пояса.
Произведя оплату через ближайший банкомат, по возвращении к своему подъезду Валера встретил давешнюю знакомую. Журналистку, со второй попытки сумевшую подбить его на интервью. Не иначе, жила эта особа тоже где-то поблизости, потому и охотиться на Попришкина ей было легче. Результативнее.
Живо смекнув, что это встреча — шанс не столько для самой журналистки, сколько для него, Валера тут же, на лавочке у подъезда, сподобился небольшому интервью. Где выложил примерно то же самое, что до сих пор изливал в Интернете. Что убийца не он, а то бородатое мурло на джипе. Что оное мурло ему, Попришкину угрожало. И что, наконец, власти бессовестно скрывают правду. Играя на стороне истинного виновника убийства Мартины и пытаясь втоптать в грязь невинного человека.
«Не знаю, сколько я еще протяну, — сказал Валера в конце интервью, — но и плясать под их дудку не собираюсь».
Опубликовали это интервью или нет, Попришкин не знал. Зато без последствий не обошлось. Уже на следующий день Валера узнал, что объявлен в федеральный розыск. Заодно полюбовался на свою фотографию, попавшую в телевизор. Или, скорее, ужаснулся. Фотография-то была черно-белой, а лицо на ней — мрачным, бледным и каким-то болезненно-недовольным. Оставалось только гадать, где работники прокуратуры раздобыли этот снимок. На работе Попришкина? В паспортном столе? Или в какой другой конторе, где он мог оставить свой след?
Еще дня через два у здания прокуратуры случился митинг. По телевидению о нем не сообщали, а видеозапись с места событий Валере прислал вестимо кто по электронной почте.
Народу на митинге было — кот наплакал. Три десятка пенсионеров, из которых несколько зачем-то приволокли кумачовые знамена и портреты давно почивших в бозе советских вождей. Еще какой-то бойкий старичок притащил аккордеон и теперь аккомпанировал действу гражданской активности, придавая ему налет праздничности.
Компанию пенсионерам, как заметил, просматривая видео, Попришкин, составила пара хипстеров в своих узнаваемых прикидах — сколь нелепых, столь же и не дешевых. Но эти двое не столько принимали участие в собрании, сколько крутились рядом и снимали. Позировали, выделываясь друг перед дружкой, запечатлевая то митингующих, то себя на их фоне, то просто себя.
К чести работников прокуратуры, к митингующим они отправили парламентера. Девушку в голубом кителе и такого же цвета облегающей длинной юбке. Но ей не дали сказать ни слова — освистали и обругали нестройным, но громогласным хором. Особенно постарался высокий старикан в кепке. «Потаскуха ты! — возопил он хорошо поставленным голосом, выдававшим сценическое прошлое, — как самой-то не стыдно? Невинного человека за решетку упекать! А все бандиты! Слышишь, бандиты вертят вами как хотят!»
И поднял над головой плакат с грубо нанесенной надписью: «Свободу Валерию Попришкину!» Как будто вышеназванный Попришкин уже томился в узилище, а не смотрел запись митинга, сидя на диване у себя дома.
Впрочем, вот тут зарекаться точно не стоило. Ибо еще дня через три терпение властей иссякло.
Группа захвата из бойцов ОМОНа прибыла к дому, где жил Попришкин, глубокой ночью. Самое то время, чтобы проворачивать разные темные делишки. Как и противодействовать оным.
Все необходимые ордеры у прибывших имелись. Поэтому омоновцы не церемонились: железную дверь в квартиру вскрыли автогеном. Не составило труда и обнаружить хозяина, ради ареста которого группу захвата прислали. Более чем предсказуемо Попришкин обнаружился в единственной комнате. Где был разбужен короткими громкими окриками и ярким светом нескольких фонарей.
Едва Валера открыл глаза и привстал, как его, не успевшего толком проснуться, сбросили с кровати на пол. И уже затем включили в комнате свет, а на самого Попришкина надели наручники.
— Вот все-таки правильно говорят: дерево лучше прятать в лесу, — сухо, но в то же время с легкой, почти аристократичной усмешкой проговорил единственный человек в штатском — в квартиру он прошел вслед за ОМОНом, — дерево в лесу… а вещь на самом видном месте. А то его, понимаешь, в розыск объявили по всей стране. Пока он дома отсиживается.
Из всех незваных ночных гостей в квартире Валеры Попришкина, человек в штатском, похоже, был единственным, кто обладал даром речи. Вот и вел беседу сам с собой — одновременно прохаживаясь эдак по-хозяйски по комнате и шаря цепким взглядом по деталям обстановки.
