Сплошные хихиксы.
— Одного понять не могу, — говорю, — как этот гад туда попал? Я сейчас так понимаю, что там ваши земли, да? И потом: как же это ему удалось переманить вашу девочку? Она ж с ним заодно была…
А Ори мне в плечо уткнулся и всхлипывает — ржать уже моченьки нет.
— Снайк, — стонет, — я не могу! Ты что ж, думаешь, что этот дед твой — это и есть подземный житель? Ох, убил!
Тут мы с Адой уже на пару зависли.
— А кто же? — говорю.
Ори слёзки вытирает.
— Милые, — говорит, — хорошие, ну разве так можно? Ну Аде простительно — дикарка, что возьмёшь, но ты, Снайк, цивилизованная личность! Стыдно! Ведь подземные жители-то не люди, причём совершенно, так-то, дорогуша! А наша девочка с ними заодно — просто пошлый анекдот! Нет, ты мне скажи, душка, ты что ж, правда думаешь, что там два разных существа было? Так вот, ошибаешься. Одно.
У меня чуть глаза не выскочили.
— То есть как, — говорю, — одно!? Да быть того не может!
А у Ады губы побелели и задрожали.
— Праматерь, — шепчет, — Творец, силы небесные! Оборотень…
Ори улыбается и кивает. Я вообще соображать перестаю.
— Погодите, — говорю, — ребята, одну минуточку. У меня ум за разум зашёл. Что это — оборотень? Или кто?
Ада как набросится на меня!
— Я ж тебе говорила, — вопит, — что был паук! Не смей мне не верить! Это он был паук, и дед с девкой тоже! Подлый гад! Ведьмино отродье! Нечисть поганая! Это холуи у колдунов, Снайк — шпионы да воры, их колдуны отряжают добрым людям пакости делать!
Я от этого словесного обстрела только башкой мотаю. А Ори как выпрямится! Синие глазки у него прямо серыми сделались, в прищур, острым металлом — по живому телу.
— Ты бы, — говорит, — а тон ледяной, без смешочков и приколочек, не слыхал я от лешаков такого раньше, — заткнулась, девушка. Оборотни — вершина эволюции, миру хозяева. Им и подземный народ, и летающий равно побоку, а уж такие, как ты — вообще пустое место. Плюнуть да растереть. И никому они не служат — кто их заставит?
Ада скривилась и цедит сквозь зубы:
— Гонорной, как видно… Здорово ж тебя причесали, ведьмак.
Ори на неё взглянул надменно, как король на прачку.
— Уж не ты ли?
— Да нет, — режет, тоном оплеухи — "на, дорогой, за всё хорошее!" — Это, по всему видать, колдуны с оборотнями вместе. То-то ты их готов облизывать, как сахарных, холуйская душонка!
И выдано это всё чётко, ровно, не торопясь, чтоб злой недруг во все детали врубился. А Ори задохнулся и моргает — может, и от злости, но скорей от удивления. И вдруг как рассмеётся:
— Ну и дама! — говорит, а вся злость с лица без следа стекла. — Ну и умница! Свободную душеньку, без предрассудков сразу видно! Да сиди уж, раз не понимаешь, молчи и радуйся!
Ада обломалась, что такой заряд вхолостую пролетел, обозлилась и молчит. Ори на меня посматривает боком: "Здорово, мол, я её срезал?" — а мне задумчиво и странно.
Ну чего он вскинулся, чего так дёрнулся оборотней защищать? Что он о них знает? Что его задело? Но это ладно. Меня другое волнует: кто из них правду сказал. Служат оборотни колдунам или нет? И это не какая-нибудь этическая задачка, это, можно сказать, вопрос жизни и смерти.
В подземельях ли моя авиетка?
К вечеру прибыли мы в милое место.
Этакий вокруг скальный лабиринт. Ущелья, камни, пещеры, и заросли лиан с синенькими цветочками и кустов с шипами. И родники. Некоторые из- под камней вытекают, некоторые по скалам сверху льются, а иные бьют ключиком прямо из земли. А вода в них чистая, вкусная и холоднущая, аж зубы ломит.
Уютно, как на Йтэн в столичном парке с гротами.
Ада огляделась и говорит:
— Дальше уже страна колдунов начинается. На ночь глядя туда глупо тащиться — попадёшь как раз к демону в зубы. Надо тут заночевать, выбрать пещерку посуше, а с утра и отправиться, тем более, что ночью явно дождь будет — дождём пахнет.
— Мы, — говорю, — скоро в пещерных людей превратимся.
Но ворчу, сам-то понимаю, что укрыться — резон есть. Пахнет действительно, сыростью и свежестью, и ветрено. По небу между скал стремительные тучи клочьями летят.
Остановились около пещеры прелестного вида — хоть в дикарей в ней играй. Рядом родничок. Мы лошадей распрягли, напоили и дали кусты щипать. Удивительно, скажу я вам, всеядные твари эти лошади! И траву жрут, и кусты, и кору, и колючки — и ничего им не делается. Только раздуваются и пыхтят, и носами шевелят. А носы у них длинные и странные: собраны в один пучок с верхней губой, и лошадь этим пучком траву щиплет и в пасть суёт… Что ты говоришь? Почему не лошади? А кто? Ну, ёлы-палы, у тебя семь пятниц на неделе, зоолог фигов! Раз уж договорились, будут и дальше лошади, я уже так привык.
Ада из арбалета подстрелила что-то летающее и потащила к костру портить. Ори на неё посмотрел — и его от брезгливости передёрнуло.
— Ты ведь это тоже не будешь, Снайк? — говорит.
— Не знаю, — признаюсь. — Я не в восторге, но жрать-то охота, не дохнуть же с голодухи.
Тогда он улыбнулся и подмигнул таинственно. И кивает на ближайший куст. А на кусте между цветами, на ветках, такие зелёные блямбы размером с кулак. На вид не аппетитнее Адиной стряпни.
— Это что, — говорю, — за чудо природы?
— А, — смеётся, — у подземных хозяев первейший деликатес.
— Так они ж, — говорю, — не антропоиды!
— Не антропоиды, — кивает. — Но и не дураки, будь уверен.
Разламывает, значит, эту шишку пополам, а она внутри кремового цвета, мягкая и по вкусу вроде творога. И я его просто расцеловать был готов, потому что всё вокруг такими кустами заросло. Снял рубашку — и мы туда набрали этих шишек, как в мешок, рукава связали, чтоб не высыпалось.
— А если их в костер покидать и подождать, пока полопаются, — Ори говорит, — то вообще потрясающая пища. Для пира.
И мы пошли в пещеру, где уже дым стоял коромыслом, потому что Ада костёр развела.
Ада на Ори — ноль внимания, а мне сказала только:
— Если всё время будешь одну траву щипать, то скоро запыхтишь, как лошадь, а потом ноги протянешь.
Но я был в таком восторге по поводу открывающихся возможностей в смысле хавки, что ничего ей на это не ответил. И душа моя, выражаясь высоким штилем, исполнилась благодарности к Ори, во всяком случае, подозревать я его перестал.
Я его всё полечить хотел, но он отпирался, мол, ничего серьёзного, одни царапины с синяками. И потом, мой лешак, похоже, голодный был, потому что, когда мы закончили наш парадный ужин, вид у него стал куда как живее.
Ада к нашим шишкам не притронулась, очень демонстративно. Повернулась к нам спиной, грызла кости, хрустела и чавкала. Я представил себе себя вчерашним вечером у костра, и мне стало муторно.
Потом начало быстро-быстро темнеть, и мы все втроём занялись устройством ночлега. Я притащил снаружи целую охапку сухой травы и веток для спанья, Ада себе принесла. Ори не стал.
— Я, — говорит, — не привык на камне спать. Там, около пещеры, трава всё-таки, кусты — уж лучше там, если настоящих деревьев нет.
Ада на него покосилась и улыбается: "Баба с возу — кобыле легче!"
Ори и ушёл.
— Слушай, старик, — говорю вдогонку, — а не опасно?
Только усмехнулся.
— Если что — улечу.
Ну ладно. Я ему не нянька, в конце концов.
Лежу на ветках. Колко, щекотно, но запах такой славный: вроде как мёдом пахнет и ещё чем-то сладким, пряным… Если б ещё костёр не дымил — совсем бы ладно.
Ада на огонь смотрела, думала, а потом встала.
— Слушай, — говорит, — надо ещё хвороста принести, а то костёр еле коптит. Ночью холодно будет. И потом… — и замялась.
— Что, — говорю, — потом? Ладно тебе, все свои, как бы…
— Лошадей проверить хочу, — хмуро так говорит. — Не доверяю я этому ведьмаку. Ты, конечно, в своём праве, можешь делать, что захочешь, но имел бы в виду: им только дай очаровать, обморочить, голову задурить, а потом над тобой же и посмеяться. Не друг он нам, Снайк! Сердцем чую!
— Ну что я тебе скажу, великий воин, — отвечаю. — У тебя, натурально, женская интуиция, знание обстановки и тонкое женское чутьё, но ты не допускаешь мысли, что просто злишься? Ну, за его дурацкие шуточки? Или за эту лекцию про тупиковую ветвь? Да брось! Обыкновенный лешаковский трёп, не со зла.
Ада на меня посмотрела серьёзно.
— А что он за нами увязался? — говорит. Тоном полиса с тридцатилетним стажем, который наконец-то выследил серийного убийцу. — Ты мне скажи, что ему от нас нужно, если не шпионить и не строить козни? Колдуны-то рядом!
Меня смех разобрал.
— Да не будет лешак шпионить в пользу колдунов, — говорю. — Воюют они друг с другом, понимаешь?
И Ада снова на меня серьёзно посмотрела и вздохнула специальным вздохом.
— Наивный ты, Снайк, — говорит, — как ребёнок. Есть на свете такая вещь — предательство… Ах, ну что я убеждать-то буду?! Сам когда-нибудь убедишься, только бы поздно не было!
