По команде вождя туземцы мгновенно утыкали весь пятачок земли под Крюгером своими копьями, направив их острием вверх.
Но Фредди не обращал на суетившихся под ним дикарей никакого внимания. Он болтался среди лиан, срезая их лезвиями, пытаясь во что бы то ни стало освободиться. И только почувствовав, что охватывающие его путы значительно поредели и он сейчас сорвется вниз, Крюгер соизволил скосить глаза на землю и в лунном свете увидел, какое «мягкое приземление» ему там уготовано.
В последний момент, схватившись за конец самой длинной лианы, он все же умудрился раскачаться подобно маятнику, и, выпустив лиану из рук, свалился на песок возле частокола из копий. При этом он не заработав себе ни единой царапины.
Но дикари уже держали наготове луки. И их стрелы метко ложились в цель.
Не успел Крюгер и глазом моргнуть, как стал похож на дикобраза. Тощего красно-зеленого дикобраза.
— Обезьяны черномазые! Да что я вам такого сделал?! — возопил он, обратив лицо к равнодушному небу.
И недоумевал он совершенно искренне, так как все, что привиделось Бануне в поднебесье, было не более, чем ее детской фантазией. Крюгер вовсе не собирался ее потрошить. А зверское выражение на его лице объяснялось тем, что в течение всей трансконтинентальной снопортации у него перед глазами стояла женщина в шубе.
Благодаря девушке-туземке, ему удалось смыться из бойлерной в тропики, и за это он был готов обнять ее и расцеловать. Но на острове Кака-Кука его ждали явно не с распростертыми объятиями.
Громко причитая, Фредди Крюгер принялся выдергивать из себя отравленные стрелы и ломать их через колено.
Туземцы, видя, что их ночной гость не собирается отбрасывать копыта, дружно разинули рты и попятились к лесу. Но тогда вперед выступил шаман, который все это время размахивал трещоткой и бил себя по затылку огромным бубном, не переставая при этом распевать диковинные блюзы.
Он подскочил к Крюгеру и, врезав ему трещоткой под дых, — отчего тот согнулся в три погибели, — нанес сокрушающий удар бубном по голове.
Шляпа Крюгера сложилась в гармошку, а сам он, закатив глаза, тяжело рухнул лицом в песок. Шаман стащил у Крюгера с руки его бесценную перчатку и, нацепив ее себе на руку, показал соплеменникам. Дикари ответили ему радостным воем.
Вождь племени, ободренный успехом шамана, приказал своим воинам поднять незваного гостя и привязать его к жертвенному столбу.
Дикари схватились за веревки и поволокли пленника к своему священному месту. Это была песчаная площадка, вытоптанная ногами не одного поколения туземцев. В ее центре возвышался деревянный столб, увенчанный головой Идола-покровителя племени Айа-Гайа.
От горящих факелов стало светло, как днем. От грохочущих тамтамов с деревьев осыпались бананы. Почти все племя вышло посмотреть на человека из легенды. В хижинах остались только немощные старики да младенцы.
Туземцы плясали и прыгали вокруг Крюгера, веселясь, как дети.
Шаман поднес к лицу пленника его же перчатку с ножами и кончиками лезвий пощекотал ему под подбородком.
— Тумба тамба туру бамба, — сказал он, плюя в лицо пленнику вонючей слюной первобытного человека. — Ом ба камба!
И Фредди его прекрасно понял: как и всякое нечестивое создание, Крюгер был полиглотом.
«Я буду убивать тебя медленно, — говорил шаман на своем экзотическом диалекте. — Слышь, ты, задница!»
Крюгер вымученно улыбнулся. Он не боялся этой самодовольной обезьяны с бубном. Он верил в свои потусторонние силы. Стоило ему сейчас только как следует поднапрячься, и он разорвал бы свои путы в клочья.
Он явственно представил, как отберет у дикаря свою любимую перчатку и снимет с него кожу живьем. А потом, разрезав эту кожу на равные полоски, свяжет ими этих плясунов, что прыгают сейчас возле него в экстазе и дерут свои горластые глотки. И тогда он вспорет им животы и вырежет каждому аппендикс и все остальное, что, как говорится, плохо висит. Причем без всякого наркоза.
Между тем, разошедшийся не на шутку шаман исполнял танец гориллы, только что придушившей бегемота.
«Я накормлю тебя твоим собственным дерьмом, — орал он на Крюгера, нещадно стуча себя бубном по затылку и задирая ноги выше головы. — Я набью тебе задницу кактусами и отправлю обратно на Луну.»
По призыву шамана пляшущие туземцы стали один за другим выскакивать на центр перед пленником. В руках у каждого было по банану. Пожевав немного сочную мякоть, очередной солист подбегал к Крюгеру и заплевывал ему глаза бледно-желтой кашицей, а потом банановой кожурой размазывал все это по его лицу. Слева направо и сверху вниз.
Скрипя зубами, Крюгер терпел. И сам не знал, почему. Наверное, его попросту занимала вся эта экзотика. Впитывая в себя ужимки и ухищрения дикарей, Крюгер набирался опыта для своих собственных жестоких игр, которые предстояли ему в будущем.
Но когда дошла очередь до вождя племени, который, прожевав весь банан целиком, изверг из себя столь обильный плевок, что Крюгер света белого не взвидел, терпение Фредди лопнуло.
Призвав на помощь свою дьявольскую силу, он изо всех сил напряг мышцы. Но веревки, удерживавшие его у деревянного Идола, не собирались рваться. Наоборот, от нечеловеческого напряжения у него самого на макушке треснула кожа, и из-под смятой в лепешку шляпы по вискам потекла вязкая зеленая слизь.
Были ли это крюгеровы мозги или просто мистификация, но потуги пленника не произвели на дикарей ровным счетом ни малейшего впечатления. А шаман, в довершение ко всем прочим издевательствам, сорвал у него с головы шляпу и напялил ее себе по самые брови.
Глава 4
Бабочки с мертвыми головами
Неожиданно со стороны хижин донеслись отчаянные крики стариков и плач детей.
— Чамба каба! Чамба кабу рума! — орали беззубые старцы, что в переводе означало: «Мертвые головы! Бабочки с мертвыми головами!»
Тамтамы разом смолкли. Размалеванные дикари перестали плясать и растерянно уставились на своего вождя. Его проткнутые пестрым пером ноздри воинственно раздулись. Издав оглушительный вопль, он высоко задрал над головой копье и щит. Шаман подхватил его горластый призыв, — и вот уже все мужчины племени, выкрикивая угрозы и потрясая оружием, бросились к хижинам.
О Крюгере все забыли. Он же, вытянув, насколько это было возможно, шею и, свесив голову набок, стал пережевывать зубами веревку.
Вдруг он услышал в вышине какой-то шум. Вскинув голову, он увидел тучу, наполовину закрывшую небосклон. Но это была вовсе не грозовая туча, готовая пролиться на землю затяжным тропическим дождем. Она целиком состояла из крылатых живых существ, которые быстро приближались к селению.
Вскоре стали хорошо различимы отдельные особи. Это были ГИГАНТСКИЕ БАБОЧКИ! Их головы напоминали туго обтянутые кожей ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЧЕРЕПА, только раза в два меньше. В их темных глазницах сверкали желтые белки глаз, безобразные челюсти тряслись и щелкали ЗУБАМИ. В остальном же эти твари не отличались от настоящих бабочек.
Зависнув на мгновение над землей, туча обрушилась на селение.
И началось побоище.
Бабочки носились над несчастными туземцами, исторгая на них потоки зеленой жижи, которая лилась у этих тварей отовсюду, в том числе, изо рта, носа и ушей. Будь у бабочек пупки, она лилась бы и из ПУПКОВ.
Попадая на жертву, эта вязкая жидкость производила удивительный эффект. Головы дикарей в один момент изменяли свои очертания, принимая совершенно невероятные формы, вытягиваясь в одном месте и сужаясь в другом. Все тело, руки и ноги у них искажались, как в кривом зеркале.
С каждой минутой незагаженных туземцев становилось все меньше и меньше.
Глядя друг на друга, мужчины покатывались со смеху, а женщины, старики и дети рыдали навзрыд. Столь сильные эмоции стимулировались особым веществом, которое вырабатывались у бабочек особыми железами и содержалось в выплескиваемой ими наружу жиже. В зависимости от возраста и пола дикарей, оно вызывало у них разную реакцию.
Звуки смеха и плача жертв действовали на бабочек возбуждающе, усиливая отток из них зеленого вещества.
Те из воинов, которые еще не получили свою порцию удовольствия, отчаянно сражались. Они тыкали в бабочек копьями, порой насаживая на острие по несколько штук за раз. Но этих тварей налетело сюда так много, что воины не успевали закрываться от них щитами и один за другим превращались в карикатурное подобие самих себя. Отбросив в сторону оружие, они присоединялись к хохочущим и ревущим во все горло соплеменникам.
Вождь дикарей, который в скором времени чуть ли не единственный оставался серьезным в этом буйном помешательстве, завопил на весь остров, призывая всех укрыться в джунглях.
Заслышав звучный голос вождя, туземцы, словно материализовавшиеся в комнате смеха уродцы, держась за животы, покорно заковыляли к лесу.
