Но информационный голод мучил уже не на шутку. Мозг настойчиво требовал работы — а работы для него здесь не было.
Значит, опять придется заниматься бессмысленными вычислениями.
Сначала Эйхгорн измерил площадь своей камеры — пятьсот шестнадцать квадратных сантиметров. Вместо линейки он пользовался собственными ступнями, пальцами и фалангами — все размеры своего тела Эйхгорн знал наизусть. Видно было, правда, плохо — темница освещалась только двумя чадящими факелами, — но Эйхгорн справился.
Потом он взялся измерять объем, но с ним оказалось потруднее. Рост Эйхгорна — сто семьдесят пять сантиметров. С поднятыми вверх руками — двести тридцать. Однако до потолка оставалось еще сантиметров семьдесят, и измерить этот остаток точно не удавалось. Эйхгорн просто не мог туда вскарабкаться — прутья слишком гладкие и скользкие. И у него не было никакой палки или иного достаточно длинного предмета.
В конце концов Эйхгорн прибег к окольным методам. Стена была кирпичной — он измерил один кирпич, сосчитал их количество, и таким образом узнал высоту камеры — триста два сантиметра. Но все равно остался недоволен — растворные швы имели разную толщину, так что результат получался приблизительный.
Эйхгорн не любил приблизительные результаты. Понятно, что далеко не всегда возможно получить точный результат, но все эти «плюс-минус сто километров» его раздражали. По этой самой причине он терпеть не мог иррациональные числа.
Если верить легенде, Пифагор приказал утопить ученика, который доказал, что корень из двух невозможно выразить рациональным числом. Эйхгорн до таких крайностей не доходил, но иррациональные числа ему тоже не нравились.
Особенно он не любил число пи. Он всегда считал его ужасно неаккуратным. Ему казалось, что было бы гораздо лучше, если бы оно равнялось трем. Или хотя бы просто было рациональным. Это упростило бы массу разных вещей.
Но математика — не знающая жалости тварь…
Впервые Эйхгорн столкнулся с числом пи еще в семь лет, когда захотел выяснить отношение длины окружности к ее диаметру. Он начертил циркулем круг, измерил ниткой длину окружности, измерил линейкой диаметр — и разделил одно на другое. Так он самостоятельно получил число пи — оно было равно 3,128125.
В том возрасте Эйхгорн еще не знал о такой штуке, как погрешность измерения.
Когда наконец стражники пришли и за ним, Эйхгорн пересчитывал кирпичи. Он так увлекся этим, что не среагировал на открывшуюся дверь. Стражник взял его за плечо, но Эйхгорн только раздраженно поморщился.
— Секунду!.. — попросил он. — Секунду!.. сто сорок шесть, сто сорок семь… сто сорок восемь!
— Чего сто сорок восемь? — не понял стражник.
— Кирпичей.
— Ты что, считал кирпичи?.. — озадаченно моргнул стражник. — Ты что, сумасшедший?..
— Нет, просто арифмоман, — неохотно признался Эйхгорн.
— Арифмомант?.. — недослышал стражник. — Это что, вроде некроманта?.. Магия такая?
— Ага, магия чисел, — саркастично хмыкнул Эйхгорн.
— Так вы волшебник, мэтр?.. — удивился другой стражник. — А зачем же обычным человеком назвались?..
Эйхгорн задумчиво посмотрел на этих двоих. Выражения их лиц заметно изменились. И на «вы» перешли как-то очень резко. Похоже, народ здесь суеверный.
Может, и в самом деле выдать себя за волшебника?
— Ладно, волшебник или не волшебник, а порядок для всех один, — дернул Эйхгорна из камеры первый стражник. — Эдил разберется.
Эйхгорн тоже решил, что общаться лучше сразу с начальством, потому на время смолк. Его вывели из темницы и доставили на второй этаж, в небольшой, по-спартански обставленный кабинет. Голые кирпичные стены, замкнутый на тяжелый замок сундук, распахнутое настежь окно и стоящий возле него стол. Из предметов на нем были только чернильница с разлохмаченным пером, похожая на конторскую тетрадь и белый цветок в горшке. Его стебель странным образом изгибался почти под прямым углом.
А за столом восседал тот самый эдил. Примерно одних лет с Эйхгорном, невысокий, полноватый, одетый в зелено-алый кафтан с кружевными брыжами и пышными рукавами. Взгляд он имел сонный, левую щеку подпирал кулаком и выглядел, как человек, которому давно все в этой жизни осточертело.
— Это и есть ваш обычный человек? — безразлично осведомился эдил. — А что-то не похож…
Стражник подошел к нему сбоку и тихо зашептал. Эйхгорн навострил уши, но так ничего и не расслышал. На всякий случай он снял панаму.
Впрочем, о смысле сказанного догадаться было нетрудно. Эдил недоверчиво хмыкнул, осмотрел Эйхгорна уже с чуть большим интересом и спросил:
— Волшебник, говоришь?.. А доказать сможешь?
К этому вопросу Эйхгорн был готов. Пока его сюда вели, он незаметно спрятал в кулаке зажигалку, выкрутив редуктор на максимум. У Урфина Джюса же получилось таким образом выдать себя даже не за волшебника, а за целого Бога Огня.
И когда он чиркнул колесиком, эдил действительно удивленно хмыкнул. Для неискушенного человека поднимающееся из руки пламя смотрелось самой настоящей магией.
Правда, одним коротким хмыканьем дело и ограничилось. Эйхгорн даже почувствовал себя немного уязвленным. Он ожидал более бурной реакции.
— Ну надо же, волшебник, — покачал головой эдил. — А зачем обычным человеком тогда назвался?
Эйхгорн подготовился и к этому вопросу. Стараясь быть как можно убедительнее, он изложил все как есть. Мол, ничего плохого в виду не имел, слова употребил в их буквальном смысле. Типа там, откуда он родом, о бороте знать не знают, и выражения такие не в ходу.
— Вот оно как… — все еще с сомнением кивнул эдил. — Ну случается, конечно… а с какой целью к нам, в Парибул?
— Надеялся поступить на королевскую службу, — бухнул Эйхгорн.
Эдил подпер руками голову и посмотрел на Эйхгорна уже слегка заинтересованно.
— На службу?.. — протянул он. — Интересно, интересно… А почему именно к нам?
— Слышал много хорошего о вашем королевстве и его короле, — соврал Эйхгорн не моргнув глазом.
— Правда, что ли?.. — вытаращился на него эдил.
Эйхгорн кивнул. Он здорово рисковал — а ну эдил спросит, что именно он слышал? — но терять было уже нечего.
Однако эдил не спросил. На Эйхгорна он глядел с изумлением, но уголки его губ невольно приподнялись. Похоже, королевство Парибул нечасто баловали похвалой.
По всей вероятности, и не за что. Из разговоров сокамерников Эйхгорн сделал вывод, что Парибул — жуткая дыра, абсолютно ничем не интересная и не знаменитая.
Но оно и к лучшему. Даже хорошо, что тут ничего не происходит — будет проще во всем спокойно разобраться. Неизвестно пока, что за человек здешний король, какую политику проводит, но вроде бы не деспот — а это уже неплохо.
Вообще, Эйхгорн всегда был абсолютно аполитичен. Он не поддерживал власть и не протестовал против нее. Очевидно же, что ни один разумный человек не станет заниматься политикой. Следовательно, все политики — идиоты.
А если все они идиоты — не имеет значения, какой конкретно идиот находится у власти.
Эдил тем временем принял решение. Очень внимательно глядя на Эйхгорна, он медленно кивнул и сказал:
— Ладно, мэтр, будь по-твоему. Устрою тебе завтра аудиенцию с их величеством.
— А сегодня нельзя?
— Сегодня их величество уже не принимают, — кивнул на часы эдил. — Аудиенции для просителей — с пятого рассветного по второй полуденный. А сейчас его величество уже в парной должно лежать — Бархатный день же. И давай-ка ты, мэтр, расскажи мне вначале, кто ты есть вообще. Для порядку. Как звать-то хотя бы? Имя там, фамилия…
— Исидор Яковлевич Эйхгорн, — представился Эйхгорн.
— Исидоряка… — зачиркал перышком эдил. — Ну и имечко… Дата рождения?
— Двадцать первое ноября тысяча девятьсот семьдесят третьего года.
— Ноября?.. Это что такое?
— Месяц. Я из очень далекой страны, у нас месяцы другие.
— И летоисчисление другое… — подметил эдил. — Тыща девятьсот… это по какой же хронологии?
— По Скалигеру и Петавиусу.
— Хм… ладно… И сколько же тебе лет по этому петавесу?
— Сорок два.
На этом месте Эйхгорн немного напрягся. Если это другая планета, годы могут быть другой продолжительности. Если они заметно длиннее или короче земных…
Но нет, эдил совершенно спокойно записал число в тетрадь. Значит, разница если и имеется, то не слишком значительна.
— Происхождение? — продолжил анкетирование эдил.
— Прошу перефразировать вопрос, — ответил Эйхгорн после краткого раздумья.
— Благородное, неблагородное?..
— Увы, быдло-с, — развел руками Эйхгорн.
— Хм… родители?..
— Отец — Яков Иосифович Эйхгорн, стоматолог, родился 11 сентября 1946 года. Мать — Людмила Васильевна Эйхгорн, в девичестве Прохорова, театральный критик, родилась 6 марта 1949 года.
