Макс Роуд
Уходящая звезда. Алмаз Холлистока
— Приехали! — Масси раскинул руки и плюхнулся на диван.
Холлисток рассчитался с носильщиком, который принес их чемоданы, и закрыв дверь, обернулся на своего помощника.
— Устал?
— Да, немножко. — Масси вздохнул. — Но признайтесь, есть от чего. Последние три дня у нас выдались о-го-го!
— Ну, теперь мы можем немножко расслабиться, — Холлисток снял с себя пиджак и подошел к бару. Выбрав бутылку коньяка, он поставил ее на стол, а затем снова посмотрел на Масси, с улыбкой подняв указательный палец. — Но только немножко!
— Ну, это понятно! — тот встал, и вынув из буфета пару бокалов, поставил их рядом.
Пока Холлисток открывал коньяк, Масси подошел к окну и раскрыв его, высунулся наружу:
— Первый раз нахожусь в отеле на двадцатом этаже. Красиво, конечно, но за такую цену мы могли бы и апартаменты снять.
— Мы здесь ненадолго, — Холлисток, держа в руках по бокалу, тоже подошел к окну и встал рядом. — Когда будет нужно, снимем и апартаменты.
Передав один бокал Масси, он с удовольствием подставил лицо свежему майскому солнцу. Разом выпив свой коньяк, Масси оглядел панораму города:
— Симпатичный город, этот Кельн. Вы меня когда научите говорить по — немецки?
— Вечером! — Холлисток сделал маленький глоток. — Уже собрался в ночной поход?
— Так, а что бы и нет?! — Масси потянулся. — Надо же посмотреть, что, да как.
— В борделе двух не бери. Я тебя знаю, Масси Грин. Будешь пьяный, обязательно покусаешь одну, а вторая увидит и вопить начнет. Помнишь, например, Рим, что там было? Так что будь осмотрительнее, и не геройствуй в незнакомых местах. Успеется еще.
— Слушаюсь, герр Генрих! — засмеялся Масси.
Сегодня, 29 мая 1987 года, Генрих Холлисток и Масси Грин приземлились в аэропорту Кельна, прибыв первым утренним рейсом из Мадрида. Им пришлось полночи провести в Барахасе в ожидании самолета, потому что Генрих, вначале собиравшийся вылететь в Тулузу, внезапно круто изменил свое решение. Он долго бродил по гигантскому терминалу, оставив Масси спать в зале ожидания. Остановившись у окна он смотрел на ночное испанское небо, и его взгляд, бывший до того хмурым и напряженным, постепенно оттаивал. Наконец, приняв решение лететь в Кельн, он прошел к стойке «Люфтганзы» и купил два билета. Разбуженный им Масси, услышав про изменение маршрута не был удивлен, поскольку давно привык к самым различным поворотам в решениях своего шефа. Он знал, что любое подобное изменение связано с делами, в которые его будут посвящать по мере необходимости, а потому встал, взял чемоданы, и не говоря ни слова пошел за Генрихом на регистрацию. Еще в полете узнав, что конкретных планов у Холлистока нет, он немедленно заснул. И вот теперь, когда они прибыли в «Свиссотель» и сняли там шикарный люкс, Масси уже предвкушал грядущие удовольствия, что четко отметил Холлисток, напомнив ему о необходимых предосторожностях. Спустившись в ресторан, они позавтракали, а затем, взяв такси, поехали в город, потому что Холлисток не любил, когда в какой-нибудь стране его сразу принимали за иностранца, едва взглянув на одежду. Его изысканный английский стиль не очень подходил к стремительной германской жизни, а потому, выйдя около большого торгового центра на Бетховенштрассе, они прошлись по всем его этажам, постепенно обрастая покупками. Холлисток приобрел себе ботинки с острыми носами, классические джинсы, черную и белую рубашки, а также легкий черный пиджак. Масси получил итальянский джинсовый костюм, темно-синее поло, и кроссовки «Адидас», занимавшие первые страницы всех модных журналов. Вернувшись в отель они переоделись, и теперь смотрели на себя, стоя перед большим зеркалом у входа.
— Мне нравится! — Масси отступил немного назад. — Я думаю, и в других странах тоже скоро будут ходить точно так же.
— Мода — вещь переменчивая, — ответил ему Генрих. Он осматривал себя сзади, легко достигая этого, поворачивая голову на 180 градусов. — Вот, например, примерно такие ботинки у меня были в 1890, когда мы жили в Филадельфии, а пиджаки похожие еще «Битлз» носили.
— Действительно! — Масси внимательно посмотрел на указанные предметы. — А ведь точно!
— Ну, вот, — Генрих дернул плечами и пошел в гостиную, — видишь, новое — это лишь переделка старого, особенно касаемо моды.
Масси еще минут пять любовался на себя, а когда пришел в комнату, то Генрих уже сидел на диване с бокалом коньяка, и щелкал каналами телевизора.
— Научите меня говорить по — немецки, босс, я же вообще ничего не понимаю! Мы сегодня полдня ездили, а я себя как дурак чувствовал. Все вокруг что-то каркают, а я только улыбаться должен.
— Не можешь до вечера потерпеть? — Генрих прищурившись посмотрел на него.
— Так хоть телевизор посмотреть!
— Ладно, — Холлисток отставил бокал, и сделал знак следовать за собой.
Они прошли в большую спальню, где Масси открыл большой чемодан, и вытащил оттуда одну из книг Холлистока. Он четко знал, какая из трех книг нужна, и что делать дальше, а потому дальнейшие указания не требовались. Пока он этим занимался, Генрих опустил жалюзи и задвинул шторы.
— У меня это будет тридцать четвертый язык, который я знаю, — сказал Масси, становясь на одно колено.
— Да, странно, что среди них нет немецкого. — Холлисток зажег две свечи, и достав кинжал, положил его на стол.
Полистав книгу, он быстро нашел нужную страницу, и водя кончиком лезвия по строчкам, начал читать. Масси повторял все слова, которые, переходя с единого языка, доступного всем, кто соотносился с потусторонним миром, постепенно обретали черты языка Шиллера и Гете. По прошествии десяти минут он уже в совершенстве овладел немецким. Холлисток загасил свечи, и когда они остались в почти полной темноте, протянул Масси кинжал. Тот легонько провел лезвием по запястью, и когда показалась кровь, приложил клинок к ране. Кинжал начал набирать цвет, явственно окрашиваясь золотом, но почти сразу потускнел.
— Авес! — тихо сказал Масси.
— Авес! — Генрих снова взял свое оружие и приложил его к губам.
— Ну, вот и все, — Холлисток принялся упаковывать назад свои ритуальные инструменты, — будешь говорить теперь, как настоящий бюргер из Саксонии, который в жизни не ездил дальше сельского рынка, и не успел набраться иностранных слов.
— Пойду телевизор включу, — Масси посмотрел себе на руку, на которой, впрочем, уже не осталось и следа от пореза, — спасибо!
— Иди! — Холлисток махнул рукой, а сам расстелил плед, лежащий у изголовья, и лег поверх него на кровать.
Следующий час Генрих просто лежал, закинув руки за голову. Решение лететь в Кельн возникло у него в тот момент, когда он вдруг понял, что устал. Бесконечная гонка последних лет, когда в мире, вследствие беспримерного развития средств массовой информации, активизировались самые разные силы, бывшие до этого в тени, заставляла его использовать свои силы по максимуму. Псевдо-герои, представлявшие собой самые радикальные группы и секты, вынуждали высшую власть, управляющую миром, постоянно ограничивать их популяцию. Но они все равно множились, завлекая в свои сети все новых и новых членов. Прошли те времена, когда какой-то клан или организация оставались исключительно местечковыми, легко попадая под взгляды полиции. Теперь все больше и больше появлялось организаций, раскидывающих на весь мир свои сети, в которые всегда легко попадались простые люди, так легко внушаемые и управляемые более сильными своими сородичами. Холлисток и другие, действующие, в определенном смысле, как полиция высших, постоянно перемещались по миру, регулируя и улаживая постоянно возникающие то тут, то там, опасные ситуации. Масси, его верный помощник, постоянно следовал за ним, и их отношения давно стали почти дружескими, не переходя, впрочем, через некоторую грань. У Холлистока было много помощников, но отношения с Масси Грином, длившиеся уже более 100 лет, были наиболее теплыми и простыми. Был еще один — норвежец, Оле Карсен, о котором он наиболее часто вспоминал, но тот умер еще в 1729 году, в возрасте 436 лет, прожив весь свой длинный вампирский век. Масси был еще сравнительно молод, и по своим качествам полностью соответствовал сверхжестким требованиям, предъявляемым Холлистоком к своим помощникам. Он подбирал людей простых, неглупых, знающих цену жизни и смерти, что было особенно важно в контексте дел, непосредственно ими исполняемых. Холлисток ценил преданность, но в то же время не ущемлял своих помощников ни в чем, когда это не касалось работы. Он позволял им отдыхать и расслабляться, как они того пожелают, но никогда не позволял этого себе. Раньше, более полутора тысяч лет назад, Генрих еще мог устраивать такие гулянки, что уравновешивать сына приходилось его отцу, Вельтону, для чего иногда ему приходилось даже принимать физическую оболочку, что очень нелегко для демона. Генрих попросту не откликался на посылы, идущие к нему из других миров, предпочитая кутить и развлекаться на Земле. Вельтон забирал его, впрочем, не особо ругая, и отправлял на дальние рубежи потустороннего мира, откуда Генрих, или, на вселенском языке, Армор, не мог выбраться самостоятельно. Через некоторое время он забирал его, не без удовольствия наблюдая, насколько меняется его сын после таких ссылок. Иногда Армор жаловался матери, Габриэле, которая, когда-то будучи земной жительницей, как никто другой могла понять его. Однако, и она хотела видеть сына сильным и всевластным, а потому ничего не говорила, и только гладила по голове, прекрасно понимая, что ее мальчик проходит нелегкий период взросления, и скоро он в полной мере оправдал чаяния родителей и учителей. А надо сказать, что учителями у него были лучшие представители трех главных внеземных миров, и их труды не пропали зря. Армор справлялся с самыми сложными делами, часто непосильными для других. Он мог найти нужного Высшим человека в любой точке Земли или тонкого мира, причем делал это с особым изяществом, чем снискал себе уважение среди Сильных, и некоторое боязливое подобострастие среди равных себе. Он выбрал себе земное имя Генрих, которое настолько прочно закрепилось за ним, что только мать, отец, и Высшие продолжали звать его Армором. В 1492 году он взял себе фамилию Холлисток, которую до этого носил один английский аристократ, благополучно уничтоженный Генрихом из-за непомерных притязаний, появившихся после им овладения магией. С тех пор он и носил это имя, которое в некоторых кругах внеземных миров стало синонимом утонченной справедливой жестокости, свойственной его обладателю. Генрих безукоризненно выполнял возложенные на него поручения, никогда не отходя от собственного стиля. Он не ведал усталости, и даже желание отдохнуть, возникшее у него сейчас, сформировалось исключительно из за потребности сменить обстановку, и никак не было связано с физическими потребностями организма.
