========== Ego legis et veritatis sum ==========
«Цель Инквизиции — уничтожение ереси; ересь же не может быть уничтожена без уничтожения еретиков; а еретиков нельзя уничтожить, если не будут уничтожены также защитники и сторонники ереси, а это может быть достигнуто двумя способами: обращением их в истинную католическую веру или обращением их плоти в пепел, после того, как они будут выданы в руки светской власти». **
POV Виктор от лица его внутреннего Я
Pater noster, qui es in caelis,
sanctificētur nomen tuum.***
Тёмная зала. На полу около роскошного кресла стоит на коленях Инквизитор. Руки прижаты к груди. Глаза закрыты. Губы неистово шепчут знакомую привычную, почему-то кажущуюся скучной и пресной, молитву. Туловище развёрнуто в сторону иконостаса, на который мужчина не смотрит, но точно знает: и как расположены иконы, как освещены лучами заходящего солнца, как стекает воск из подсвечников, расположенных по бокам иконостаса, как с укором и гневом смотрят на него святые.
Инквизитор бледен, под глазами залегли сине-чёрные тени, волосы собраны сзади в неаккуратный хвост, из которого выбились две непослушные пряди, и сейчас небрежно свисают по бокам красивого, но измученного и усталого лица.
Adveniat regnum tuum.
Fiat voluntas tua,
sicut in caelo, et in terrā.***
Инквизитор стоит так уже час и шепчет, и молится, и страждет, и ждёт знака, звука, намёка… ПОМОЩИ! Но молчат иконы, молчит небо, молчит Вселенная.
А ведь раньше не знал Инквизитор жалости, неуверенности, сомнений. По воле божьей и с его именем на устах карал, пытал, жёг, мучил, бил, издевался. Ему было всё равно, кто перед ним: ребёнок, женщина, увечные старики и старухи или молодые и зрелые люди в самом рассвете жизненных сил.
Сам пилил дрова для костров, приносил охапки хвороста, сам зажигал трут и подпаливал костёр. Ни разу не дрогнула рука, не закрылись глаза, ни закралось сомнений в деяниях своих…
Но не даром говорится, мол, никогда не говори никогда…
И вот стоит на коленях Виктор Среброволосый, Пёс Господен, Ночной Ужас, и шепчет молитвы, и понимает, что пропал…
Panem nostrum quotidiānum da nobis hodie,
et dimitte nobis debĭta nostra,
sicut et nos dimittĭmus debitorĭbus nostris.***
А ведь как всё легко и просто начиналось…
Доложили ему прислужники-шпионы, что живёт в дальней заброшенной деревне Ведьмак. Лечит людей и животных травами, без страха входит даже в чумные и оспяные бараки, помогает молодкам избавиться от любовного греха, а роженицам (особенно тем, кого врачи да повитухи признали уже спутницами смерти) — от бремени здоровыми и крупными детишками. В полнолуние собирает в полях странные травы и сушит их на чердаке, умеет читать и писать, причём на нескольких языках (два из которых нормальным людям не знакомы и посему не понятны). Женщинами и девушками, не говоря о старушках, не интересуется. С мужиками не дерётся, вина не пьёт, в баню не ходит. Купается исключительно в реке да в ручьях холодно-жгучих. Словом, по всему выходит: он — Ведьмак, а значит, общается с нечистой силой, если вообще не с самим Дьяволом.
Прочитав такой донос-подарок, Виктор возрадовался, даже вина крепкого на радостях позволил себе испить. Давно не было допросов, пыток. Давно не пылал на площади костёр и не пахло палёненьким! Забыли, небось, уже людишки, что Инквизитор не дремлет, бдит и всегда готов защитить их от лукавого.
Но непонятки начались с самого задержания Ведьмака. Он спокойно выслушал обвинения, сам протянул руки, позволил связать их верёвкой крепкой и без сопротивления пошёл в лапы к святой инквизиции.
Виктор ожидал Ведьмака, сидя в своём зале в кресле. Ожидал кого-то огромного, страшного, с копытами и хвостами. А вошёл спокойно с чувством собственного достоинства, не спеша, худощавый невысокий черноволосый парень. Вошёл и, не поклонившись (как принято, как наказано), просто поздоровался на чистом испанском языке.
(Виктор понял, потому что сам говорил на пяти иноземных языках, что было ещё одной положительной чертой при приёме его в инквизицию, как возможность понимать разных дикарей-варваров.)
Тут неожиданно среди низких серых туч, плакавших дождём весь сырой промозглый день, проглянуло солнышко. Его лучи, прорвавшись сквозь цветные витражи зала, осветили лицо молодого человека, заиграв разноцветными зайчиками на его полноватых розовых губах, карих огромных глазах, чёрных чистых и причёсанных (опять удивительно) волосах; обрисовали гибкий стан и тонкие, но мускулистые руки, ладные ноги и аккуратные ступни (преступник ходил босиком!)
И впервые холодно-стальное сердце Инквизитора дрогнуло, на секунду замерло, а потом пустилось вскачь, как дикая лошадь. По вискам потекли капельки пота, щекам стало жарко от алого румянца, чресла напряглись в томном ожидании (чего?). И он неожиданно для себя вскочил с кресла, буквально подлетел к Ведьмаку и несколько раз обошёл того по кругу, оглядывая, ощупывая и раздевая взглядом, пытаясь запомнить его запах, вид и цвет кожи. Губы сами собой распахнулись и выдохнули:
— Кто ты?
Ведьмак взглянул в глаза Виктора, засмущался, но ответил твёрдо:
— Меня зовут Юри. Я — знахарь. Лечу людей и живность травами. Вижу, что часто мучают тебя, добрый человек, головные боли, да и спишь ты плохо. Позволь помочь тебе!
И… Виктор позволил… Уверяя себя, что это нужно для доказательства его вины.
Ибо « в первые времена инквизиции не существовало прокурора, обязанного обвинять подозреваемых лиц; эта формальность судопроизводства выполнялась словесно инквизитором после заслушания свидетелей; сознание обвиняемого служило обвинением и ответом. Если обвиняемый признавал себя виновным в одной ереси, напрасно уверял он, что он не виновен по отношению к другим; ему не разрешалось защищаться, потому что преступление, за которое он был предан суду, было уже доказано. Его спрашивали только, расположен ли он сделать отречение от ереси, в которой признавал себя виновным. Если он соглашался, то его примиряли с Церковью, накладывая на него каноническую епитимью одновременно с каким-нибудь другим наказанием. В противном случае он объявлялся упорным еретиком, и его предавали в руки светской власти с копией приговора». ****
Инквизитор много времени проводил с Ведьмаком, который хоть и был брошен в темницу, но… на чистое мягкое луговое сено. Два раза в день его выпускали или прогуляться по саду около замка Инквизитора (и последний часто присоединялся к нему для беседы-допроса), или приводили в главный зал, чтобы откушать с Виктором.
Юри попросил, чтобы ему привезли из его дома травы, и принялся лечить всех местных слуг, охранников и самого Виктора (а иногда и жителей этого городка, когда те прознали о появлении такого талантливого знахаря). Инквизитор только удивлялся-восхищался результатами этого лечения да записывал все этапы общения с прислужником Дьявола в свои толмуты-допросные книги.
Чем дольше Виктор общался с Юри, чем больше наблюдал за его работой, тем острее ощущал, что парень — чист, не виновен, умён и образован. Но… Не должны, не могут быть люди такими умными, добрыми, заботливыми. От лукавого всё это…
