меньше предыдущего, образуя серию ярусов, которые поднимались до вершины. Там располагалась лишённая всякой святости пародия на наш деревенский алтарь.
С верхушки холма Мардук позвал меня. Он не видел, как я растоптал его храм.
Кочевые торговцы рано пришли из кедровых лесов на западе. Традиционно в нашей деревне собирают урожай до прибытия каравана. Мы предлагаем зерно, звериные шкуры, вяленое мясо и бродящее пиво в горшках. Взамен же получаем инструменты из остро наточенных камней и экзотических древесных пород, сушёные фрукты и прочие товары, видевшие далёкое море.
Но до сбора урожая оставалось ещё несколько дней. Торговать было нечем, и все торопились исправить это бедственное положение. Вместе с соседями моя семья поспешила в поле, чтобы успеть собрать и обменять урожай до отбытия каравана. Нас же послали на рынок, чтобы мы затоварились несколькими наиболее важными вещами.
Ишара, моя старшая сестра, любовалась своим отражением в полированной поверхности обсидианового зеркала, которое держал один из торговцев. Она поворачивалась, позировала, теребила нитку с голубыми камешками на шее, стараясь выглядеть наиболее привлекательно. Ковёр, на котором она стояла на коленях, не содержал ничего, кроме бесполезных украшений и безделушек.
— Это не то, что нужно нашей семье.
— Тигран, я уже выменяла кремнёвые лезвия, которые просил отец, сушёный инжир и соль. Я выполняла свои задания, даже несмотря на то, что Оонана беспокоила меня.
— Чего хотела эта ведьма?
— Она предупреждала о человеке, путешествующем с караваном. Утверждала, что это злой колдун с далёкого юга. Он носит длинный клинок, который ярко блестит, но сделан не из кремня или обсидиана. Он ходит с дикими зверями, которые преклоняют пред ним колени и лижут ему ноги, стараясь услужить.
— Звучит как чушь, в которую мог бы поверить лишь Мардук. Неудивительно, что он околачивается возле старухи вместе с другими крошечными детьми. Это было бы уместно, если бы только он не был вдвое больше их и наполовину глупее.
— Тебе никогда не надоедает его оскорблять? Не приходится дивиться тому, что Мардук постоянно убегает от тебя.
— Куда он делся на этот раз? Он только что был здесь.
— Желаю удачи в его розыске.
— Не трать зря свои желания. Я не собираюсь больше расходовать силы на поиски Мардука. Если он нужен богам, я оставлю его им.
Мы с Ишарой принесли домой товары, которые мать и отец хотели получить ещё до окончания сбора урожая. Никто и бровью не повёл по поводу отсутствия Мардука. Родители, братья, сёстры, кузены и другие родственники ужинали, не обращая никакого внимания на пропажу моего полоумного братца. Все чувствовали себя обременёнными его присутствием под нашей крышей. Я был единственным, кто осмелился признаться в этом отвращении.
В ту ночь меня разбудил шёпот, доносящийся сверху. Не хотелось сталкиваться с очередными странностями Мардука, но если я не займусь выполнением своих хлопотных обязанностей, все проснутся и будут в гневе. Моей семье наплевать на то, что он делает, лишь бы я не позволял ему позорить наш дом.
Мардук поднял лестницу, ведущую из общей комнаты к выходу на крышу. Взобравшись следом, я нашёл своего бесполезного брата сидящим под мягким бледным сиянием трона Нанна [10]. Его тело раскачивалось взад-вперёд, будто хрупкая тростинка на сухом ветру. Он говорил приглушённым голосом, хотя собеседника не было видно.
Меня озадачила собственная реакция. Я мог бы бросить мелкий камешек в голову Мардука, чтобы вывести его из тупого транса. Однако я подкрался ближе, вслушиваясь в бормотание брата. Голос его стал более густым, а слова не принадлежали юноше с затуманенным разумом маленького ребёнка.
— Колонны тысячами поднимутся из южных песков. Они веками будут сверкать золотом и драгоценными камнями, прежде чем их поглотят безжалостные пустыни забвения. Почему судьба Ирема должна быть иной, чем у этого павшего города без названия? Люди-рептилии и люди-змеи больше не ползают и не скользят по узким залам и аркадам безымянной древности… Эти расы слуг познали разрушительное прикосновение веков, прежде чем всё закончилось. Циклопические мегалиты, недоступные человеческому пониманию, уже рухнули, погрузившись в странные эоны. Глиняные кирпичи и тростниковые плетения примитивных людей не могут выдержать даже ничтожного речного разлива, контролировать который им не по силам. Зиккураты и пирамиды, которые будут приводить в благоговейный трепет лепечущих потомков, ещё даже не зародились в мечтательных умах их строителей, но упадок этих низменных чудес предрешён… Кланы бьются за камни, из которых делают орудия труда. Культы и армии с клинками из железа и неведомых металлов танцуют на вершинах высоких гор и в глубинах дремучих лесов, взывая к славе Древних. Эти люди царапают ногтями грязь и песок как зверьё, над которым едва поднялись. Они только начали навешивать ярлыки своих бессмысленных слов на небеса, не ведая истинных имён существ, прикованных к этим проклятым сферам.
Здесь, посреди непрекращающейся неестественной тирады Мардука, я поймал себя на том, что заглядываю ему через плечо. Он сидел почти так же, как и тем утром на берегу. Однако вместо детской постройки из речного ила перед ним располагался камень странной формы.
Камень был большим, больше, чем Мардук сдюжил бы затащить на крышу. О его форме я не мог ничего сказать наверняка. Чудилось, что он висит прямо в воздухе, так как его вершина достигала уровня глаз моего сидящего брата. Мнилось, что с каждым наклоном моей головы, камень плавно покачивается. В какой-то момент привиделось, что он выгибается наружу, но потом я понял, что заблуждаюсь, а пять его сторон загибаются внутрь себя.
Линии, точки и завитки, вырезанные на гладкой поверхности, представляли собой истинную загадку. Оонана частенько говорила о рисунках на стенах далёких пещер. Но если безумная старуха рассказывала об образах людей и животных, то знаки на камне не изображали ничего, кроме собственных неуместных форм. Я бы поверил, что сам Мардук нанёс эти символы, почерпанные из своего бессмысленного воображения, но где бы он взял инструменты и навыки?
Казалось, мой брат-недоумок делится неким величайшим секретом не только с камнем, но и со светящимся в вышине Нанном. Когда же свет жемчужного сияния Нанна заиграл на резных узорах, я заподозрил, что они двигаются и текут, будто речная вода, формируя новые последовательности. В мерцании этих меняющихся форм я узрел намёки на цвета. Цвета сумерек, листьев тростника, козьей крови, подсушенного ячменя и другие, которым я затрудняюсь дать названия, иллюзорно пульсировали по краям высеченных символьных цепочек.
Вдруг я понял, что Мардук тянет меня за руку. Он лихорадочно пытался завладеть моим вниманием. В шоке и отвращении я оттолкнул его, и он растянулся на спине
