Обнаженный мужчина расположился рядом, медленно и настойчиво стягивая с меня защиту из ткани. Он с тихим смехом отобрал у меня одеяло и склонился к груди, темные вершинки которой сморщились и отвердели от прохладного воздуха и напряжения. Его теплое дыхание обдало мою кожу.
Осознав, что последует за этим, я, как ошпаренная, соскочила с кровати, отчаянно желая прикрыться, и рванулась к халату, висящему на спинке кресла. Визард перехватил меня на полпути к цели, подняв в воздух, как сверток, бросил на кровать, где прижал мои руки у локтей, пришпиливая неподвижно к ложу. Я попыталась вырваться, хотя и понимала бессмысленность своих действий.
Чтобы усмирить меня, Вир отпустил мои руки и, грубо прижав к себе, погасил крик яростным поцелуем. Я едва не задохнулась и, желая избавиться от ненавистной ласки, впилась зубами в насилующий рот.
- Я принимаю твои правила игры, - голос Визарда сочился чувственным обещанием.
Его низкий рокочущий звук заставил меня вздрогнуть, словно по коже пробежало пламя. Он приник к маленьким вишенкам сосков опаляющим, жаждущим ртом. Каждое движение его языка, порождало электрические разряды по всему моему телу. И я с трудом удержала дрожь, потому что предпочла бы видеть его неистовую ярость, чем эту притворную ласковость. Однако внешне ничем не проявляла свои чувства, неподвижная, купающаяся в своем страхе.
Не ощутив никакого отклика с моей стороны, мужчина поднял голову. В его взгляде промелькнуло легкое удивление. С порочной ухмылкой он облизал губы.
Пользуясь его минутной растерянностью, я предприняла новую попытку вырваться, силясь выскользнуть из-под тяжелого крупного тела. И тут же была вжата в поверхность кровати, придавленная им, ощущая животом твердый горячий стержень, свидетельствующий о силе его желания. Вир снова ухмыльнулся и покачал головой. Он опять играл со мной, как матерый кот крысолов с беззащитным мышонком, чуть отпуская, давая возможность поверить в возможность освободиться, а затем снова загоняя в угол. Ему это лишь добавляло остроты ощущений
Он выжидал, позволяя свыкнуться с мыслью о невозможности избежать соития, давая время успокоиться. Словно, молчаливо предлагая расслабиться и получить удовольствие.
Ощущая под ладошками его мощную, рельефную мускулатуру, поигрывавшую при каждом движении, я и в самом деле ничего не могла поделать с природой. Умопомрачительный запах его кожи сводил с ума. Жаркое, обжигающее возбуждение поднималось из глубины моего естества, заставляя мозг не вмешиваться и отдаться на волю инстинктов. Дыхание перехватило. Невозмутимость Вира пугала, раздражала и возбуждала одновременно. Я казалась себе одним сплошным оголенным нервом.
Я знала, он чувствовал меня. Меняющийся ритм сердца, каждый вздох и перемену настроения. Он видел, как расширились мои зрачки, и мимолетное выражение превосходства мелькнула на его лице. Наклонив голову, он взял мой тугой напрягшийся сосок в рот и стал жадно, ритмично сосать его, разжигая болезненное вожделение, добиваясь контроля над всеми моими чувствами. Полный решимости подчинить своей воле он медленно вошел в меня, проникая все глубже и глубже и заставляя мучительно ощущать каждый дюйм его мужского достоинства. Это доводило до безумия.
Его горячие губы вели меня к высшему блаженству. Никаких ограничений. Никаких барьеров. Чистая, грубая похоть, объединявшая обоих. Откинув голову, я застонала: не имея сил более сопротивляться. Тело беспомощно отдалось на волю его умения.
Он кончил, но при этом не издал ни звука. Тело его содрогалось, челюсти были сжаты, черные глаза прожигали насквозь. Оглушенная, я отчаянно глотала воздух, тело билось в судорогах наслаждения, а сознание, улетев далеко, слабо протестовало: так не должно быть, это неправильно. Эта дикая животная страсть оставляла вяжущий, горьковатый привкус, как что-то несуразное, неподвластное моей воле.
Полностью обнаженный Визард нагло развалился на кровати, демонстрируя все великолепие своего мужественно красивого тела с внушительным агрегатом между ног, все еще пребывающем в боевой готовности. Девушка вскочила, плотно запахнув одежку, потуже завязала пояс и испепеляла его взглядом, горящим ненавистью и презрением, бурлящим в ней, выжигающим изнутри и стремящимся вырваться наружу потоками брани. Но она молчала, по опыту зная, чего ей это будет стоить.
Мужчина ухмыльнулся. И в этой его кривой улыбке сквозили надменность, чувство превосходства и еще не ясно выраженная угроза, заставляющая девушку почувствовать всю нелепость и тщетность своего противостояния.
Глава 9.
- Это твое задание, - сказал Вир, положив передо мной фотографию. - От того, как ты его выполнишь, зависит твоя дальнейшая судьба.
Сказал это так просто. Обычным будничным тоном, словно, моя судьба была чем-то незначительным, совсем ерундовым вопросом. Скорее всего, для него так оно и было. И в чем именно состоит это самое мое задание: уточнять не требовалось. Глупо было бы надеяться, что он начнет с чего-то совсем простого. Я давно уяснила: Визард не разменивается по мелочам. И снисхождения от него ждать не стоит. Никаких человеческих чувств - ни жалости, ни милосердия. Кто он? Я в который раз задавалась этим вопросом. Но подспудно ощущала - было в нем что-то пугающее до жути, до одурения. Что-то настолько страшное, что выяснять это пропадало всякое желание.
У меня напрочь пропал аппетит, и я отодвинула в сторону круассан с нежнейшим апельсиновым джемом. Чашка с кофе задрожала в пальцах. С фото на меня смотрела миловидная сероглазая шатенка. Совсем еще молодая. Немногим старше меня.
- Что она сделала, чтобы заслужить смерть? - одними губами спросила я, но Влас понял.
- Это неправильный вопрос. Это - твой объект. Воспринимай ее именно так. Инструктаж проведет Фирс. Он же поможет с выбором оружия. Его задача - страховать тебя.
Мужчина удалился, а я так и осталась сидеть с чашкой в дрожащих пальцах, не замечая, как из нее выплескивается мне на блузку кофе. Страховать? Нет, он будет следить за мной. Чтобы я сделала все правильно, как надо. Если лоханусь, то объектом стану я сама. Вот что я прочла между строк нашего диалога.
Итак, мне предстояло пойти на сделку с собственной совестью. Или жизнь совсем незнакомой мне девушки, которая, в принципе, мне ничего плохого не сделала, или моя жизнь. Впрочем, незнакомой она была недолго. Согласно инструкциям Захара, прежде чем приступать к уничтожению цели, мне нужно было выяснить о ней все. Где живет, работает, с кем дружит, с кем спит. Для того, чтобы подгадать удачное стечение обстоятельств для выполнения задания, верно выбрать место, время и способ его исполнения.
Я стояла у заколоченного чердачного окна заброшенного офисного здания, которое очень продолжительное время находилось в состоянии капитального ремонта. Эвис вывел картинку с видеокамер конторы, в которой работала девушка к нам на портативный компьютер. И я сейчас наблюдала, как она выходит из здания с худеньким рыжем парнишкой, своим юристом, по-совместительству, другом. Они попрощались, и девушка села в свой автомобиль. За ней следовала машина охраны. Видимо, она знала, что ее заказали. В этом-то и была вся трудность.
Фирс посоветовал пойти самым простым путем. Выстрел в голову из снайперской винтовки с оптическим прицелом. Зачем изобретать велосипед? “Это азы, с которых начинают все”, - вещал он мне. - “Элементарная вещь. Справишься - перейдем к более сложным комбинациям”. Он, кстати, стоял рядом и наблюдал за мной.
Странно, но мандраж прекратился. На смену ему пришло ледяное спокойствие. Руки не дрожали. И я спокойно наблюдала, как машина Анжелики (так звали девушку) медленно движется, зажатая в пробке, по направлению к нам. Сквозь оптику было отлично видно ее лицо: нахмуренные бровки, печальный взгляд, горестный изгиб губ. Она нервно барабанила пальцами по рулю.
С помощью Захара я следила за ней две недели. Лика была в разводе. Уже второй раз. Уже второй мужчина оставил, предал ее. У этой молодой женщины двадцати пяти лет был сын от первого брака: прелестный белокурый малыш. И она - единственный родной человек, который у него остался. Нерадивый папаша выкинул ребенка из своей жизни, из своей памяти. Так когда-то поступил со мной мой отец. Других близких родственников на горизонте не наблюдалось. По всей вероятности, им не было никакого дела до нее или до ее ребенка.
И я сейчас должна оставить дитя сиротой? Зачем? Почему? Кому это надо? Об этом Вир и его команда в известность меня поставить не потрудились. Фирс заметил только, что это для меня несущественная информация, которая только будет мешать. Мне же все не давали покоя мысли: “Кому она смогла перейти дорогу? Кому так нужна ее смерть?” Впрочем, неважно. Фирс прав. Это не имеет значения. Я просто не буду этого делать. Но девушка должна знать, что за нее взялись серьезно. И принять меры. Она должна жить. Она нужна сыну. Тогда, как я не нужна никому. Пусть меня лучше порешат. В том, что они это сделают: сомнений не оставалось. Угрызения совести им неведомы.
