Эти слова прозвучали как угроза, но в приюте мне тоже не разрешалось уходить далеко, а тут пределы допустимого были куда шире. Ей меня не запугать. Если уж мне вздумается сбежать, то я исчезну бесследно, что бы там ни говорила Вайолет. Наверное, это у меня в крови. Мои родители хотели пропасть без следа — и это у них получилось. От них не осталось ничего, кроме младенца на пороге и медальона, который не открывался.
— Хорошо, — кивнула я. — Прежде чем я осмотрю все в этом доме и в саду, я, наверное, состарюсь и поседею.
Я даже не знала, что интересовало меня в первую очередь — библиотека или сад? Погода стояла хорошая, и, пользуясь подвернувшимся случаем, можно было наведаться в лабиринт. Как бы то ни было, главное — убраться из этой комнаты, от всех этих кукол. Если бы мне запретили сюда входить, то все обстояло бы иначе, но поскольку эта комната стала моим рабочим местом и я должна была проводить тут время, мне хотелось поскорее уйти. И уже сейчас мне хотелось с кем-то поговорить об этом. Хотелось узнать, что скажет об этой истории Люси. Почему-то мне казалось, что во всем этом доме только она — мой настоящий друг.
— До этого дело не дойдет, — сказал Руфус.
Я невольно сглотнула, не зная, имеет ли он в виду осмотр дома или мою старость.
— Если у тебя еще есть вопросы, задай их сейчас. У нас есть и другие дела, и мы не можем провести с тобой весь день в этой комнате.
Я была рада, что он сменил тему, хотя и не надеялась получить ответы на интересовавшие меня вопросы. Но один все-таки нужно было задать.
— Кто я?
Они переглянулись, удивленно приподняв брови, будто я тратила их время на какую-то чепуху.
— Ты Флоранс. Кем же еще тебе быть? — сказала Вайолет.
Я покачала головой.
— Я имею в виду, кто я в этом доме? Я знаю, зачем я здесь, но никому из слуг об этом знать не положено, если я правильно поняла. Так что мне сказать, если меня кто-то спросит?
— Слуги ни о чем тебя спрашивать не станут, — отрезал Руфус. — Они знают свое место.
Вот только я свое место не знала.
— Девушки любопытны, — возразила я. — Может, горничные и не станут спрашивать меня прямо, но они могут проследить за мной, и если они увидят, как я захожу в эту комнату, то не будет ли это слишком?
На чьей я стороне? Я чувствовала себя ябедой. Но когда я встречу Люси в следующий раз, мы уж точно поговорим, а мне не хотелось ей лгать. Уж лучше знать заранее, каких ответов от меня ожидают господа, а каких нет.
— Похвально, что ты подумала об этом, — кивнул Руфус. — Но все вопросы о слугах ты можешь обсудить с моей сестрой. У меня действительно нет времени заниматься такими глупостями. И вообще, меня удивляет, что ты задумываешься о подобном. Я полагал, раз ты подкидыш неизвестного происхождения, то привыкла не знать, кто ты.
При этих его словах я побледнела. Не потому, что он знал о том, как я попала в приют. В целом, меня это даже не удивляло, к тому же бо`льшую часть так называемых сирот просто подбросили в приюты или, если им повезло меньше, успели спасти от смерти в каком-нибудь колодце. Но от интонации, с которой он заговорил о моем прошлом, у меня мурашки побежали по коже. Руфус был не из тех, кто говорит что-то необдуманно, и если я восприняла эти слова как оскорбление, скорее всего, так и задумывалось. Но я не собиралась обижаться. Я хотела узнать свое место в жизни, узнать, кто я, а сейчас у меня было только ненастоящее имя и ощущение, что я зависла в воздухе, будто ухватившись за трапецию в цирке.
Я чувствовала, как медальон холодит мне кожу. Я носила его много лет, и никто никогда об этом не задумывался. Едва ли вообще кто-то знал, что он у меня есть, и я была этому рада — я не хотела, чтобы кто-то любопытный попытался вскрыть его перочинным ножом. Или попытался убедить меня открыть его поскорее…
Я сдержалась и не потянулась к медальону, только скрестила руки на груди, потеряв дар речи от гнева.
— Ужинать ты будешь со слугами, — сказала Вайолет, будто не услышав последних слов Руфуса. — А завтракать со мной и братом. Завтрак каждое утро в девять часов. Остальное время можешь планировать сама, как тебе удобнее. Главное, чтобы ты выделяла час на работу. — Улыбнувшись, она добавила: — И не ломай голову над тем, что о тебе подумают другие. В этом нет никакой необходимости.
Я кивнула, восприняв ее слова как комплимент. Вайолет хотя бы пыталась казаться милой, а Руфус, напротив, все время грубил.
Но она нравилась мне ничуть не больше, чем он: мне казалось, что и ее слащавость, и его грубость — лишь лицемерие.
— Тогда сейчас я пойду к себе в комнату и немного отдохну, если вы не возражаете. И мы завтра увидимся за завтраком… Где именно он будет проходить?
— Там, где мы пили сегодня чай, — ответила Вайолет. — Это Утренняя комната. А это — Комната кукол, но никому не говори это название. Ты сама найдешь дорогу. — Это был не вопрос, а требование. — И ключ не забудь.
Руфус молча вытащил его из замка и передал мне.
— Можешь идти, — сказала Вайолет.
На этот раз я сразу заметила ловушку.
— Мне нужно запереть дверь, поэтому я подожду, пока вы выйдете.
Руфус смерил меня взглядом.
— Это не единственный ключ. — В его голосе слышался холод. — Естественно.
Я поспешно убралась оттуда. На тот момент я была по горло сыта куклами. И Молинье.
Я собиралась просто прилечь ненадолго — не потому, что устала, а чтобы отвлечься. Я была рада, что у меня есть возможность побыть одной. Раз я буду ужинать со слугами, нужно приготовиться к их любопытным взглядам и расспросам, так что лучше сначала все обдумать. Руфус и Вайолет не собирались отвечать на мои вопросы, поэтому мне все предстояло выяснить самой. Кроме того, я была рада выбраться из этого платья с рюшами. В шкафу я не нашла ночной рубашки, но стоило мне откинуть одеяло — и оказалось, что она лежит на кровати. Словно она уже давно тут лежала и ее носил кто-то другой до меня. Но поскольку я даже не знала, кто я теперь такая, едва ли именно рубашка должна была меня беспокоить.
Я повесила ее в изножье кровати, чтобы она немного проветрилась. Старое платье, которое я там оставила, куда-то исчезло, но меня это не огорчило — скорее, обеспокоило, ведь это означало, что кто-то заходил в мою комнату. Затем я задернула занавески и улеглась на кровать, не ожидая, что действительно засну. Мне хотелось поваляться, проверить, лучше ли она, чем в приюте. Я просто закрыла глаза — а когда открыла их, стояла глухая ночь. Эх, ну разве не могла я проспать до утра? А теперь вокруг царила непроглядная тьма. Я еще никогда в жизни не видела такую темную ночь. И я находилась в доме, который и днем-то казался жутковатым.
Который сейчас час? Я понятия не имела. Стояла ночь, и в любом случае было еще рано отправляться на завтрак. Одиннадцать часов вечера или четыре утра — даже этого я не могла определить. Сквозь тонкие занавески в комнату проникал слабый свет — звезд, не луны, и я почувствовала себя маленькой и потерянной. В городе никогда не было так темно. На улицах светились газовые фонари, а смог и туман не пропускали свет, и потому он окутывал дома, лился в окна. Но здесь, за городом, никаких источников освещения не было.
Когда мои глаза немного привыкли к темноте, я осторожно встала с кровати и раздвинула занавески: может быть, по небу я смогу определить, близится ли утро. Я увидела звезды — больше, чем за всю свою жизнь. Небо было чернильно-черным, и в нем мерцали тысячи крохотных звездочек. Света от них было мало, они даже тьму небосклона не разгоняли, но они были так прекрасны, что я просто стояла и смотрела. Усталой я себя не чувствовала, ни капельки, и не хотелось ложиться обратно в постель, когда за окном — такая красота.
Одеться в темноте оказалось непросто. Платье было белым, поэтому разглядеть его даже в темноте не составило труда, но вот надеть… Я попробовала действовать на ощупь, сразу же запуталась головой в рукаве и застряла, как будто меня проглотила огромная змея. Вчера я забыла попросить у Салли свечу, но даже если бы в комнате и нашлись свечи, спичек у меня все равно не было. Значит, нужно было как-то обходиться без света.
Я хотела выйти в сад и насладиться ночью. Собственно, я не рассчитывала кого-то встретить по дороге, поэтому можно было бы отправиться в путь в нательной рубашке и нижней юбке, но даже ничтожная вероятность наткнуться в доме на Руфуса заставляла меня полностью привести себя в порядок. В итоге я одолела платье и, пошарив по полу, нашла обувь. И вышла из комнаты в темный коридор.
Я опять кралась, стараясь как можно меньше шуметь. Кончиками пальцев я касалась стены. Тут царила непроглядная тьма. Буквально. Я не видела даже собственных рук, и это не образное выражение. Я никого не хотела будить, а значит, нельзя было обо что-то споткнуться, и уж точно нельзя было свалиться с лестницы. Теперь долгие годы тренировок давали о себе знать. Я двигалась уверенно и, как мне представлялось, грациозно. Воображать собственное изящество и ловкость в этот момент было легко, ведь никто меня не видел, включая меня саму.
