— Ты каждый раз спрашиваешь, — усмехнулся он. — И да, ответ не меняется; тот дух, что занимал это тело, давным-давно пляшет в своё удовольствие вместе с остальными фейри орешника. Ты всегда знал только меня.
— ..И это то, что у меня не укладывается в голове, — признал я. — Всё это время ты не обязан был быть добр ко мне, но всё же был. Я не понимаю, как это может сочетаться… ну знаешь, со всем остальным. Включая тот факт, что ты занимаешь краденое тело. И живёшь краденую жизнь.
Он усмехнулся и небрежно кивнул в сторону столика и стульев, свитых из плюща и кореньев. На столе стоял кувшин с чем-то пенистым.
— Ваше человеческое питьё ужасно, — сказал он, — предлагаю не травиться хотя бы сегодня. Тебе в любом случае пора хлебнуть нашего Мёда. А по поводу твоего вопроса… Я живу на этом свете долго.
— Это сколько?
— Ну, дай подумать… Я уже был тут, когда этот город построили.
Ох.
Да, это долго.
Особенно для непрерывной памяти, которой одарены-прокляты феи.
— …Так вот, я живу на этом свете долго. И за всё это время мне ни разу не встречалось явления, у которого была бы только одна сторона.
Резонно.
— Почему именно этот мальчик?
— Он соответствовал критериям.
— Критериям?
— Он был достаточно одарён, чтобы сослужить мне службу. И достаточно близок к смерти, чтобы я мог до него дотянуться. Мы заключили соглашение; он стал одним из нас, сбежав от уготованной ему боли; а я — одним из вас, приблизившись к тому, что было нам обещано.
Это то, что я подозревал; так же это было в книгах, и в неопубликованных задумках. И всё же…
— Тот наш разговор на тему того, почему дети в волшебной стране никогда не взрослеют…
— Да, именно. Никогда не повзрослеет тот, кто больше не живёт; это то, что объединяет все сказочные страны из ваших книг, полные фей и невзрослеющих детей.
Я кивнул.
Это имело смысл.
— Но неужели они будут обречены навеки оставаться неизменными? Это… жутко, — помню, эта перспектива ужасала меня во многих волшебных книгах.
Хотя, права Бри: возможно, понять желание “вечно быть ребёнком” может тот, для кого детство было счастливой порой…
И всё же, меня в целом пугает слово “вечно”.
— Никто не остаётся неизменным, — ответил Иво, — ты сам написал несколько книг о детишках, сбегающих из волшебной страны… И не только о детишках. Ещё — о ведьмах, которые по-хорошему новой жизни не заслуживают.
Я на это только фыркнул.
— Приятно знать, что я не ошибаюсь.
Иво скептически фыркнул и небрежно потрепал холку одной из своих чёрных, как ночь, гончих.
— Ты знаешь, наш Отец — тот, кто открывает двери между жизнью и смертью. Нам, как Его детям, это тоже частично даровано — и как привилегия, и как обязанность. Соответственно, люди на пороге смерти могут нас видеть. И мы можем до них дотянуться, если они нам позволят.
— Настоящий Иво был близок к смерти?
— Тяжело болен. Его родители этого не знали, но довольно скоро это должно было стать известно.
— То есть, ты спас его…
— Или убил. Всё зависит от того, как смотреть на вещи. Как я уже сказал, на этом свете нет ничего, у чего была бы только одна сторона.
Я кивнул, принимая ответ.
— Ты сказал, что ты пришёл за тем, что было обещано. Я правильно понимаю, что эта история началась с моей бабушки?
— Если ты изволишь так выражаться. Да, эта история началась с ведьмы. И сделки, которую она с нами заключила, когда мы пришли за её умирающим от пневмонии дитям.
— Она пообещала вам Ключ…
— Она пообещала нам Ключ. Иначе мы бы не согласились на это безумие.
— Безумие? — уточнил я.
— Мы не спасаем жизни, — ответил Иво. — И не только потому, что так уж жестокосердны. Некоторые другие Творцы разделяют твой взгляд на творчество, знаешь ли; первые слова и последние слова романа длиной в жизнь записаны и неизменны. Ты, будучи фейри, можешь поменяться с кем-то местами, создав совершенно новую историю для вас обоих... Но не можешь просто так оставить ходить по свету того, кто уже не должен по ней ходить. Я заплатил за это немалую цену. И всё, что требовалось от ведьмы — выполнить её сторону сделки… И до какого-то предела это работало, но потом она взбунтовалась.
Я отхлебнул пива, разглядывая тисовую корону, венчающую голову Иво.
Из бабушкиных записей я знал, что нужно, чтобы сделать Ключ.
Ключ не выбирает, какие двери открывать. Он, если присмотреться, просто орудие в руках…
И мне было очень, почти до слёз жаль её.
Я знаю, она до последнего искала выход из того угла, в который себя загнала.
Я рад, что она больше этого не помнит.
— Что же, в целом, тут мне всё понятно, — вздохнул я. — Ещё вопрос: почему?
— Звучит очень обобщённо.
— Ну сам понимаешь, у меня на самом деле много вопросов.
— Как и всегда… давай тогда три, что ли. Извини, но я не готов отвечать на бессмысленные вопросы, учитывая, что ты всё забудешь к утру.
Разная бывает память.
— Разная бывает память. Ну хорошо, три вопроса. Почему всё это время ты был так добр ко мне? Почему я забываю обо всём каждый раз? Почему ты хочешь быть человеком?
Иво улыбнулся и одним глотком допил содержимое своего бокала.
Я к своему, во избежание, не притрагивался.
— Почему был так добр? Изначально это была игра, потом… Знаешь, я наблюдал за тобой в том подвале.
— О да. Я знаю.
— Но не мог спасти тебя. Ты не пускал меня. Я смотрел, и для меня стало шоком, как легко люди ломаются.
— О. Это расстроило тебя?
— Конечно! В тебя столько всего было вложено, и тут такое… После того, как тебя получилось вытащить, я начал к тебе испытывать… Ну вот что люди чувствуют по отношению к тупым, но хрупким питомцам, которые к тому же мелодично мурчат?
— Очень мило.
— Ты спросил. Так оно и было… А потом ты начал создавать свой мир фей. И всё стало в разы сложнее.
Ещё бы оно не стало.
Для меня тоже всё усложнилось, если хочешь знать. Ты даже не представляешь сам, наверное, насколько.
— И последний вопрос. Нет, я не хочу быть человеком! Гадость какая… Но я хочу иметь возможность пожить среди людей, разбить запреты, которыми мы, фейри, окружены. Хочу увидеть мир железа, который построили люди. Знаешь, когда я впервые приехал с тобой в большой город, вся моя сущность горела и корчилась, но всё, что я мог — стоять и смотреть на это сияние… Оно прекрасно. Вам, людям, доступно железо и искусство, потому что вы живы… Ваш мир постоянно меняется, когда наш практически неизменен. И это ужасно, но и прекрасно тоже. Мне любопытно увидеть всё, что вы создали. Это страшно и уродливо, но… потрясающе любопытно.
Я понимающе улыбнулся.
Значит, мы в конечном итоге очень похожи. Хотя кто бы сомневался. Значит, ты тоже не хотел играть по правилам…
— Мы есть, но нас нет, — продолжил Иво. — Мы можем измениться, обрести форму, лицо, но это всё не до конца, не вполне, на очень короткий срок, между жизнью и смертью… Для остального же нужен ключ. Правильный ключ. И такой очень сложно заполучить себе в личное пользование.
— И это, я так понимаю, ответ на вопрос “Почему я забываю?”
— Именно, — развёл руками Иво. — Прости, но ты не должен считать нас реальными.
…если разобраться, только орудие…
— Я не хочу забывать, — я всю жизнь искал чудо, которое всегда было в шаге от меня.
Я всю жизнь искал подтверждение того, что есть что-то, кроме.
Я не отпущу его так легко.
В эти игры могут играть и двое, врагмойдругмой.
— Я не собираюсь спрашивать, — сказал Иво. — Ты выпьешь мёд и уснёшь. А когда проснёшься, всё это станет просто одним из смутных, забытых снов.
— Я не стану пить.
— Ты выпьешь.
— Ну так заставь меня! — я вскочил на ноги.
— Ну, если ты настаиваешь…
Иво скользнул вперёд, грациозный и стремительный, как положено созданию, сотканному из тумана и магии. Заворчали гончие, скаля клыки, и хватка плюща усилилась…
