Ирина Скидневская - Фэнтези-2005

Но я, конечно, не стал отказываться и оттрахал ее.

В месяце Быстрой Воды опять нас оттеснили к Каменным Квадратам. И такое чувство было, что все, хана. Сил нет. Выдохлась Империя. А князь Тангон еще раньше выдохся. А мы подавно выдохлись. Пополнения — рекой, а все сгорает в один присест. Вот, Хачика заживо сварили «тещиной печкой».

Тангон закрылся в своей цитадели и принялся вызывать Древних Хозяев. Хотя бы одного. На защиту их верных рабов…

Говорят, Молодых Хозяев уже вызывали имперские маги. Те, сучья масть, на драку не вышли. Понимают.

Вызывали Древнего странно. Сначала заревели трубы, и ревели они с полчаса. Стены крепости — а они высоченные, до половины какой-то дурью, вроде иероглифов, исписанные, сочиться начали зеленой жижей. И от нее воняло так, что просто с ног валило. Двое ребят умерли от вони. У Рыжей кровь из ушей пошла. Мне блевануть захотелось. Короче, полчаса ревело и сочилось, потом со стен стали сбрасывать трупы. Жертвы, наверное. На Кауре это любят. Одновременно целая толпа принялась звать хором… хрен знает кого. Язык другой, не мадрошский. А я и мадрошский-то знал с грехом пополам. Длинная фраза, разобрал одно последнее слово: «…фтагн». А какой «фтагн», кому «фтагн», упырь его знает.

Так повторялось несколько раз.

К вечеру где-то в полукилометре от меня земля разверзлась, и оттуда хлынуло целое болото зеленой жижи. Ребята сразу легли: у самой земли не так воняет. Из жижи вылез урод — всем уродам урод. У меня от него глаза заломило, смотреть больно, и я все-таки проблевался. Чешуйчатый он, из головы щупальца растут, весь искореженный, вывернутый, вроде рабочей части у штопора… И — здоровый. Как стадион. С-сучара.

Первым делом Чешуйчатый распахал позиции таинов. Прошел, будто нож сквозь масло, не заметил копошения под собой. Дальше погреб. Я в ту сторону поглядел, куда Чешуйчатый направлялся. Ничего там особенного не было. Море вонючих таинов и марево какое-то у самого горизонта. Рыжая спросила у шамана, как раз шаман на нас набрел, к чему там марево, будто простыня с неба свесилась… Шаман пригляделся, побелел и завыл, башку руками обхватив.

Оказалось — это новые Хозяева. Которым люди не нужны. И сейчас они сломают Древнего Хозяина как щепку…

— Так вот ты какая, четвертая ступень! — шутит моя Рыжая.

Все было херово. И только мы с моей девочкой исправно друг друга имели. Вроде часового механизма: раз — вечером, раз — утром, раз — вечером, раз — утром, раз — вечером, раз — утром. Она показалась мне человеком. Не только что вот — стерва, а все-таки человек. Мягче стала. Я ей тоже занадобился. Да все нормально у нас было.

От меня к ней какая-то, черт, веревочка потянулась. Не знаю, как сказать. Какая-то, мать твою, ниточка. Был — я. И она была — она. А тут мы — двое. Все время. И венчик над нами брезжит непонятный.

А что за венчик — хрен проссышь.

Убили Чешуйчатого. И нас всех разогнали. Была последняя, наверное, большая армия у Каменных Квадратов. Была — и нету. Все рассыпалось. Черешня в розницу. Император ушел в Хандак, столичный город такой у них. С ним — кое-кто. А другие кое-кто попрятались. Еще мы были, наемники. Три девочки с Анзэ, да нас неполных двадцать четверок. И Морского братства человек с двести или вроде того.

В общем, драпали мы. И наемники, и Братство. Дошли до пригородов Мадроша. Там порт был. Хороший, большой порт, только все там в беспорядке, полный банзай.,

Таины нам на пятки наступали. Братство вылезло на маленький остров, где маяк. Рядом с молом. Наемников оттеснили на мол. Узкая каменная полоса, с трех сторон море. Я думал — все, передохнем за полчаса. И лучше б так и было. Считай, везение выпало бы мне, только я еще не понимал.

Мы деремся из последних сил.

Однако вышла нам подмога с Островного маяка. Моряки там нашли арсенал баллист и давай гвоздить по тайнам… Очень хорошо.

Таины расступились. Прямо на нас прет огненный фонтан. И еще один — по морю, над волнами — свечечкой плывет к Островному маяку. Тут новая для меня вещь выяснилась. Оказывается, шерстяные образины третью ступень укладывать могли. Запросто. И девочки серенькие уложили гадину. Так я и не понял, чем они ее достали.

Но у Братства ни одной такой образины не было. И второй огненный фонтан туда доплыл. Вижу: запалил гребаный ублюдок баллисты. А потом и ребят жечь принялся. Вот кто-то уже горит. Другие в море прыгают.

И только человек десять сбились в кучку и надрывают глотки: «В смерти видим мы свой триумф!»

Етит твою…

Остаток наемной армии, всего человек сорок, ссыпался с мола. Мы хотели уйти в лес и пробиваться к Дацгазагу. Там, говорят, кто-то еще сопротивлялся. Встали на ночь у самой опушки.

Харчей не было. Воду пить из реки не стали, там какая-то магическая зараза. Костров разжигать я не велел. Ребята меня послушались, я у них вроде стал за старшого. Браслет у меня, они думали — может, поможет это им как-то. Местные — почти везде — браслет дома Хамара уважали. То ли просто очко играло — связываться.

Рыжая пошла в караул.

Я заснул.

Шум.

Просыпаюсь. И тут меня отправляют в нокаут какой-то гребаной железякой в челюсть. Отоварили как кота помойного. Все, отключился я тогда, короче.

Утром лежу, руки-ноги связаны, в пасти вонючая тряпка. Челюсть ноет. Нога больная не так подвернулась и тоже ноет. Говно какое. Рядом лежит Рыжая. Той же амуницией опутана.

Вижу, приходят призрачные, а с ними простые тайны. Уводят наших, кто еще жив, попарно. Что за хрень такая?

Я не думал тогда ни о чем. Убьют, и ладно. Я смерти не боюсь, я срать бы хотел на смерть. Подохну, и мытарства мои кончатся, буду тихо гнить, червячков глазами своими подкармливать. Да что мне!

Мне тогда втемяшилось, что ничего я не боюсь и на все забил. Мол, конец так конец. И весь мир я посылаю на… Спокойно посылаю, злости во мне нет, а есть только тупая усталость. Я устал, ребята, мне все равно. Мне погробомать, как там карта ляжет.

Но зря я это так. Выходит, не совсем одеревенел.

Пришел призрачный, ко мне наклонился и говорит:

— Ты будешь драться с ней, — показывает на Рыжую, — выживет из вас один. И кто выживет, того и отпустим. Ясно тебе?

Тут он вынул тряпку у меня из пасти.

Я гляжу на него, не киваю, ни слова не говорю, даже не мигаю. Пошел бы он, тварь!

— Добавить что-то хочешь?

Я молчу.

— Будем считать, понял. Развяжите его.

И простые таины принялись меня развязывать.

Только тут я сообразил, с кем буду драться. Кого мне надо убить. Как же так? Почему — ее? Почему не кого-нибудь другого? Да я не могу… Я же ее… Мы же с ней…

— Дайте другую! То есть… другого…

Призрачный поворачивается ко мне, смотрит внимательно. Читает что-то у меня на лице. Ну, думаю, смилостивится. Понял. Смилостивится, да. Не такая же он сволочь бесчеловечная.

— Нет.

— Я не буду драться.

— Будешь. Я сказал «нет» и решения своего не изменю.

Склонился над Рыжей. Тихо спросил что-то. Рыжая, как только у нее вынули кляп, тут же плюнула ему в рожу и крикнула:

— Сука!

Мы поднимаемся. Нас ведут под белы руки, не рыпнешься. Она мне говорит:

— Жалко. Мне очень не хочется тебя убивать. Ты… вроде родного. Смешно, Мосел…

— Да. Мне тоже не хочется, Настя.

Нас привели к площадке, посыпанной песком. А песок хоть и заровняли вот только-только, но красные пятна кое-где виднеются. Заставили раздеться догола. Запустили в круг.

Мы убивали друг друга, как умели. Она выбила мне глаз, и глаз вытек. Потом. А тогда я ее все-таки прикончил. Шею свернул.

И страшное было у меня чувство: я ломаю ей хрящи, она хрипит, мне худо, и надо доделать дело, иначе ослабею и самому каюк. А руки дрожат. Руки мои, хреновы мои руки — дрожат. Рукам головенку ее скручивать не хочется. Рукам хочется жизнь ей оставить, спасти ее хочется рукам. И я даже на секунду ослабил… а!

Убил я ее. Так убивал, будто убивал самого себя. Как будто себя ломал и свое же сердце, говенное вонючее сердце свое, сапогом давил. Рассказать невозможно.

Они подрезали мне какую-то мышцу на ноге. В смысле, таины. Я стал совсем хромым. Немощный обмылок. Такого прикончить — только измазаться.

Подрезали и отпустили.

Принялся я скитаться. Большие дороги обходил. Меня бы все-таки прикончил кто-нибудь, как раз жратвы не стало, человеческое мясо в цену вошло. Но я прятался. Находил себе подходящие берлоги. Воровал. Убил одного нашего, отобрал автомат с тремя обоймами. Патроны берег.

Жить бы мне уже не надо, но инстинкт самосохранения работает исправно. Не дает убить меня. Все вокруг умирают, а я жив.

Добрался за неделю до Дацгазага. Город — целый. Как-то обошли его пока. Таинские банды вокруг шастают, а главные силы еще не пришли. Дают пожить чуток. Напоследок. В двух днях пути — вольный город Дуднам. Вернее, все, что от него на хрен осталось. Земля, камень, бронза, живая плоть и странная, стеклом застывшая вода сварены в одном месиве. Был город, а стал узелок из таких струек, которые бывают, когда из пачки нежирного творога содержимое давишь на тарелку… Только очень большие струйки. Вот посередине узелка — половина крепостной башни. А вот свинья. А вот тело, похожее на вывернутого наизнанку жука размером с небоскреб, и глаза у него — разбитые зеркала по дачному пруду размером… Кажется, Молодому Хозяину, одному из тысячи девятисот девяносто восьми тварей, владевших Кауром, выпустили его похабные потроха. Жаль, не я. Тот, кто убил его, видать, еще гаже.