- Садись, - велит он, - ждать придется долго.
Я оглядываюсь на дверь, за которой скрылся начальник охраны.
- А чего ты хотел? Тебе позволено выступить на совете, а не присутствовать на нем, - отвечает командор на мой невысказанный вопрос. И так выразительно смотрит на закрытые двери, что я сразу понимаю — ему тоже запрещено участвовать в обсуждении политической обстановки.
Рагварн, конечно же, оказывается прав. Проходит час, а за нами никто не приходит. Нервное напряжение сменяется подступающей апатией, еще немного, и я растеряю решимость.
Командор, так и не решившись закурить, то и дело подносит сигару к лицу, тянет ноздрями ее запах и прикрывает глаза. Тоже нервничает.
Наконец, открывается дверь и входит все тот же офицер, командующий охраной Императора.
- Генерал Райт, - произносит он, - Его Величество ждет вас, следуйте за мной.
- С богом, сынок, - напутствует меня командор, и сердце сжимается.
- Спасибо, сэр.
Идти недалеко, через двадцать шагов начальник охраны останавливается перед дверью в кабинет:
- Генерал, я должен провести досмотр. Это обычная формальность.
- Все в порядке, - я поднимаю руки, позволяя ему ощупать мои карманы.
- Прошу, генерал, - офицер распахивает дверь.
Сам он не входит, прикрывает дверь за моей спиной. Я оказываюсь один на один с Эдвардом II, Императором Оримы.
- Дан Райт, - Эдвард кивает мне на стул. – Садись, генерал.
- Благодарю, Ваше Величество, - послушно занимаю предложенное место, - спасибо, что согласились позволить мне выступить на совете. Это большая че…
- Ты так молод, - перебивает меня Император, и я на миг дезориентирован, соображая, комплимент это или укор, - храбр, энергичен, удачлив.
Я молчу.
- В последнее время я много слышу о тебе, Дан, - с полуулыбкой продолжает Эдвард, - разного, если честно. И хорошего, и плохого. Но я заметил интересную закономерность – там, где ты появляешься, Орима побеждает. Как минимум поэтому я и согласился выслушать тебя.
- Спасибо, Ваше Ве…
- Прежде чем ты будешь говорить с советом, расскажи мне все, - требует Император.
- Прошу прощения, что это – все?
- Все – это все, инспектор по безопасности. Мне хорошо известно, что ты был в плену у лефтхэнда и выбрался оттуда живым, известно о выступлении на совещании глав миров, про то, с каким упорством ты сопротивляешься сотрудничеству с расой морфоидов. Я только хочу знать, почему. Это личное или?…
- Это не только личное, - отвечаю я, - но доказательств у меня нет, одни догадки.
- Расскажи мне о своих догадках.
Я делаю вдох и выдох, успокаивая сердце, а потом делюсь своими наблюдениями и выводами, ничего от него не скрывая и не утаивая.
В резиденции Императора задерживаюсь до обеда. Я еще раз призываю полностью сократить контакты оримских военных и должностных лиц с представителями расы морфоидов и пропустить через полиграф и психологов всех, кто имеет доступ к ядерному и другому оружию. Меня обзывают параноиком, солдафоном, даже предателем, снова припоминают мне обстоятельства плена на Шурте. Это уже даже не смешно.
После обеда звонит Лина, а я так и не успел прочесть текст будущей конвенции. Приходится лететь в междумирье, читая в полете черновик закона, и до самой ночи спорить с ведущими экспертами о правах и свободах расы террористов и убийц.
Вернувшись под утро в Генштаб, застаю там безмятежно дрыхнущего Жано. Вот что меня восхищает в нем – Веньяр всегда спокойно спит. В любом месте, где лег, крепко, сладко и без кошмаров, как человек, душа и совесть которого кристально чисты.
- Доброе утро, - я прикрываю дверь и с облегчением падаю в кресло. Голова мучительно гудит от усталости.
- Какое нахер утро? Ночь за окном, - Жан широко зевает, вращая челюстью, - есть новости?
- Сначала кофе, потом новости, - рука сама тянется к виску, я прикрываю глаза, совершенно зря, потому что открыть их удается только титаническим усилием.
- Голова болит? – тут же делает стойку Веньяр.
- Нет, просто спать хочу, давно уже. Будь другом, принеси кофе из автомата.
- Айн момент, - вид у него даже не встревоженный – перепуганный. Беспокоится, старина, волнуется за меня. В штабе уже шутки ходят про меня и мою «военно-полевую жену».
Жан сбегал в холл и принес два стаканчика дымящегося напитка.
- Сделал по двойному, - он ставит стаканы на стол, двигает ко мне и дует на обожженные пальцы.
- Спасибо.
Какой же это невероятный кайф – сидеть вот так, смотреть на занимающийся рассвет и никуда не спешить. За окнами Генштаба медленно светлеет, а кофе кажется невыносимо вкусным.
- Расскажешь, куда вы все дружно сорвались и почему не взяли нас с Забиякой? – спрашивает неугомонный Веньяр.
Отвечать не хочется, но Жан изнывает от любопытства и беспокойства.
- Пытался убедить совет организовать тотальную проверку всех военных и обслуживающего персонала на предмет скрытого воздействия. Безопасники поддержали меня, но, сам понимаешь…
- Еще как понимаю, - вздыхает Жано.
- В итоге голоса совета разделились практически поровну, я язык стер доказывать, что это необходимо для их же безопасности.
- Ну, а втихую никак нельзя было эту тему провернуть?
- Втихую не получилось.
- Однажды тебя пристрелят, мой друг, из-за угла. Наймут снайпера, и словишь пулю в затылок, - пророчит Веньяр. Он не знает, что меня уже дважды пытались убить, и только счастливый случай спасал меня и тех, кто был со мной, от смерти. Я чуть не утянул за собой на тот свет сначала Бахмата, потом Лину…
- А у вас тут какие новости?
- В Ходхольме видели блудного суморфа, - сообщает Веньяр как ни в чем не бывало, - похоже, сбежала без взрывчатки. Нападала на людей, пила кровь. Отправил Забияку.
- Забияку? – удивляюсь я. - Почему не доложил?
Не то чтобы у Жана был выбор, кого отправить устранять суперморфоида, Албанец и Боцман были со мной в резиденции Императора. Там я их и оставил до окончания совета – во избежание. Но соваться на Ходхольм, где и без тварей неспокойно, да еще и отправлять туда Забияку – совершенно неразумно.
- Не стал тебя тревожить. Я же говорю, она не камикадзе, Скотти зачистит ее и вернется, - Жан, похоже, напрочь потерял чувство реальности, ковыряясь в своих бумажках.
- Давай отбой! – у меня вдруг появляется мысль. Мэри давно просит у меня суморфа. Хотя бы в виде трупа, но если Скотти еще не пристрелил эту тварь… есть шанс.
- С чего бы?
- Давай отбой, Жано! Надо взять ее живьем.
- За каким чертом?
- Откуда у Мэри будут результаты, если мы притаскиваем ей суморфов по кускам? Нам нужна живая особь.
Веньяр не спорит, надевает наушники и набирает Забияку
- Забияка, это база, ответь! Забияка, ответь базе! – молчание в эфире прогоняет остатки сна.
Черт! Говорил же ему не отправлять наших в другие миры!
- Кто его прикрывает?
- Из наших никто.
- Он там один?!
- Его должны прикрыть местные, - тихо говорит Веньяр, не поднимая глаз на меня, - я неплохо знаю тамошнего начальника штаба, Кембриджа. Он клялся, что нашего спеца прикроют со всех сторон.
- Жано! Да ты охренел совсем! Вызывай этих своих архаровцев.
Он кивает и пытается связаться со штабом ходхольмских вооруженных сил.
- Генштаб Оримы. Что там у вас творится, почему мой человек не отвечает? – Жан такой бледный, будто разом потерял половину крови. Лоб в испарине, и дышит тяжело.
- Господин полковник, тут такое дело…
- Докладывай по форме, мать твою! – требует Веньяр, до треска костей сжимая кулаки.
- Ваш человек попал в плен к повстанцам. Возможно, его уже нет в живых, эти ублюдки с пленными не церемонятся, а он десятка два ихних уложил, - сообщает кто-то из штаба с характерным местным акцентом, даже не представившись по форме.
Вот черт! Неужели мы потеряли Скотти? Жан поднимает на меня глаза, полные отчаяния и вины. Ждет приказа.
