избавилась от столетнего призрака, вселившегося в мою сестру и пытавшегося убить папу. Я избавилась от Аральта, сидя в одной комнате с двадцатью двумя девочками, которые хотели меня уничтожить. Так что не обижайся, но да, я думаю, я могу с тобой справиться.
Она перекинула волосы через плечо.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать: оставь меня — и остальных девочек — в покое, а я оставлю в покое твой силовой центр.
Ухмылка исчезла с ее лица.
Силовой центр для призрака — вещь серьезная, которую он всегда невольно стремится защитить. Он хочет продлить свое существование независимо от того, есть ли ему для чего существовать.
Наверное, как и все мы.
Лидия скрестила руки на груди и злобно взглянула на меня.
— Ты не посмеешь. Не забывай, ты уже и так виновата в моей смерти. Ты не можешь убить меня во второй раз!
От ее слов у меня по спине побежали мурашки, но я не собиралась ей это показывать.
— Пожалуйста, поверь мне, — проговорила я. — Я буду бесконечно счастлива это сделать.
Она надулась.
— Успокойся! Я же просто веселилась!
Замучить Кендру до комы, чуть не сбросить меня в мутный канал… Интересно, что именно ее во всем этом веселило?
Я потянулась к ключу зажигания.
— Ладно, забудь. Раз так, поеду к тебе домой и сделаю это прямо сейчас.
— Нет!
— Тогда уходи! — сказала я. — У тебя пять секунд. Оставь нас в покое. Навсегда.
Она посмотрела на меня с отвращением.
— Ты чересчур болезненно на все реагируешь, Алексис.
— Один, — начала я. — Два…
Она исчезла.
В машине наступила благословенная тишина.
Я закрыла глаза и где-то минуту просто наслаждалась ею. Потом потянулась, чтобы включить зажигание.
Мотор взревел, как будто собирался завестись, потом издал жалобный всхлип и заглох.
— Нет! — воскликнула я. — Пожалуйста, нет! Только не сегодня!
Я попробовала второй раз. Ничего не произошло.
По крыше машины ударила первая капля дождя. Потом еще одна и еще. Через минуту уже шел ливень.
Я не могла позвонить родителям. У меня не было парня. Моя лучшая подруга вела себя так, будто меня не существует. Я оказалась в безвыходном положении.
И тут я вспомнила, что у меня остался один человек, который мог бы приехать, если бы я позвонила. Человек, которому было не все равно.
Я стояла под проливным дождем и махала Джареду, хотя можно было этого и не делать: кроме меня и моей машины, вокруг не было ничего. Только километры вспаханных полей, которые зимой покрывал невысокий, но густой ковер из клевера.
Джаред припарковался к капоту моей машины и вышел под дождь. На нем было желтое пончо. Он бегом понесся ко мне и предложил зонтик.
— Какой смысл? — спросила я. — Я уже насквозь промокла!
Мы открыли капоты, Джаред достал буксировочные тросы и закрепил их. Потом завел свою машину, а я попробовала завести свою. В этот раз мотор зарокотал и ожил.
Джаред отсоединил тросы, аккуратно скатал их и положил в багажник. Потом снова подошел ко мне и постоял рядом, пока я закрывала капот.
— Спасибо огромное! — крикнула я. — Не знала, кому еще позвонить.
— Всегда рад, — прокричал он в ответ.
Мы оба замолчали.
— А что ты делаешь так далеко от города? — прогремел он.
Я пожала плечами и проорала:
— Да так, ничего. Ну… Я позвоню тебе как-нибудь на неделе, хорошо?
Он замялся, потом неловко приобнял меня и, махнув рукой на прощанье, пошел к своей машине.
Я уселась за руль. Сиденье подо мной стремительно промокало, но я ничего не могла с этим сделать. Если верить часам, было пятнадцать минут десятого. Холод начал проникать под мою одежду. Я чувствовала его кожей.
Зазвонил телефон. Джаред. Я открыла свою раскладушку дрожащими пальцами.
— Привет, — проговорила я. — Еще раз спасибо тебе.
— Без проблем, — отозвался он. Дождь продолжал завывать, но теперь нам хотя бы не нужно было орать, чтобы услышать друг друга. — В общем… хотел спросить: может, зайдешь ко мне на чашку горячего шоколада? Папа уехал из города, а идти на вечеринки мне не хочется.
Я знала, что это не такое «папа уехал из города», какое парень мог бы сказать девушке, многозначительно подмигивая. Мистер Элкинз практически не бывал дома, даже когда никуда не уезжал. Так что его отсутствие не рассматривалось как повод для загула.
— Эээ… спасибо.
На секунду мне захотелось согласиться. Мне очень нравилось проводить время с Джаредом. Но потом во мне сработал инстинкт одиночки, и, не успев понять, что делаю, я сказала:
— Но лучше я поеду домой.
— Хорошо, — ответил он. — Обязательно переоденься во что-нибудь сухое.
Я пообещала, что так и сделаю, и мы закончили разговор. Я обхватила руками руль и уставилась на дорежу, стараясь не думать о том, что в голосе Джареда послышалась нотка обиды.
Я попыталась подумать о чем-нибудь хорошем. По крайней мере, можно было не спешить домой. Я могла заехать в кофейню, как и написала маме.
Но дождь лил как из ведра, и я внезапно поняла, что совершенно не хочу сидеть за столиком в промокшей одежде, ловить на себе изумленные взгляды людей и читать в их глазах немой вопрос: что она делает здесь одна на Новый год, когда всем положено развлекаться? Правда, объяснять родителям, почему я ушла с вечеринки, мне хотелось не многим больше.
Но куда еще мне было ехать?
Я уже собиралась подчиниться необходимости и отправиться домой, как вдруг услышала звук — судорожный, пронзительный звук. Неужели… это был чей-то плач?
Плакала какая-то женщина? Или, может, девочка? Было трудно сказать наверняка: на улице завывал дождь и ветер, в машине грохотал мотор.
Я протерла ладонью кружок на запотевшем стекле и начала вглядываться в поле.
Никого не было видно. Но звук мне не послышался, хотя бы в этом я не сомневалась. Он был настолько четким, что я могла различить каждый всхлип.
«Убирайся-ка отсюда», — сказал голосок в моей голове.
Но какая-то часть меня сопротивлялась этому голоску — по крайней мере, ставила его правоту под сомнение. Я ужасно ненавидела Лидию, но еще большее отвращение во мне вызывала мысль, что я слишком испугаюсь ее и позволю страху превратить меня в человека, которым я не хочу быть.
И я точно не хотела быть человеком, который не откликается на крик о помощи.
Я подумала, что — или кого — я могу там найти, и мое тело вздрогнуло от ужаса… но я все равно вышла из машины.
Снова оказавшись под дождем, я услышала плач так
