рябь и волны быстро текущей воды рассмотреть что-либо оказалось невозможно.
Сообразив, что Аринка, судя по всему, нырнув в самую быстрину, не смогла выплыть и утонула, перепуганная девочка бросилась домой. Спрятавшись за баней и просидев в своем укрытии до вечера, Нюрка, сказавшись больной, нырнула в постель.
На закате к ним пришла Левониха в поисках внучки. Растерянный Захар только руками развел:
— Не видал я ее сегодня тута, Левония. Обычно-то вон, под дубом сидят обе, а нынче где-то бегали. Видать, перегрелись на солнце. Нюрка вон спит уже — плохо ей сделалось. Мож, и Аринка где заснула?
— Не откликается она на зов мой, Захар. Как бы ни спала она, а зов услышит. Как бы беда не случилася… Дозволь по нити пройти?
— Ищи, Левония! Сейчас и Нюрку подыму, коль так.
Покуда Захар за Нюркой ходил, Левониха к дубу подошла, на который Аринка свою привязку навечно перекинула. Поняв это, Левония схватилась за голову:
— Ой, девка, что ж ты наделала-то! Сняв привязку, ты ж и защиты лишилась, глупая! Вот ведь научила на свою голову, карга старая! — заливаясь слезами, запричитала Левониха.
— Привел Нюрку, Левония, — произнес Захар, выталкивая дочь вперед.
— Где Арина моя, Нюрка? Как на духу сказывай! — не поворачиваясь, проскрипела Левониха.
Испуганная девочка сжалась в комок, крупно дрожа всем телом.
— Я не знаю, бабка Левония…
— А ведь ты мне врешь, девка! — резко сказала Левониха, быстро развернувшись к девочке и впиваясь в нее взглядом.
Трясясь все сильнее, Нюрка заплакала.
— Где Аринка? А ну, Нюрка, не молчи! — встряхнул дочь Захар.
— Я не знаю! — зашлась в плаче Нюрка.
Левониха посмотрела на нее долгим-долгим взглядом, развернулась и пошла со двора.
Аринку нашли через два дня. Левониха всю деревню подняла, сразу на реку указав. Все излазили, всю речку. И только спустя два дня безрезультатных поисков принялись баграми растаскивать затор из веток в быстрине. Она и всплыла.
Сильно осерчала Левониха на Игнатовых.
Ночь над телом Аринки просидела, а утром хоронить ее понесла. Игнатовы-то всей семьей вышли ей навстречу — сочувствие высказать, с Аринкой проститься. Увидела их Левония, и лишь глазами повела, а все Игнатовы разом со страшной силой в плетень свой впечатались, поломав его напрочь и на ветки свалившись.
Схоронила Левония девку. Сама схоронила. Где — то никому не ведомо. В деревню ввечеру вернулась. Отродясь ее такой не видели. Прошла по деревне босая, в черном балахоне, простоволосая. Темные ее волосы с нитями седины свободно трепал ветер, кидая их ей в лицо прядями. Будто не замечая того, Левония шла, глядя перед собой. И никто не посмел ей даже слова сказать — страшно было.
Дошла она до Игнатовых. Встала перед воротами. Протянула руки к луне, и заговорила:
— Тебя, Луна-сестрица, силу дарующая, в свидетели призываю!
Повернулась лицом к ветру, протянула к нему руки, произнесла:
— Тебя, братец Ветер, силу хранящий, в свидетели призываю!
Опустилась на колени, а после и вовсе легла на землю, прижавшись к ней всем телом и будто обнимая руками:
— Тебя, земля-матушка, жизнь дающая, в свидетели призываю!
Встала, поклонилась на три стороны, минуя сторону Игнатовых, проговорила:
— Силы охранные, жизнь берегущие, к вам обращаюсь, и вас призываю! Отныне оставите вы земли проклятые, чтоб никогда сюда не возвращаться! Пускай все беды, несчастия, хворобы и страхи людские отныне пребудут на земле проклятой! Единожды вступлю на землю проклинаемую, да проклята она будет навеки за жизни многих, кому огневка была дарована!
Развернулась лицом к дому Игнатовых и шаг большой сделала, словно черту перешагивая. Все Игнатовы высыпали навстречу ей, и стояли белее снега.
— Теперь вы меня услышьте. За жизнь погубленную, за силу пропавшую, за род оконченный проклинаю вас и род весь ваш на погибель долгую, на муки страшные. Молить о смерти будете, да обходить она вас стороною станет. Весь род ваш вымрет. Тебя же, Нюрка, особо проклинаю. Три раза умирать будешь, три раза в могиле лежать станешь, два раза земля тебя отвергнет, на третий лишь примет. Чтоб помнила ты вечно ту, которую спасти не пожелала, ибо огневка гибнет, лишь когда солнце закатится. Жила Аринка, покуда солнце не скрылось, тока выбраться сама не могла, в ветвях запуталась. Скажи ты, где она, когда тебя выспрашивали — и не было бы беды. А потому знайте все — когда прервется род Игнатовых, все одно никому жизни на этой земле не будет, чтобы все помнили, все знали, что жизнь младая, невинная бездарно загублена. А наблюдать за тем Аринка вечно станет.
Землю с обоих рук им под ноги бросила, развернулась и ушла.
А как луна зенит переступила, огнем занялся дом Левонихи. Весь разом пламя охватило. Сгорела она вместе с домом. Дотла сгорела, даже хоронить нечего стало.
Леркин день рождения прошел на «ура». Родители с радостью отправили своих детей в аква-парк, кое-кто поехал вместе с детьми, что было весьма кстати — Юле бы пришлось делать несколько рейсов, чтобы вывезти всех гостей. Дети были в восторге — были и те, кто приехал в аква-парк в первый раз. Визжа от счастья, они скатывались с горок, катались на надувных кругах и бесились в бассейнах.
В пиццерии малышня, проголодавшаяся после игр в воде, с удовольствием уплетала пиццу, запивая ее колой. Уже в машине многие терли глаза, а кое-кто умудрился и уснуть.
В итоге проведенным праздником остались довольны все — и дети, и родители. У Юли с души свалился камень — она очень боялась, что тень суеверия жителей Нелюдово падет и на Лерку, и с ней не захотят дружить. Но пока, кажется, деревенские боялись именно участка, а не их с Леркой. Но и этот иррациональный страх Юля собиралась постепенно переломить.
В подарок дочери она купила щенка, о котором та мечтала с момента переезда в деревню. Никто из деревенских жителей продавать им щенят не соглашался — утверждали, что они погибнут у них, а отдавать живое существо на заведомую гибель жалко. Поэтому, пока дети занимались чревоугодием под присмотром родителей, Юля быстро съездила за щенком, с хозяевами которого заранее договорилась о покупке.
Дочь, увидев маленькое пушистое чудо, смотревшее на нее черными глазами-бусинами, выглядывавшими из густой рыже-коричневой мягкой шерстки, завизжала от восторга. Щенок был немедленно изъят у матери и едва не обслюнявлен — так рьяно девочка его целовала.
Песик, задремавший на руках у Леры в машине, начал вертеться, поскуливать и вырываться из рук, едва девочка зашла за калитку. Дома, спущенный с рук
