Ли Кэрролл - Взлет черного лебедя

— Если так, то тебе повезло. Заметка посвящена одной из ее излюбленных тем — сторожевая башня в средневековом изобразительном искусстве.

Пока мы с доктором Толбертом добирались до вестибюля, я сообщила ему, что хотела бы увидеть материалы, которыми моя мать пользовалась для своей диссертации. Главное, чтобы там упоминались сторожевые башни.

— Да, — кивнул он, — у меня есть одна книга.

Он помахал рукой дежурному охраннику, провожающему последних посетителей: музей закрывался на ночь. Но, похоже, сотрудники привыкли к тому, что библиотекарь задерживается в здании надолго. Доктор Толберт отпер кованые металлические ворота с заостренными кольями и провел меня на два лестничных пролета вверх. Мимо нас спустились вниз несколько служащих и попрощались с коллегой. Наконец мы оказались в квадратном зале со сводчатым потолком. Стены снизу доверху были уставлены книжными шкафами. В центре расположились длинные деревянные столы. В круглое потолочное окно проникал тусклый свет. В центре зала располагался большой витраж с изображением крылатого ангела Апокалипсиса с трубой, возвещающего о наступлении Судного Дня.

— Побудь здесь, а я разыщу статью, — сказал доктор Толберт. — Полагаю, она в «Comitatus»… или в «Medieval Studies»…[34] Возможно, я оставил журнал у себя в кабинете…

Его голос утих вдали. Он вышел из библиотеки и скрылся в коридоре. Я прислонилась к краю стола и включила лампу с зеленым абажуром. Стулья в библиотеке остались такими, какими я их помнила — широкие, деревянные. Сиденья в форме буквы U были обтянуты выцветшим зеленым бархатом, прибитым декоративными медными гвоздиками. Я моментально вспомнила стул, на котором декламировал свой печальный монолог Лоуренс Оливье, игравший Гамлета. Если он был таким же неудобным, как библиотечные, понятно, почему принц постоянно вскакивал и принимался бродить по замку Эльсинор.

Доктор Толберт вернулся с журналом и объемным фолиантом в матерчатом переплете.

— Вот книга, которую часто брала твоя мама. Ее нельзя брать с собой, но ты можешь полистать ее в зале.

— Я вас не задержу, — произнесла я, взвесив на ладони тяжелый том.

— О, не беспокойся. Я хотел немного побыть в клостере Кукса и поработать.

— В самом клостере?

— Да. Там очень спокойно. Охранники к моим причудам относятся терпимо. Когда закончишь, просто оставь материалы в библиотеке. Ты найдешь меня внизу. Если хочешь, мы зайдем куда-нибудь выпить. В Инвуде открылось замечательное кафе.

— Я бы с удовольствием. Наверняка за час я управлюсь.

— Не спеши, — пропел доктор Толберт и направился к выходу.

Вскоре его шаги утихли. Я раскрыла журнал. Нужная мне статья оказалась посвящена роли сторожевой башни в поэзии Прованса. В ней приводилась цитата из альбы двенадцатого века — так называлась традиционная форма стихотворений трубадуров. В произведении выражалась тоска автора в связи с приходом рассвета.

Стихотворение было снабжено иллюстрацией — гравюрой на дереве с изображением башни, у подножия которой обнималась влюбленная пара. Дозорный, высунувшись из окна, что-то им кричал. Статья была занятной. Мне стало ясно, почему она напомнила доктору Толберту о маме, часто гостившей летом в деревушке на юге Франции. Однако я ровным счетом ничего не узнала о наследственных орденах хранителей.

Я отложила журнал в сторону, открыла книгу… и похолодела, прочитав название: «Джон Ди и четыре Сторожевые Башни». «Ничего особенного, — успокоила я себя, — разумеется, алхимик елизаветинских времен связан с этим символом».

Но, прежде чем открыть страницу, которую доктор Толберт заложил специально для меня, я пробежала глазами первые две главы. Сведения из «Википедии» не дали мне многого. А теперь мне стало известно, что официальный астроном Елизаветы I собрал крупнейшую библиотеку в Европе, преподавал алгебру в университете Парижа и стал автором термина «Британская Империя». Позже он обратился к оккультизму и пытался общаться с ангелами при посредстве медиума Эдварда Келли. Позднее Ди впал в немилость при короле Иакове I и, по слухам, умер в нищете в своем доме в Мортлейке. Правда, записи о его кончине найдено не было и на кладбище в Мортлейке нет надгробья с его именем.

На развороте с закладкой я нашла изображение четырех сторожевых башен. Они являлись основой «учения ангелов» Джона Ди. Каждое из строений соответствовало одной из стихий — земле, воде, воздуху и огню. Я прочитала всю главу целиком, хотя меня нервировал цветистый язык и витиеватые обороты речи Эдварда Келли. Увы, никаких данных о родовой линии женщин-хранительниц! Я почти отчаялась, но тут из книги выпала пожелтевшая каталожная карточка и упала на пол. Я наклонилась, чтобы подобрать ее, и вздрогнула — снизу раздался негромкий звук. Я замерла — может, меня зовет доктор Толберт? Но спустя пару мгновений догадалась, что слышу музыку. Флейта играла завораживающую мелодию. Наверное, вечером здесь состоится концерт.

Я подобрала с пола карточку. Конечно же, опять изображение башни с глазом на вершине и фразой «Quis custodiet ipsos custodes?». Копия печатки на перстне Уилла Хьюза, который, — как он утверждал, — некогда принадлежал моей далекой предшественнице. Но гораздо сильнее меня удивил почерк. Так писала моя мать.

Я перевернула карточку. В правом верхнем углу стояло число 303. Наверное, номер страницы. Я быстро ее нашла и обнаружила там небольшой выцветший прямоугольник. Зная научные привычки мамы, я сообразила, что она положила свою закладку под теми строчками, которые ее заинтересовали, поэтому углубилась в чтение:

«Дозорные следили за людьми с вершин четырех сторожевых башен, расположенных на углах сотворенного мира, но их соблазнила красота земных женщин, и они сходили на землю и совокуплялись со смертными. В благодарность за это дозорные обучили наложниц чарам, заклинаниям и прочим оккультным наукам».

Я вернулась к каталожной карточке. Под цифрой 303 моя мать написала: «Несмотря на ошибочное определение „наложницы“, традиция, связанная со Сторожевой Башней, существует у нашего народа не зря». Меня поразило слово «нашего». Мама знала о некоем магическом обычае! Вдобавок ее искренне возмутил термин «наложница». Очевидно, речь шла о наследии ее родни, но она мне никогда ничего не рассказывала. По вечерам перед сном она читала мне вслух французскую детскую классику вроде «Красавицы и чудовища» и «Золушки». Кроме того, у нее в запасе имелись кельтские легенды о тюленях, превращавшихся в красавиц, и истории о девах, становившихся лебедями. Они обитали в волшебной стране, где всегда царило лето, а ее жители никогда не старели. Почему же она молчала о самом главном? Я не могла избавиться от чувства, что меня предали.

Я безрезультатно перетряхнула весь фолиант в поисках других каталожных карточек. Потом вытащила блокнот и переписала абзац со страницы 303. Каталожную карточку я забрала с собой. Вряд ли доктор Толберт будет возражать. В конце концов, карточка принадлежала моей матери. Я решила, что покажу ее библиотекарю. Возможно, у него возникнут какие-то идеи? Вероятно, у мамы была веская причина так себя вести. Что, если в ее роду существовала постыдная тайна, и ее следовало скрывать от меня до поры до времени?

Но мне не стоило задерживать доктора Толберта. В его возрасте нельзя слишком долго засиживаться на холодном мраморе, да еще в безлюдном клостере. Я и сама продрогла. Похоже, после закрытия в музее отключали центральное отопление. Я надела пальто, перебросила ремень моей сумки через голову и поправила его на груди. Затем аккуратно положила книгу на журнал и сдвинула их таким образом, чтобы они легли под красный луч на столе. Я поняла, что он исходил от нимба ангела на витраже… Невероятно! Я посмотрела на наручные часы. Половина шестого — значит, час назад солнце уже село. Какой же яркий свет проникал через витраж?

«Должно быть, огонек наружной сигнализации», — решила я, покидая зал. В коридоре я уставилась в окно — сплошная темнота. Здание окутал туман. Опять наступила зловещая погода? Я торопливо зашагала вниз по лестнице. Но теперь-то я не одна. «В музее куча охранников, еще доктор Толберт… и музыканты», — подумала я, когда тихо зазвучала флейта. Вестибюль пустовал, за столом дежурного никого не было. Я направилась к клостеру Кукса, откуда доносилась музыка.

Оказавшись под нарбоннской аркой, я ахнула. Внутренний двор клостера оказался безлюден, но сад за стеклянной и почему-то запотевшей стеной заливало странное желтоватое сияние. На фоне стекла я разглядела силуэт сидящего доктора Толберта. Он высоко запрокинул голову и не шевелился.