Куры во дворе воспринимались как члены семьи, и, казалось, что они не говорят только лишь потому, что слишком мудры для того, чтобы говорить разные банальности. Инга была уверена, что куры, завидев ее, начинали иронично улыбаться, и, чтобы скрыть улыбки, старательно рылись клювами в мусоре, делая вид, что ищут съестное. Инга боялась петуха. Довольно смирный, он временами набрасывался на прохожих. Взрослые легко отгоняли драчуна, а вот детям приходилось убегать. Петухи бегают медленнее людей, и ребятам школьного возраста не составляло труда спастись от острого клюва. Иногда в этом и состояло развлечение – птицу дразнили, затем убегали. Инга не участвовала в подобных играх, и потому, что была ещё маленькой, и ещё потому, что ей становилось жалко бедного Петю. Проходя мимо, она бросала на него виноватый взгляд, заодно не упуская из виду возможные пути отступления. И петух принимал извинения. Девочка была в этом уверена.
А куры продолжали смеяться. Над ней. Инга была убеждена: стоит ей только уйти, как птицы принимаются хохотать. Ржать по куриному. Звук со стороны ничем не отличался от обычного кудахтанья. Особенно это чувствовалось в туалете, стоило туда зайти – птицы сначала тихо хихикали, потом звук постепенно усиливался, переходя в оглушающий хохот. Инге приходилось переносить самые важные туалетные визиты на вечер, когда куры уже спали. И даже петух не мог их приструнить. А возможно он и сам иногда посмеивался над Ингой, но не подавал виду. Он был умнее кур и тщательнее скрывал свои эмоции. И ещё, Петя был благодарен Инге за сочувствие. Возможно, поэтому он не смеялся вместе со всеми.
Проносились годы. Инга пошла в школу. Свои летние каникулы она теперь очень часто проводила в лагере. Родители не хотели нагружать бабушку лишними хлопотами. Привозили внучку на выходные – и всё. Но, если отпуск мамы приходился на лето – Инга жила здесь почти все каникулы. Потом, когда уже перешла в средние классы, и без мамы, но дав родителям обещание помогать бабушке во всём. Постепенно все тёмные и таинственные уголки старого дома и пристроек были исследованы, во все игры поиграно. И каждое новое утро не дарило ничего принципиально нового. Солнце будило Ингу, проникая через маленькую щель в дощатой стене на сеновале, где она спала на кровати, накрытой плотным тканевым пологом от комаров. Лучик превращался в световое пятно, медленно скользившее по пологу. Это были её солнечные часы. Ровно в шесть утра пятно размещалось в самом верху около деревянной перекладины, рядом с сучком. В восемь солнечный зайчик спускался ниже – в самый центр полотнища. Конечно, у Инги всегда были с собой настоящие часы. Она снимала их с руки и клала под подушку. Но утром было так лень их оттуда доставать.
Девушка вставала, и шла к рукомойнику умываться. Умывальник, приколоченный к деревянному столбу забора, уже наполненный свежей, холодной, колодезной водой, ждал её, покрывшись от нетерпения капельками испарины. После сна был обязательный завтрак. Несмотря на возражения, Инге приходилось полностью съедать целую тарелку каши или варёной картошки с колбасой. Затем следовало купание в речке, потом помощь бабушке в огороде и по дому, потом опять купание. После обеда – тоска. Купаться не хотелось, бабушка ложилась вздремнуть малость, ребята разбредались кто куда, и Инга в одиночестве слонялась по двору, не зная, куда ей себя приткнуть и чем занять.
– Может быть почитать что-то? – думала она.
В кладовке лежало много пыльных книг, но, разобрав огромную кучу, Инга не нашла ничего интересного. Старые «Роман-газеты» и книги были без картинок. Девочка пробовала почитать несколько, но сразу, же бросала. Дни, похожие друг на друга, как близнецы, проносились всё быстрее. Всё сильнее хотелось в город. Наконец, приезжали родители, и Инга, загорелая и счастливая, поцеловав на прощание бабушку, уезжала в свой, более привычный и понятный ей мир.
Автобус остановился около небольшой железной будки, когда-то давно выкрашенной в тёмно-зелёный цвет. Она источала жар нагретого летним солнцем металла, а её зев напоминал врата в потусторонний мир. Рядом стоял столб с телефоном-автоматом. Чуть поодаль – столб с подвешенным куском рельса.
– Это на случай пожара, – вспомнила Инга бабушкины слова.
Баба Даша ещё в раннем детстве строго-настрого предупредила внучку, что нельзя баловаться и стучать по этому рельсу просто так, а только тогда, когда случится пожар. Инга подхватила сумку и выпрыгнула из автобуса. На улице было ничуть не прохладней, чем в салоне. Солнце палило вовсю. Ни малейшего намёка на ветерок, словно этого явления природы не существовало вовсе. Девушка смахнула волосы со лба и зашагала по пыльной деревенской улице. Вот и дом. Выкрашенный в жёлтый, радостный цвет, он стоял чуть в стороне от главной дороги. Палка притулилась на крыльце у входной двери, значит, бабушка в огороде.
– Ба, я приехала! – крикнула Инга старушке, наклонившейся над грядкой с морковью. Белый платок и чёрный рабочий халат, который бабушка надевала, как спецовку, были слегка запачканы землёй. Старушка повернула голову в сторону звука, затем резко выпрямилась, охнув, и прижав к пояснице руку, и поспешила-покатилась колобочком навстречу Инге, распахнув ей свои объятия и на ходу обтирая руки о подол халата.
– Внученька, приехала родная! Я уж заждалась вся! Выросла-то как, – суетилась баба Даша, провожая внучку в дом, где уже был приготовлен салат, порезан ломтями хлеб, и сварены «иички», как называла их бабуся. Стол был заботливо накрыт льняным полотенцем. Бабушка проворно схватила ухват и достала из печи дымящийся чугунок с душистыми щами. Инга поставила сумку на деревянную лавку и вышла во двор к рукомойнику. Колодезная вода уже успела нагреться и не обжигала ледяными иглами. Пообедали. Поделились новостями.
После сытного обеда захотелось на речку. Но прежде Инге предстояло одно неприятное, но необходимое дело. Туалет находился на скотном дворе, там, где куры.
– Хорошо бы их сейчас не было, – нахмурила брови Инга.
Но они были, все в полном составе – пять курочек и петушок. Ждали Ингу, предвкушали момент, когда она нырнёт внутрь кабинки, чтобы вдоволь поиздеваться над ней. Инга обречённо вздохнула и закрыла за собой дверь. Сначала стояла тишина. Затем подала неуверенный голос одна из кур. К ней присоединилась вторая. Потом третья. Через пару минут кудахтало всё пернатое поголовье. Но девушка слышала не кудахтанье, а смех. Куры смеялись. Смеялись над ней, как тогда, в детстве. Что делать? Признать себя побеждённой?! Ни за что! Инга стиснула зубы и продолжила свои дела. Куры хохотали. Хохот стал уже просто невыносим. За смехом уже слышались свист и улюлюканье. Неужели куры научились свистеть? Возможно раньше они просто тщательно маскировали своё умение? Ждали Ингу. И дождались. У неё возникло желание выскочить из туалета, схватить топор, и махать им направо и налево, но вместо этого она просто закончила свои дела. Куры пристыжено притихли. Инга вышла и показала им язык.
Вода в речке была теплющая. Инга в этом году ещё не купалась, но вода не перехватила дыхание, тело словно погрузилось в тёплую ванну. Три часа пролетели незаметно. Девушка накинула на себя полотенце и пошла домой. Солнце чуть уменьшило свой пыл. За деревней кричал коростель, пахло цветами и свежими огурцами. На столе стоял чугунок варёной картошки. Начинался отдых.
Глава 2
– Сегодня на кладбище пойдем, – после завтрака сказала баба Даша.
Она уже накинула на плечи чёрный платок с ляпистыми цветами и собирала в пакет конфеты, куски пирога и пшено.
– Сегодня же пятнадцатое июля, годовщина смерти дедушки, – вспомнила Инга, посмотрев на отрывной календарь.
С календаря на неё смотрела собака, милый пуделёк, про которого Инга узнает много интересного, но только вечером, когда уже можно будет сорвать листок, только так можно прочесть текст на обороте. Инга почти не помнила деда. Он умер, когда ей было три года. Только отдельные мимолётные эпизоды, выхваченные цепкой детской памятью, всплывали в Ингиной голове. Но были и фотографии, не дававшие стереться воспоминаниям. Правда, дед не очень любил фотографироваться. Большинство снимков запечатлело его ещё молодым. Более поздние фото – фотографии на паспорт и Доску Почёта. И всё. Баба Даша собрала пакет и передала его Инге. Тяжело дыша, старушка подхватила внучку под руку, они вышли за ворота, и отправились в дальний путь. Одной ей уже давно это было не под силу, хорошо, что Инга приехала. Баба Даша радовалась возможности побывать «в гостях» у покойного супруга, да и проведать всех остальных. В её годы кладбище уже было тем местом, где родных и друзей гораздо больше, чем в живом окружении.
