Ознакомительная версия.
— Капорский пехотный полк должен быть за неделю сформирован и быть готовым в любой момент, — проговорил Кропотов.
— Так и запишем, — Дальберг, чуть ли не в рот заглядывая генералу, записывал все его приказы и грозно посматривал на стоящего рядом поручика.
— А ты все записываешь? Что, уж память ненароком подводит? А где ж писарь твой? — генерал устало зевнул.
Дальберг, испугавшись, что Кропотов может уличить его в несостоятельности, торопливо проговорил:
— Ну какой писарь, ваша светлость? Сам я, все сам, — губернатор после одного примечательного и печального дня стал менее спесив.
— Преонского Никиту назначить хочу… Хотя нет, постой. Сначала я сам с ним поговорю, так что прикажи послать за Преонским, как только начнем готовиться.
— Сразу и зашлю, — Дальберг вопрошающе посмотрел на генерала и убедившись, что у того больше нет дел, свернул свои бумаги и, пожелав доброй ночи, откланялся.
В городе своим чередом шла подготовка к скорому походу на юг. Разговоры о нем велись везде, начиная с Сената и заканчивая мелкими кабаками. После убедительной победы над Швецией русские знали, что им ничего не стоит усмирить наглость и дерзость одного из предводителей смуты на Кавказе, а уж потом двинуться в Турцию, Индию.
Как много обещал этот поход и для вельмож и для простых солдат! Многие имели причину идти на эту войну. Ведь положение, деньги и имя можно было получить, только завоевав себе хорошую репутацию. И где? На войне.
В каждом доме, где собирались на военную службу, шли приготовления. И не было различия между людьми, богат ли, знатен, беден иль сирота.
Император, страстно любивший море, приказал в скором времени подготовить флот для похода на Кавказ через Каспий.
* * *
— Ефимия! — Христина зычно позвала няньку маленького Никиты. — Где ты пропадаешь? — мать-настоятельница наконец увидела Ефимию, выходящую из молельни. Лицо Ефимии выражало тревогу и беспокойство. Христина, на руках которой мирно спал сын Елены Никита, спросила:
— Неужель и здесь нету? Куда ж она запропастилась? — Христина баюкала проснувшегося Никиту и передала его Ефимии. — Ох, забери, ослабла я, дитя-то малое, а тяжело, — попросила она.
— Матушка, что ж, делать-то теперича? Чего с дитем-то? — Ефимия была не на шутку взволнована.
Чувствовала она, что приключилось что-то с Еленой, а в толк не могла взять, с чего бы? С вечеру захворала, а потом и не видал ее никто. О том, что влюблена была Елена в Никиту Преонского — гвардейца приезжего, она знала и думала сначала, что это он ее задерживает где-то. Но после того, как Панкрат сказал, что он сам проводил гостя за Чертово болото и там распрощался, Ефимия решила, что Преонский тут ни при чем.
«Елена, — молилась Ефимия, сидя у себя в келье, — Господь с тобой! Пусть образумит он тебя и к сыночку вернет. На кого же ты его оставила? Сиротой ведь станет. Елена, вертайся скорее».
За окнами слышались тревожные голоса и шаги обитателей монастыря. На дворе стоял полдень, а Елена до сей поры не вернулась в стены монастыря.
— Знала я, знала ведь и сердцем чуяла, что не вернется она сюда. Кто в миру греха вкусил, того и арканом не загонишь обратно, — ворчала Христина, приводя в ужас молоденьких монахинь. Уж они-то знали, какова матушка-игуменья в гневе. А причитания ее — это только начало бури, которая ждет их, если не вернется Елена и объяснения не представит полного.
— Елену-то только смерть и оправдает, — шепнула одна монахиня другой.
— Т-с-с-с, — вторая мышью нырнула в подсобку и решилась схорониться там, пока не пройдет гроза.
Издали могло показаться, что монастырь — самое спокойное и надежное убежище от смут и неспокойствия. Но после того как стало известно о пропаже Елены, монастырь гудел, как пчелиный рой.
Сторож Панкрат запряг лошадь и после полудня решил выехать на поиски.
— Человек пропал — дело сурьезное, — говорил Панкрат Гришке, придерживая коня. Гришка понимал, что что-то страшное случилось с Еленой. Потому как, еще перед Троицей, был он в Вожайской станице и слыхал на базаре, что бабы промеж себя говорили, Елену Воронкову недобрым словом поминали. Опять, мол, урожая не будет в этом году: Елена порчу наводит. Родственники Степана Перова, мужа ее, до сей поры не приемлют ни ее, ни их сына Никиту, оттого они в лесу и жили, как отшельники.
Вот она и мстит и клянет, но не только родственничков своих — на всю землю проклятие легло. Хотели сначала Перовых всем миром изгнать, но потом успокоились. Вот это спокойствие и насторожило Гришку. Этот парнишка, хоть и мал был, а видел в жизни многое.
— Никитку малого жалко, — сказал Гришка.
— Ты чего это жалеешь-то раньше времени, али знаешь что и скрываешь от меня? А? — спросил Панкрат.
Гришка в ответ лишь отрицательно покачал головой.
— О-ох, — вздохнул Панкрат, — ежели и случилась беда, то крестный у мальца есть, да и мы пареньку пропасть никак не дадим. Не совсем сирота Никитка-то наш.
— Крестный залетный какой-то, был и пропал, — сказал Гришка.
Солнце, багрово-красное, с рваными краями от окружавших его облаков, как поджаренный блин в масленицу, медленно уходило за Носатую гору. Панкрат добрался до Вожайска в вечерние сумерки. Здесь от своих знакомых он надеялся услышать что-то об Елене.
Панкрат должен был доехать до поместья Преонских и коли не найдет там Елены, просить помощи у Никиты Преонского — таков был приказ матери-настоятельницы Христины.
По пути в Вожайск встретился Панкрату отряд гвардейцев в золотых галунах. Почетным караулом гвардейцы сопровождали Меншикова в Петербург.
«Война скоро. Вот и слетаются орлы наши для помощи со всей России, — чуть ли не прослезившись, подумал Панкрат. — А ведь и Никита Антонович тоже может скоро уехать, торопиться надо бы».
Вожайск встретил путника звоном колоколов, разносившихся по всей округе. То здесь, то там слышались звуки свистулек и трещоток, оставшихся еще с праздника Троицы.
Панкрат направил лошадь в сторону постоялого двора.
1722 год. Лето.
— Посланники с Кавказа к вашему величеству! — отрапортовал камердинер его императорского величества.
— Проси, — император находился в хорошем расположении духа, он-то знал, о чем пойдет речь и с какой просьбой пожаловали послы.
В Тронном зале дворца император принимал представителей кавказской и афганской знати. Беду их Петр знал и помочь не отказался. После непродолжительных переговоров император пообещал прибывшим содействие в скором будущем, заверив представителей в том, что на Астрахань русские пойдут уже в ближайшую седмицу, а морским путем двинутся неделей позже. Так что визитеры Петра могли выбирать, как воротиться им домой — морем или сушею.
На следующий день были отданы приказания готовиться в путь кавалерии Кропотова, а после генерал-адмиралу Апраксину выступить со своим флотом.
Никита вовремя поспел в Петербург, так как поверенный от Кропотова уже дожидался его возвращения.
— Никита Антонович, — начал запыхавшийся гвардеец, — генерал-майор Кропотов велел вам срочно прибыть в его штаб!
— Что, уже выступаем? Добро! — Никита от мысли о предстоящей битве довольно потер руки. — Покажем этим басурманам, как союзников обижать! Кто смуту наводит? Миравис? Вот бы мне с ним встретиться! — Никита, уверенный в себе, представлял, что его ждет после победы над бунтовщиками. Император, еще при войне со Швецией, не раз намекал Никите, что пора бы уже Преонскому в чинах подняться. Кропотов уже отдал приказ готовиться в поход завтра.
«А ежели чин будет, то, глядишь, и служба справная, и деньжат поболе, и…»
«Что это вдруг со мной? — спрашивал сам себя Никита. — Стал я о деньгах думать, да о положении. Неужели мне моего мало? И какова причина всего этого стремления? Нет, нет, не алчность меня заставляет! А что же?»
Так он и спорил с собою, пока Дуня не позвала его трапезничать. Она крутилась вокруг него и так, и сяк и наконец спросила, утирая глаза платочком:
— Неужто, барин, тоже пойдете воевать? Ведь только недавно в отчий дом вернулись.
— А что я, по твоему разумению, дома должен отсиживаться, пока други мои бьются, ордена и почет себе заслуживая?! — грозно спросил Никита.
Дуня, испугавшись, что у барина опять враз сменится настроение, как в тот день, когда он приехал и не застал дома Ольгу, поспешила уйти из столовой, так и не ответив на вопрос Никиты.
— Иди, Глашка, посиди у дверей, вдруг понадобится что барину, а я устала, прилягу, — попросила нянька молодую и ушлую ключницу. Та была только рада.
Глаша стала работать в доме Преонских с той поры, когда воротился Никита после первого своего долгого отсутствия. Влюбилась бедная девушка в хозяина своего по уши. Всю прошлую ночь проплакала, прознав, что собирается войско на юг. Она знала, что Никита на особом счету у генерала Кропотова и тот обязательно заберет Никиту с собой. Еще тогда, когда поверенный в первый раз приехал за Никитой, поняла она: уедет ее любимый, и не сможет она ничего поделать. Как только подумает, что Никита может не вернуться, сердце бедной холопки так и заходится от печали и страдания.
Ознакомительная версия.
