— Мистер Рейзен, — с нажимом промолвила я, и он уставился на меня, распахнув глаза, — судя по его лицу, он был непривычен к тому, что прочие люди, и в особенности женщины, его перебивают. Как поступать в таком случае, он, очевидно, не ведал. — Я прошу прощения, однако не могли бы мы перейти к делу? Есть вещи, кои мне хотелось бы с вами обсудить.
— Конечно, мисс Кейн, разумеется, — отвечал он, взяв себя в руки. — Все в порядке, не так ли? У вас нет проблем с жалованьем? Вас не затрудняет Хеклинг?
— Жалованье выплачивается вовремя, — сказала я. — И мои отношения с мистером Хеклингом, пожалуй, хороши в допустимых для этого человека пределах. Но должна признать, что предыдущая наша встреча — собственно говоря, единственная наша встреча — завершилась весьма неудовлетворительным манером.
— Да? — спросил он. — Как так?
— Мистер Рейзен, прибыв в Норфолк, я была счастлива получить работу, счастлива обрести дом. Счастлива начать жизнь заново после папенькиной кончины. Ныне же я понимаю, что согласилась занять свое место, надлежащим образом не поразмыслив. Я должна была задать немало вопросов — да и немало вопросов должны были задать мне. Но так уж оно сложилось, и прошлого не изменишь. Однако теперь, пробыв здесь несколько недель и обустроившись, вынуждена сознаться, что меня одолевает… — Я умолкла, подбирая верное слово.
— Любопытство? — подсказал он. — Недоумение?
— Тревога, — сказала я. — Имели место несколько необычайных происшествий, и, говоря по чести, я не нахожу им объяснения, кое не понудит вас усомниться в моем душевном здравии. Я, впрочем, с вашего позволения, их пока отложу и обращусь к более практическим обстоятельствам. Мистер Рейзен, я хотела бы спросить вас напрямик и буду очень признательна, если вы прямодушно мне ответите.
Стряпчий медленно кивнул, и лицо его окрасилось волнением. Быть может, он постиг, что дальнейшее притворство тщетно. Он слегка развел руками, двумя пальцами извлек крошку табака из зубов и вновь сунул в рот трубку. На миг его облик растворился в сером дымном облаке.
— Спрашивайте, мисс Кейн, — обреченно промолвил он. — Не могу вам обещать, что отвечу. Как вы понимаете, я связан обязательством хранить некую конфиденциальность касательно своих клиентов. — Он слегка вздохнул и, по видимости, смягчился. — Но прошу вас, спрашивайте. Обещаю предоставить вам ответ, если смогу.
— Мистер и миссис Уэстерли, — сказала я. — Родители моих подопечных. Где они?
Он кивнул и отвернулся. Я могла бы поклясться, что он ничуть не удивился — именно этого вопроса он и ждал.
— Вы пробыли у нас в деревне уже несколько недель, — сухо отметил он.
— Совершенно верно.
— В таком случае меня немало удивляет, что вам потребно задавать подобный вопрос. Видите ли, я прожил в Годлине всю жизнь и всегда полагал, что сплетничают здесь превосходно. В вопросах передачи сведений я полагаюсь на местные сплетни более, чем на Королевскую почтовую службу.
— Я осведомлялась о родителях Изабеллы и Юстаса у нескольких людей, — сказала я. — Но всякий раз мне отвечали враждебностью и упрямым молчанием. Стоит мне произнести «супруги Уэстерли», как все меняют тему беседы. Не успею я и глазом моргнуть, как мы обсуждаем погоду, или цены на урожай, или шансы мистера Дизраэли стать премьер-министром. [27]Все, от девушки в чайной до викария в церкви, дают мне один и тот же ответ.
— Какой же?
— Спросите мистера Рейзена.
Он рассмеялся:
— Что вы и делаете.
— Да. Что я и делаю. Спрашиваю мистера Рейзена.
Он с шумом выдохнул, встал, подошел к окну и выглянул на двор, где в углу, заметила я, уже пламенела листва дикого клена. Обок росла вереница весьма замечательных розовых кустов — любопытно, кто за ними ухаживает, он сам или мистер Крэтчетт. Я, впрочем, решила не прерывать ход его мыслей; казалось, в эту минуту он раздумывал, поведать ли мне правду, и, если поторопить его решение, я так ничего и не узнаю. После долгого молчания он воззрился на меня до того серьезно, что я сполна ощутила, каково это — явиться пред его очи обвиняемой.
— То, что я готов вам изложить, мисс Кейн, — начал он, — записано в публичных документах, а посему нарушением конфиденциальности не грозит. Правду вам сказать, я удивлен, что вы этого еще не знаете, — чуть более года назад газеты раздули из этой истории некий скандал.
Я нахмурилась. Говоря по чести, невзирая на красивые слова, я никогда не заглядывала в газеты. Я, разумеется, поверхностно следила за политикой. Я помнила, как зовут премьер-министра и министра внутренних дел. [28]Я немножко знала о войне в Пруссии [29]и покушении в Киеве, [30]поскольку эти предметы обсуждались в учительской Святой Елизаветы. Но в остальном я, пожалуй, пребывала в неведении касательно новостей современности.
— Родители этих детей… — промолвил мистер Рейзен. — Вероятно, мне надлежит начать с мистера Уэстерли. Я, понимаете ли, знал его с детства. Мы вместе учились. Мы росли почти братьями. Мать моя умерла, когда я был мал, и мой отец воспитывал меня один. А поскольку служил он только у мистера Уэстерли, мы с Джеймсом были вместе с ранних лет.
— У меня похожая история, — заметила я. — Моя мать умерла, когда мне было девять.
Он кивнул и, похоже, слегка ко мне потеплел.
— Значит, вы имеете представление о том, каково расти в обществе одного лишь отца. Как бы то ни было, Джеймс в детстве много озорничал, но вырос замечательно добросердечным и заботливым молодым человеком, очень начитанным, в деревне всеми любимым. Отец его, старый мистер Уэстерли, был кремень, однако его не в чем упрекнуть. Располагая средствами и обязанностями, невозможно водить дружбу со всеми подряд. Он задумывал женить Джеймса на девице из Ипсвича, дочери землевладельца, но судьба решила иначе. Времена все-таки не феодальные. Джеймс не желал слушать, на ком ему дозволено жениться, а на ком не дозволено. Как вы знаете, в конце концов он женился даже не на англичанке.
— Изабелла упоминала, — сказала я, — что ее мать из Испании.
— Именно так. Джеймс на полгода уехал в Мадрид — надо полагать, лет четырнадцать назад — и там влюбился. Девушка была, разумеется, никто. Семья ее ничего собой не представляла. Имел место некий скандал, обсуждать каковой было бы весьма неделикатно, однако Джеймса прошлое ее семьи не волновало. Он хотел жениться на Сантине — так звали эту девушку, — и она, похоже, тоже хотела выйти за него. Словом, он привез ее в Норфолк и представил отцу. Надо ли говорить, что поднялась немалая суматоха, старик заявил, что жениться им нельзя, но дело было сделано. Девица уже надела на палец кольцо. Все, конечно, ужасно расстроились, но старый мистер Уэстерли, кремень кремнем, решил, что переламывать сыновнюю волю не станет, со временем его простил и даже бывал любезен с невесткой.
— То есть охлаждения не случилось? — уточнила я.
— Случилось, — признал он. — Однако ненадолго. Едва страсти улеглись, все примирились. И Сантина искренне старалась со всеми подружиться. Глубоко почитала старого мистера Уэстерли, завела друзей в деревне. Принимала участие в здешней жизни. Первое время это была почти ничем не примечательная семья. Все полюбили Сантину, хоть она и была чужеземкой, и дела шли хорошо.
Я задумчиво кивнула. Чужачка, иностранка — здесь, в деревне. Селится в поместье. Надо полагать, жизнь новоиспеченной миссис Уэстерли была нелегка.
— Вы живописали совершенную идиллию, — сказала я. — Отчего же я предчувствую, что она вот-вот пойдет прахом?
— Вы очень проницательны, мисс Кейн. Спустя год или около того мистер Уэстерли скончался, и Джеймс унаследовал все. Сантина носила под сердцем дитя, а спустя несколько месяцев, когда она родила дочку Изабеллу, все переменилось. Поразительное дело. Помню, я видел ее в Годлине за несколько дней до разрешения от бремени, а затем — когда Изабелле исполнилась неделя, и мог бы поклясться, что это были две разные женщины.
— Поясните, пожалуйста, — насторожилась я.
Он задумчиво нахмурился; я видела, что воспоминания причиняют ему немалое страдание, но он хочет выразиться как можно точнее.
— Моя супруга купила подарок на рождение Изабеллы, — сказал он, вновь сев в кресло и поглядев мне в глаза; лицо его болезненно кривилось. — Маленькую игрушку. Ничего особенного. Мы поехали в Годлин к чете Уэстерли, а когда добрались, Сантина не вышла к нам из спальни и Джеймс отправился за нею наверх, оставив меня и мою супругу наедине с ребенком. Шарлотта отлучилась в дамскую комнату, а спустя минуту Изабелла проснулась и, надо думать проголодавшись, заплакала. Поймите, мисс Кейн, у меня тоже есть дети, я умею обращаться с младенцами и горжусь тем, что, в отличие от прочих представителей моего пола, вполне готов утешить плачущее дитя. Ребенок отчаянно рыдал, и я, разумеется, хотел взять девочку на руки. Но едва я наклонился и подхватил ее из колыбели, вошла Сантина и, увидев, что я делаю, закричала. Кровь застыла у меня в жилах! Мне никогда не доводилось слышать ничего подобного. Я не понял, в чем беда, и потрясенно застыл. Даже Изабелла умолкла — столь пронзителен и ужасен был вопль ее матери. Тут вернулся Джеймс, поглядел на нас, недоумевая, что произошло, а я уложил Изабеллу в колыбель, ушел, добрался до парадных дверей, где вскоре меня отыскала Шарлотта, и мы велели Хеклингу подать нашу коляску. Все это совершенно сбило меня с толку. Я чем-то огорчил Сантину — однако чем? Я ничего не понимал.
