– Знаю, – кивнула я, всё ещё не зная, что сказать.
Дядя Клэр зачастую судил предвзято и высказывался резко, но на сей раз он не ошибся: мы с миссис Аклтон принадлежали к совершенно разным кругам. Будь она такой же леди или, напротив, прислугой, меня выручили бы сотни давно затверженных правил и схем. Но при мнимом равенстве по закону и колоссальной пропасти в действительности учебник по этикету советовал одно, а сердце и здравый смысл – совсем иное.
– Леди Виржиния, – продолжила между тем миссис Аклтон, не глядя на меня. – Примите мои искренние извинения за безобразную сцену, которая…
Если раньше я колебалась, то теперь за долю мгновения нащупала нужный путь, словно встала на место недостающая деталь головоломки.
– Нет, миссис Аклтон, это вы примите мои сердечные извинения, – шагнула я вперёд и сжала её руки, мокрые и красные от горячей воды и мыла. – Замечание сэра Клэра Черри было непростительно грубым. А что касается мистера Норманна, то мне ли не знать, насколько бестактно он ведёт себя порою! Друзьям и родственникам мы прощаем многое, разумеется. Но вам ни тот, ни другой не приходятся близкими людьми. Вы вправе сердиться. Однако мне кажется… – тут я сделала многозначительную паузу, привлекая внимание к окончанию фразы – …в другое время вы никогда бы не опустились до шутки с солью. Что с вами случилось?
Она замерла, по-прежнему глядя в сторону. А затем светлые глаза её потемнели, и по щекам покатились слёзы. Раньше мне казалось, что это выражение – исключительно книжное, в жизни так не бывает, но сейчас не могла подобрать иных слов.
– Леди Виржиния… Я боюсь, что мой Фрэнк станет следующим. Сперва мистер Янгер, затем Джон Кирни, теперь мистер Меррит… – Она отняла пальцы от моих ладоней и прижала к губам – сильно, до белых пятен.
На притворство это походило меньше всего.
Кухня располагалась в подвале; подслушать нас никто не мог иначе, как подобравшись по скрипучей лестнице. Потому я чувствовала себя в безопасности, задавая скользкий вопрос:
– Скажите, миссис Аклтон, как вам пришла в голову такая мысль? Или кто-то намекнул на подобный исход?
Она отстранилась и тяжело оперлась на стол. Щёки её теперь были того же цвета, что и руки.
– Я всё поняла, когда погиб Джон Кирни. И начала бояться уже тогда. А то, что случилось с мистером Мерритом, лишь подтвердило догадку.
Дальше мы ступали на тонкий лёд; в любой момент миссис Аклтон могла пожалеть о своей откровенности. А Эллису вряд ли стоило после сегодняшнего рассчитывать на искренние ответы на допросе, даже если он выложит на стол предписание из Управления спокойствия Бромли.
– Неужели вы тоже считаете, что виновато проклятие? – осторожно спросила я, словно невзначай прикасаясь к её плечу.
Миссис Аклтон покачала головой:
– Нет, что вы. Хотя в деревне и болтают о каком-то проклятом сокровище, думаю, это досужие сплетни. Мне кажется, дело в деньгах мистера Меррита.
– Деньгах?
– Да, – кивнула она. – Не хотелось бы скверно говорить о мертвеце, но мистер Меррит в последнее время совершил много дорогих покупок. А ещё Фрэнк рассказывал мне, как мистер Меррит хвастался после пинты эля, что-де припрятал дома кругленькую сумму. И что якобы скоро мы все очень, очень удивимся. Ещё один человек видел его в ломбарде. Не здесь, у нас-то здесь ломбардов не водится. В городе.
«Кто именно?» – хотела поинтересоваться я, но побоялась, что такой вопрос насторожит её раньше времени, и вместо этого сказала:
– В ломбарде? Удивительно… Неужели закладывал что-то?
– Думаю, наоборот, выкупал, – вздохнула миссис Аклтон, вытирая лицо. – Там можно приобрести милые вещи не так уж дорого. А тогда, в «Косом Келпи», он как раз хвастался покупкой – женскими серёжками. Я всё размышляла, откуда у него взялись деньги на такую безделицу? Неужели запускает руку в средства, предназначенные для ремонта… Ох! – спохватилась она и испуганно взглянула на меня. – Простите, леди Виржиния. Я, кажется, дурного наговорила. Никто ведь не доказал, что мистер Меррит сделал что-то плохое.
– Любой бы на вашем месте подумал так же, – поспешила я успокоить её. – Слухи о богатстве, дорогие и бессмысленные покупки, хвастовство… Не пойму только, отчего вы решили, что люди погибают из-за денег мистера Меррита.
Миссис Аклтон помрачнела. Глаза её снова повлажнели.
– Так ведь Меррит похвастался богатством, когда выпивал в «Косом Келпи» вместе с мистером Янгером, Джоном Кирни и моим Фрэнком! – тихо, но яростно прошептала она. – Фрэнк тогда порядочно набрался и не помнит ничего, кроме той самой фразы про то, что скоро мы все ещё не так удивимся. А вдруг мистер Меррит проговорился тогда, где его богатства лежат? А кто-то услышал? И теперь их всех по одному… – она вновь осеклась и застыла статуей. Я долго не знала, что сказать, а затем погладила её по плечу:
– Не бойтесь. Здесь мистер Норманн и, уверена, он уже близок к разгадке. Не позволяйте унынию брать верх над вами! Вы нас так напугали сегодня, когда вдруг выбежали из дома, – добавила я, надеясь узнать хоть что-то ещё напоследок.
И мне повезло.
– Я сама себя напугала, – тихо созналась миссис Аклтон. – Мне так хотелось распахнуть дверь и закатить скандал, безобразный скандал… А потом я поняла это устыдилась. Что бы моя мать сказала, если б меня тогда увидела… Я поняла, что вот-вот с ума сойду, и побежала в церковь. Не то чтоб я была человеком набожным… Просто там запахи такие, цветы всюду сухие лежат. Дышится легче. И отец Адам… Он только кажется строгим, а на деле добрый. Выслушал меня и сказал, чтоб я возвратилась домой и повинилась перед теми, кого обидела. Только вот мистер Норманн уже ушёл.
– О, не беспокойтесь, – ободряюще улыбнулась я. – Для того, чтобы задобрить мистера Норманна, достаточно вкусного пирога… А у вас пироги изумительные.
Она слабо улыбнулась в ответ и кивнула. И лишь глаза у неё оставались больными и тёмными, как и прежде.
Моей отлучки будто бы никто не заметил. Паола по-прежнему читала сказку. Лиам после дневных переживаний дремал, свернувшись в кресле уютным клубком. Лишь Мэдди обернулась, когда я вошла.
Но обернулась – и только.
Ближе к полуночи ветер окончательно разогнал тучи. Желтоватая, слепяще-яркая луна плыла в небе, абсолютно прозрачном, но столь глубоком, что оно казалось иссиня-чёрным. Дом затих и уснул – от подвалов до крыши. Визгливые доски в дальней комнате перестали скрипеть; видно, даже Клэр в конце концов устал ходить из угла в угол и лёг в кровать. Давным-давно задремала и Мадлен.
А я так и стояла, укутавшись в одеяло, и смотрела за окно через щель в рассохшихся ставнях. Мысли оставались кристально ясными – почти как ночное небо. Всё вокруг казалось бесконечно значительным: звук чужого дыхания, запахи пыли и старой ткани, искристо блестящий снег, пронизывающий холод, что тянулся с улицы… Если не моргать слишком долго, то луна постепенно начинала расплываться.
Фрагменты разговоров переворачивались в голове и играли новыми смыслами, как стёкла в калейдоскопе.
«…в деревне болтают о проклятом сокровище…»
Миссис Аклтон была уверена, что людей убивали из-за денег мистера Меррита. Но что-то не давало мне принять это объяснение, такое удобное и простое… Граница между сном и явью истончалась. Небо из вогнутой линзы вдруг обратилось выпуклой; луна задрожала, сорвалась со свода и рухнула на холмы, разбрызгивая искры. Я зажмурилась, а глаза открыла уже не в своей комнате, а посреди буковой рощи.
Здесь тоже царит ночь, только летняя, душная. Трава под босыми ступнями влажная от вечерней росы. Шепчутся высокие резные кроны, а в унисон с ними звучат два голоса попеременно, женский и мужской. Слова поначалу кажутся незнакомыми. Но вскоре смысл начинает проступать вторым слоем – совсем как дно озера, если долго вглядываться в тёмную воду.
– Они никогда не одобрят нас, – горным ручьём грохочет мужской голос.
– Тебе есть до этого дело? – шелестит женский.
– Конечно, нет.
И оба они – и незнакомец, и незнакомка – смеются. Ощущение чистого, наивного счастья плывёт в воздухе ароматом цветов, плавится на языке привкусом нектара. Я невольно тянусь за ним, пытаясь уловить больше, прочувствовать полнее. Буковые ветви расступаются, открывая путь к подножью холма. Над пологими склонами курится белый дымок, хотя костров нигде не видно.
А те на вершине сидят рука об руку те двое, чьи голоса точно песни ручья и высоких трав. У него волосы цвета кофе и такие же тёмные глаза; от его рук пахнет хищным железом и дымом. От неё пахнет чем-то терпким и острым – то ли землёй, то ли дубовыми листьями, то ли солёной кровью; странным образом всё это складывается в притягательный, обволакивающий аромат. Волосы у неё светлые до белизны.
