Софья Ролдугина - Пряный кофе

– Из лучших побуждений, – улыбнулась я.

– Значит, война отменяется, – подытожил Лайзо и вдруг нахмурился, точно припомнив что-то. – Илоро сегодня придёт… Эллис то есть. А может, и не придёт, если дела задавят. Он вроде как отчёты дописать должен, по утопленницам-то по своим, с которыми три недели носился. Успеет – так заглянет. Вроде поговорить о чём-то хочет, про театр какой-то.

– Что за театр? – насторожилась я. Ни о чём подобном Эллис в последнее время не упоминал. Да и меня тоже нельзя было назвать заядлой театралкой.

– Я и не понял толком, – сознался Лайзо. – Если он сам придёт, то расскажет, а сейчас-то что толку догадки городить?

В этом был свой резон. Мне ничего не оставалось кроме того, как набраться терпения, благо в кофейне всегда было чем занять свой ум. С приходом холодов в Бромли возвратилась и большая часть общества. Хотя официально Сезон начинался гораздо позже, ближе к Сошествию, на деле город оживал раньше. Столик для постоянных гостей редко теперь пустовал. К завсегдатаям, вроде ла Рона, миссис Скаровски или Эрвина Калле, присоединялась теперь зачастую леди Хаббард. После того, как мы сблизились во время путешествия на «Мартинике», она считала своим долгом навещать меня по меньшей мере раз в четыре дня. Сегодня, впрочем, её не было, зато Луи ла Рон пребывал в исключительно оживлённом настроении.

– Вы только посмотрите, леди Виржиния! – выкрикнул он вместо приветствия, потрясая смятой газетой. – Он наносит ответный удар!

– Кто наносит удар? Добрый вечер, – улыбнулась я присутствующим и вновь повернулась к журналисту. – Не томите же, отвечайте.

– Кто? Этот человек с тысячью лиц! «Обеспокоенная Общественность», «Ироничный Джентльмен», «Остроум», «Призрак Старого Замка», «Ворчливый и Саркастический, но искренне Ваш» – нынче у него новое имя. Вот, полюбуйтесь – «Любезная Ехидна»!

– Это вы ко мне так обращаетесь? – не удержалась я от шутки. Раздались смешки, и ла Рон побагровел – смущался он редко, но если уж попадал в неловкую ситуацию, то сразу же терялся. Воистину, странное качество для журналиста… – Простите, кажется, то была неудачная острота. На самом деле я поняла, что вы говорите о новом псевдониме. Прошу, не сердитесь и передайте мне газету – я горю желанием ознакомиться с новым опусом вашего зловещего оппонента.

Статейку я прочитала быстро. Почерк Остроума действительно угадывался с первых строк, но само содержание опуса не было таким уж вызывающим. «Любезная Ехидна» лениво прикусила пятки самых известных журналистов Бромли, особо уделяя внимание некоему «любителю поиграть в детектива». По расплывчатому описанию в этом любителе не без труда угадывался ла Рон.

– Вы попытались его разоблачить? Остроума, я имею в виду, – поинтересовалась я, откладывая газету.

– Попытался, – ворчливо признал ла Рон. – По просьбе вашего друга, между прочим. Детектива Норманна. Но клятый Остроум просто неуловим! Мечтаю о том дне, когда кто-нибудь более проницательный, чем я, раскроет его инкогнито.

– Это было бы интересно, – согласилась я.

– Жду не дождусь… Ох, лёгок на помине! – воскликнул вдруг ла Рон.

– Остроум? – недоумённо поинтересовалась миссис Скаровски, сидевшая рядом со мною.

– Нет, – покачал головою ла Рон и указал на дверь. – Детектив Норманн.

На пороге кофейни действительно стоял Эллис – собственной персоной.

Мэдди, уже заранее предупреждённая о визите детектива, быстро накрыла столик за ширмой. Однако Эллис выглядел таким измученным, что даже запечённый в горшочке паштет под шапкой из картофеля и зелени не произвёл на него должного впечатления. Меланхолично вертя в руках вилку, детектив глядел в одну точку. Под глазами залегли свинцовые тени.

– Это из-за утопленниц? – посочувствовала я ему, когда Мадлен торопливо упорхнула на кухню. Эллис точно очнулся от раздумий.

– Утопленницы? Нет, не в них дело, хотя побегать мне пришлось изрядно… Дело было лёгкое. Убийства из-за денег особой изощрённостью не отличаются, если, конечно, мы говорим не о высшем свете. У меня… как бы выразиться… личный интерес.

Тут мне стало по-настоящему любопытно. Когда Эллис в последний раз говорил о «личном интересе», речь шла об убийстве воспитанников из приюта святого Кира Эйвонского. Неужели снова?..

– Личный?

– И ваш личный интерес тоже, пожалуй, – улыбнулся он, несколько оживая. – Я давно откладывал одно дело, а тут мне словно судьба намекает… Вы знали, что на месте театра Уиллоу собираются строить швейные мастерские?

– Мастерские на месте театра? Странно звучит, – откликнулась я машинально, вспоминая, где находится упомянутый театр. – В таком месте… В какой-нибудь салон я бы скорее поверила.

– Неважно, – отмахнулся Эллис и выжидающе уставился на меня. – Вы что, правда не помните, Виржиния? Ну и ну. Это же в Уиллоу чуть не сгорела ваша компаньонка, Мадлен Рич. То самое место, где для неё всё началось – и едва не закончилось навсегда. И знаете, что я думаю? Это лучшая точка отсчёта… для моего расследования.

Я отпила кофе и едва не поперхнулась – вместо сахара в нём почему-то оказалась соль. Соль и сливки – ужасное сочетание.

– И что же вы собираетесь расследовать?

Глаза у Эллиса стали что ноябрьский лёд.

– Мадлен признавалась, что частично потеряла память после того пожара. Она не знает, где её семья, откуда она родом… Я хорошо представляю, что это такое – не знать своих корней, и… и… На Сошествие я хочу сделать ей подарок. Виржиния, вы поможете мне докопаться до правды?

Я помедлила всего несколько секунд, прежде чем решительно ответить:

– Нет.

– Тогда я рассчитываю на вашу помощь. Мне бы перемолвиться словечком с… Виржиния, что-что вы сказали?

– Я сказала «нет», – у меня вырвался вздох. – Не уверена, что это хорошая затея, Эллис. Конечно, мне хотелось бы знать о Мэдди больше, но вот сама она не любит вспоминать о прошлом. Когда бабушка… то есть леди Милдред нашла её, то Мадлен была в ужасном состоянии. У неё до сих пор осталось множество следов от ожогов и ран, к счастью, не на лице. Вы ведь заметили, что она никогда не носит платья с коротким рукавом, даже в летнюю жару? – спросила я, и Эллис покачал головой. – Впрочем, неважно… Леди Милдред немного расспросила о Мадлен тех, кто работал вместе с ней, но многие к тому времени уже разъехались по провинциальным театрам. Рассказы были очень противоречивыми, а одна пожилая актриса даже назвала её «истерической особой» – это Мадлен-то! Сама Мэдди утверждала, что потеряла память, но… – я умолкла. Эллис понимающе кивнул:

– Но сейчас вы в этом сомневаетесь, – заключил он и подвинул к себе горшочек с паштетом. – А я уверен, что память Мадлен не теряла. И хочу понять, почему она утверждает обратное… У меня есть подозрения, Виржиния – пока только подозрения, поэтому излагать подробности я не буду, – что ваша Мадлен считает себя виновной в серьёзном преступлении. Поверьте, я многое повидал на своём веку и таких людей сразу узнаю.

Я задумчиво помешала несъедобный кофе. В чём-то Эллис был прав. Мне самой иногда казалось, что у Мэдди есть какие-то мрачные тайны. Слишком уж непохожа она была на обычных девушек. Не боялась преступников, могла ударить человека ножом… Ловкость её граничила с акробатической, а наблюдательность, умение держать лицо и явная осведомлённость о некоторых не слишком светлых сторонах жизни напоминали мне о повадках Лайзо.

– Предположим, расследование будет успешным. И что дальше?

Эллис откликнулся сразу, точно ожидал подобного вопроса и заранее продумал ответ:

– Зависит от результатов. Если тайна окажется такой, что её раскрытие навлечёт беды на Мадлен, я… я уничтожу все результаты. – Окончание фразы детектив точно через силу выговорил. – Если же раскрытие секрета пойдёт лишь на пользу, как в случае с Паолой Бьянки, я освобожу Мадлен от её ноши.

«Нужна ли ей такая свобода?» – подумала я, а вслух сказала:

– Но тогда расследование больше похоже на подарок вам, а не Мэдди.

– Что поделать, – развёл руками Эллис и улыбнулся. – Я страшный себялюбец.

– Шутите?

– Отнюдь. Виржиния… Поймите меня правильно. Мадлен может лгать о том, что она потеряла память, а может говорить правду, но ясно одно – она поставила на своём прошлом крест. Отказалась от всего – и от хорошего, и от плохого. И, поверьте, покоя ей это не принесёт.

– Вы судите по себе, Эллис? – вырвалось у меня. Я прикусила язык, но было поздно.

– Отчасти, – ровным голосом ответил детектив. Глаза у него сейчас были пугающе тёмные. – Я, наверное, разбалован вашей безусловной поддержкой, поэтому не ждал отказа и сейчас. Попрошу только об одном: подумайте о моём предложении. Я вернусь через неделю или около того. Если измените мнение – тогда поможете мне встретиться с одним человеком.